Андрей Валентинов - Овернский клирик
– Ансельм, не надо! – крикнула Анжела, но итальянец лишь рассмеялся и скрылся в тени. Мы молча ждали, прислушиваясь к шороху и легкому стуку камней. Наконец Ансельм вынырнул наружу, и вид у него был весьма удовлетворенный.
– Брат Петр! Долго эта нежить здесь орудовала?
– Мы у костра сидеть… сидели. Мы шум слышали… – осторожно начал Пьер.
– Недолго, – вмешалась Анжела. – Мы услышали шум, и отец Петр решил посмотреть. Я его уговаривала…
– Ого! – восхитился Ансельм. – Ты, брат Петр, герой!
Спорить не приходилось.
– Я молитву прочитал, – солидно заметил нормандец. – Я помню… помнил… как отец Гильом демона крестом гнать… гнал.
– И будет гнать! Так вот, отец Гильом, наш скромный демоноборец их, похоже, спугнул. Камней накидано порядком, но пролезть можно.
Тут уж и я заинтересовался. В демонских логовах бывать еще не приходилось, к тому же нелюди не зря пытались забросать вход.
– Не надо! – внезапно произнесла Анжела. – Святые отцы! Ради Господа! Не ходите туда! Там смерть.
– Это какая? – итальянец подмигнул Пьеру. – С косой? Дочь моя, этого мало, чтобы слопать трех братьев из Сен-Дени! Не правда ли, отец Гильом?!
Я лишь вздохнул – доблестному отцу Ансельму еле-еле восемнадцать. Еще совсем недавно он скакал на деревянной лошадке…
Итальянец спрыгнул вниз и принялся снимать пояс, после чего кивнул Пьеру. Устав Святого Бенедикта, предписывающий нам подпоясываться веревкой, оказался очень к месту. Сняв свой пояс, я подошел к Анжеле:
– Дочь моя! Разумнее тебе рассказать все сейчас.
– Разумнее? – ее глаза сверкнули. – Вы так говорите всем, кого тащите на костер?
– На костер? Дочь моя, за ограбление ризницы никого не сжигают. Или… ты имеешь в виду что-то другое? Ведь тебе часто приходилось бывать в замке д’Эконсбефов?
Она отвернулась, не отвечая.
– Демон, которого я встретил возле Артигата, приходил из замка? Он приходил к тебе, дочь моя? Костер не грозит тем, кто не сделал ничего злого. Но Жанна де Гарр убита!
– Это была не Жанна де Гарр, – девушка резко повернулась, лицо побелело, губы сжались. – И вы это знаете! Потому что вы сами – демон!
– Ты чего сказать-говорить? – Пьер услыхал последние слова и угрожающе двинулся прямо на девушку, закатывая рукава. – Еретица безбожная! Да я тебя…
Я жестом остановил разъяренного нормандца. Уже второй раз меня считали нечистой силой. Эта девушка и…
– Тебе сказал это твой приятель? Косматый такой, с поясом?
– С каким? – Анжела оглянулась и отступила на шаг. – Я не знаю…
– Очень красивый пояс. С пряжкой в виде Феникса. Тот самый, который демон одолжил сеньору Филиппу д’Эконсбефу.
Девушка вновь оглянулась и внезапно бросилась бежать. Я остался на месте. Не только потому, что негоже монаху гнаться за юницей. Ее слова о костре начинали походить на правду.
Наверное, она неплохо бегала, но длинный нелепый плащ, который Анжела не догадалась скинуть, мешал. Послышался свист – Ансельм, в мгновенье скинув ризу, бросился вслед. Девушка была уже возле опушки, еще миг – и она скроется за деревьями, но край плаща зацепился за ветку. Анжела покачнулась, упала, попыталась вскочить – но Ансельм был уже рядом. Толчок – девушка вновь оказалась на земле, итальянец схватил ее за руку…
– Сволочь! Дьяволица!
Крик. Я поспешил к ним, заметив, как парень, прижимая ее голову к земле, другой рукой выворачивает кисть. Я знал этот прием – еще с тех пор, как мальчишкой дрался во дворе нашего замка.
– Говори, дрянь! Что вы задумали?
– Ансельм!
Девушка снова вскрикнула, но я успел схватить итальянца за руку.
– Брат Петр!
Нормандец, с невиданной сноровкой оказавшийся рядом, поспешил оттащить Ансельма в сторону. Я наклонился над девушкой. Анжела медленно приподнялась и застонала.
– Встань, дочь моя, – я убедился, что с ней ничего страшного не случилось, и повернулся к итальянцу: – Брат Петр, отпустите брата Ансельма.
Парень тяжело дышал. В его глазах горела ненависть. Вспомнилось то, что я слышал ночью: «Красивый злой мальчишка». Очень красивый мальчик. И очень злой.
– Брат мой, – я попытался говорить спокойно, понимая, что крик он просто не услышит. – Как-то вы сказали, что вы – великий грешник. Не знаю, что было с вами раньше, но сейчас вижу – это правда.
