Второй полет Гагарина (СИ) - Матвиенко Анатолий Евгеньевич
Последняя ночь дома…
— Ты возьмёшь что-нибудь от нас? Игрушку ксюхину. Как амулет на счастье.
Уснуть мы не могли долго. Ксюша тоже долго не хотела успокаиваться, чувствовала что-то.
— Если суну в скафандр её любимого плюшевого зайца, он после приземления будет стоить миллион долларов.
— Возьми! Не продадим, себе оставим.
— Нет, милая, не получится. Каждый грамм на счету. Со мной только ваша фотка шесть на девять.
— Прикрепишь её к обшивке отсека изнутри?
— Нет, будет за пазухой. Вибрации, знаешь ли. Отклеится и попадёт куда не надо — быть беде.
— Ладно…
Кстати, мысль о зайце мне понравилась. Я всё же взял его с собой. Маленький, с ладонь. Понятно, что не протащу на корабль, но кто проверит после приземления? Алла подкинула здравую идею.
Наверно, ещё час или два болтали о чепухе. За три дня до всемирно-исторического события? Да и хрен на него. Если бы думал только о полёте, свихнулся бы. Любимая женщина и спокойная семейная обстановка позволяют удержать душевное равновесие даже перед столь экстремальным испытанием.
Прав был Каманин, предпочитая при наборе в отряд женатых кандидатов. Или всё же не прав? Не могу решить.
Глава 14
14
Я трижды присутствовал при запуске ракеты-носителя «Союз» и каждый раз думал, что могу любоваться этим зрелищем неограниченное число раз. В США иначе, там с самого начала программы «Меркури-Редстоун» время пусков всем известно заранее, космодром на мысе Канаверал гораздо ближе к обжитым местам, чем Байконур, да и зрителей допускают слишком близко, в случае взрыва ракеты-носителя на небольшой высоте их элементарно побьёт обломками. Американское счастье, что «Челленджер» рухнул в море, иначе мало бы не показалось никому.
«Семёрка» с кораблём «Восток-1» значительно короче «Союза», но разница была бы заметна, поставь их рядом. Моя ракета с поэтическим названием «восемь-ка-семьдесят два-ка» ростом примерно с двенадцатиэтажный дом, сооружениями такой высоты никого не удивить в Москве шестьдесят первого года. Но когда вышли из автобуса, при виде её я не мог сдержать волнения и даже, признаюсь, лёгкой дрожи.
Предрассветные сумерки. Ракета смотрится тёмной, особенно головная часть, и даже несколько зловещей, если вспомнить её первоначальное назначение в качестве баллистической межконтинентальной. Марево от испаряющегося жидкого кислорода придало ей киношную таинственность.
Я мог ни во что не вмешиваться, надеясь, что всё закончится как в известной версии истории, когда Гагарин, имея превосходные шансы погибнуть из-за множества неисправностей и недоработок, тем не менее, выжил. Но, вжившись в его образ и характер, не мог смолчать, и мой «Восток-1» в мелочах отличается, что заставляет лишний раз нервничать: не навредили ли кораблю улучшения.
Доработано отделение приборного отсека. Введены дополнительные функции ручного управления. Выброшена вся колченогая система обработки воздуха, зато добавлен дополнительный баллон. В общем, мы свернули с опробованного пути в чащу неизведанного.
На шлеме моего скафандра не было от руки намалёванных букв СССР, я заранее подсуетился, чтоб на рукаве выше локтя красовался серпасто-молоткастый красный государственный флаг, специально обратил на это особое внимание. У американцев даже на форме обычных лётчиков непременно пришит красно-синий полосатый матрац с белыми звёздами, почему мы стесняемся? Или меньше гордимся нашими государственными символами?
В остальном, если записать видео с того и с моего гагаринского старта, вряд ли удастся найти много отличий. Те же провожающие, включая Королёва и Каманина, то же выражение лица Титова, одетого в аналогичный скафандр: а вдруг всё-таки мне доверят лететь, довольно равнодушный внешне Нелюбов в обычной повседневке. Пардон за подробность, я расстегнул скафандр и на дорожку брызнул на колесо автобуса, потом восстановил уплотнение, надел и перчатки. Не пил полсуток перед стартом, жажду утолю на орбите. Да, знаю, рождаю примету: перед полётом задрать лапку у колеса — на счастье. Другие традиции появятся позже, например, смотреть «Белое солнце пустыни», пока что этот фильм вообще не снят. Космонавты — крайне суеверные люди, как все в опасной профессии. Если разойдётся про игрушечного зайца, каждый попытается протащить сувенир на борт.
Вроде бы закончили. Каманин стукнул по плечу, и я поплётся к лифту. К славе, смерти, бессмертию… Понятия не имею, голова была занята текущими проблемами.
Меня отрезали от земной атмосферы в самый последний момент, осталось времени только, чтоб завернуть люк, удалось лишь с второй попытки, проверить герметичность и персоналу покинуть стартовую, пока не началось отведение мачт. Часа два провёл лёжа до старта, Каманин и Королёв пытались меня отвлечь и развлечь, я их тоже.
Ничего. Шепард, говорят, лежал (или будет лежать в этом мире) во много раз больше, обделавшись в скафандр.
Что там пел настоящий Гагарин? Вроде бы «Ландыши». Я их не помнил. Но петь надо было, демонстрируя ровное состояние духа. В эфир, пусть не в лучшем исполнении да искажённая помехами, понеслась горячо любимая песня «Отпусти тормоза, и земля на мгновенье замрёт», пусть простит меня Олег Неменок, которому предстоит сочинить и спеть её гораздо позже.
Мой вокал не отвлёк персонал от серьёзных дел, возможно, у кого-то вызвал улыбку. Королёв отругал невидимого мне инженера словом «мерзавец» за слишком навязчивую проверку связи. И, наконец:
Ключ на старт.
Продувка.
Дренаж.
Отошла кабель-мачта.
Зажигание.
Подъём!
Ракета задрожала. Я прокричал «поехали!». Потом будут считать, что экспромтом, хоть реплика отрепетирована, как у Армстронга на Луне «маленький шаг для человека» и так далее.
Признаюсь, на тренажёрах нас готовили к худшему, создавая «запас прочности». Сражаясь со слоником, наступившем на грудь, я не ограничивался репликами в духе «полёт нормальный», «самочувствие нормальное», а пробовал вслух сравнивать с ощущениями, испытанными на земле. Конечно, они отличались. На центрифуге не трясло, а на виброустановке не плющило от перегрузки. Говорить было очень трудно, кроме того, старался не пропустить миг, когда должно обрезать тягу третьей ступени.
Как только отошли четыре боковых ускорителя, перегрузка отпустила и вибрации стали меньше. Никто ещё на Земле не придумал ракетный двигатель исполинской мощности, батарея из движков, что у нас, что у конкурентов, поёт хором, и малейшая неслаженность в таком хоре и создаёт проблемы, каждая камера сгорания норовит генерировать колебания в несколько десятков герц частотой.
— Кедр, я — Заря. Самочувствие нормальное. Время до отделения от третьей ступени вышло!
— Заря, я — Кедр. Дублировать команду в ручном режиме.
Это то, чего не было в известной ранее версии «Востока». Я протянул руку и перещёлкнул тумблёр. Индейская хижина — фигвам называется. Тяга не исчезла. Значит, неисправность не в системе управления, а в исполнительном механизме на самом двигателе. И он забросит меня, спасибо, дорогой, куда выше желаемой орбиты. Настоящего Гагарина, похоже, об этой проблеме не ставили в известность, не торопились расстраивать. Я проявил инициативу, но ничего не изменилось. Наконец, наступила невесомость. То есть сработал какой-то таймер или просто выработалось топливо.
— Кедр, я Заря. Самочувствие нормальное, все системы работают штатно. Третья ступень отошла позже назначенного времени. Предполагаю, нахожусь на высоте выше расчётной.
Искажения не позволили оценить, насколько взволнован Королёв. Он только пообещал, что время вхождения в плотные слои атмосферы будет пересчитано в связи с возросшей высотой.
Ясно. Меня закинуло на сотню километров дальше или около того. Неприятно, но не смертельно и ожидаемо. В космосе нет крыши над головой, небесной тверди, не врежусь. Да и околоземная орбита не загажена мусором. Пока.
Трещал без умолку, рассказывая об увиденном в иллюминатор, как мантру повторял слова «самочувствие нормальное», «все системы работают штатно». И в самом деле, когда «Восток» начал движение по геоцентрической орбите, напряжение, давившее морально перед стартом, немного отпустило. Зная, сколько «семёрок» взорвалось или просто не набрало первой космической, отдавал себе отчёт, что пройден весьма опасный этап. А вот что ждёт впереди…