Я взглянул в его глаза – гнев уходил. Он слышал меня. Слышал – и мог думать.
– Вы – брат-бенедиктинец. Вы – сын Сен-Дени. Но я хочу напомнить о другом. Вы – дворянин, брат Ансельм. За то, что вы сделали, ваш герб полагается перевернуть, а вас – не пускать на собрания сеньоров.
Он слышал. Он понимал. В глазах мелькнула боль.
– А теперь все-таки вспомните, что вы монах. Она – ваша сестра во Христе. Вы хотели ее пытать. Просто дворянину я сказал бы, что на ее месте могла быть его сестра. Вам этого говорить не надо – она и есть ваша сестра. Понимаете?
– Отец Гильом, – тихо проговорила Анжела. – Не надо… Он не хотел…
– Нет, – Ансельм закусил губу, помотал головой и внезапно опустился на колени. – Я хотел этого. Я хотел тебя убить. И не потому, что ты – пособница демонов.
Он закрыл лицо руками, затем резко выпрямился:
– Отец Гильом! Брат Петр! Я желал зла этой девушке, потому что хотел ее саму. Это мой грех, и грех этот ввел меня в еще больший…
– Брат Ансельм! – растерянно прогудел Пьер. – Да как же…
– Простите меня… Простите меня, донна!
Наступила тишина, нарушаемая лишь шумными вздохами нормандца. Наконец Анжела грустно улыбнулась:
– Я прощаю вас, сеньор. Простите и вы меня.
Кажется, лишь достойный брат Петр не понял смысла последней фразы.
Три наших вервия, связанные вместе, оказались вполне пригодными для того, чтобы помочь перебраться через завал не только мне и Анжеле, но и не особо ловкому в таких делах нормандцу. Перед тем как пуститься в этот опасный путь, предусмотрительный Пьер наломал сухих сосновых веток, дабы не плутать в темноте. Сразу же за завалом, куда еще, проникал слабый дневной свет, мы вновь перепоясались и зажгли факел. Ансельм пошел впереди, мы с Анжелой – за ним, а Пьер составил арьергард. Перед тем как выступить, нормандец настоял на том, чтобы прочитать молитву Святого Бенедикта. Прочитал он ее сам – вслух и без ошибок.
…Широкий, ровный коридор. Колеблющийся свет факела падал на гладкие, словно полированные стены. Не удержавшись, я дотронулся рукой. Да, стены когда-то полировали. Я прикинул размеры прохода и покачал головой. Даже демонам довелось поработать не одну неделю.
Дважды слева и справа попадались боковые проходы, но своды их были значительно ниже – очевидно, мы шли главной дорогой. Пол казался чистым, но несколько раз я замечал небольшие камни, явно принесенные с поверхности. Постепенно проход стал пологим – мы начали спускаться вглубь, в недра горы.
– Что там? – шепнул я Анжеле, но девушка лишь помотала головой. Я понял – ей страшно. Мне самому было не по себе, но в моей жизни встречались походы и поопаснее. Хотя бы ущелье под Мосулом, где нас встретила засада из удальцов атабека. Вот там можно было и испугаться…
Спуск становился все круче. Слева встретился еще один боковой коридор. Внезапно Ансельм остановился:
– Шум! Вы слышите?
Слух у парня отменный – через несколько шагов я и сам начал различать неясные звуки, доносившиеся откуда-то из темноты. Я вновь повернулся к Анжеле:
– Вода, – тихо проговорила она. – Всего лишь вода.
Вскоре я понял – она права. Где-то впереди шумел поток. Подземные речки часто встречаются в пещерах, но эта пещера сотворена не Богом…
Внезапно Ансельм вскрикнул и помянул нечто, монахами обычно не поминаемое. Свет факела дрогнул.
– Ступеньки! Здесь, кажется…
Он не договорил, но я уже понял. Коридор кончился. Впереди была широкая лестница, ведущая вниз.
– Ого! – итальянец быстро сбежал по ступеням и присвистнул: – Вот это да!
«Это» оказалось действительно достойно внимания. Своды круто уходили вверх, стены расступились, исчезая во мраке. Зал – огромный, круглый, вымощенный ровными четырехугольными плитами. Шум воды стал громче.
– Факелы!
Брат Петр старался не зря. Четыре факела заставили тьму отступить, и удивление наше еще более возросло.
Зал был действительно огромен – во много раз больше нового собора Сен-Дени. Слева, у противоположной стены, из камня выбивался мощный поток, с шумом уходивший в большой круглый колодец. Над водостоком когда-то находилось вырезанное в камне изображение, но чьи-то руки постарались и здесь, уничтожив все. Эти же руки прошлись по стенам, оставив всюду следы зубила.
Зал оказался совершенно пуст, если не считать того, что находилось в центре. Вначале я никак не мог понять, что это. Большое, круглое, из цельного камня…
– Стол! – сообразил Ансельм. – Кровь Христова, стол!
