Вадим Давыдов - Предначертание
— Уже.
— Кстати, ваш браслет и хронометр придётся снять, потому что…
— Ни за что.
Он увидел, как у Рэйчел на скулах проступил румянец, и улыбнулся. Леди Рэйчел, подумал он. Я не знаю, на что готов, лишь бы не видеть никогда больше этого выражения на твоём лице. Но командовать у тебя не получится. И лучше тебе понять это сразу же. Прямо сейчас.
— Мне будет трудно выполнить мою работу, если вы не станете меня слушаться, — она в упор посмотрела на Гурьева. — Почему вы настаиваете?
— Потому что есть вещи, которые я не делаю ни при каких обстоятельствах. И если обстоятельства таковы, — что ж, тем хуже для обстоятельств. Давайте отступим от схемы «учительница и ученик», леди Рэйчел. И перейдём к схеме партнёрства. Потому что мне это нравится куда больше.
— Это обойдётся вам значительно дороже, — ядовито улыбнулась Рэйчел.
— Пустяки.
— Если бы я не дала слово помочь вам, — Рэйчел покачала головой.
О, подумал Гурьев, если бы дело было только в твоём слове, Рэйчел. О, если бы. Но он улыбнулся примирительно и кивнул:
— Я очень надеюсь на вашу помощь, леди Рэйчел. Очень. Правда.
Это подействовало. Рэйчел тоже улыбнулась в ответ:
— И тем не менее – никаких компромиссов?
— Я сниму хронометр.
— Браво. У вас просто талант. А знаете что? — Рэйчел вдруг просияла. — Вам не придётся снимать ваш дурацкий хронометр.
— Почему?!
— Потому что мы сделаем это модой, — она выпрямилась, и глаза её сверкнули так, что Гурьев зажмурился.
— Вы ведь шутите.
— Нисколько, — она повела плечами. — Это даже не будет выходить за рамки вашей легенды.
— Да-да, — подбодрил её Гурьев. — Это именно то, что мы собирались обсудить.
— Вы, Джейкоб Гур, — богатый молодой золотопромышленник с Западного побережья Соединённых Штатов. У вас есть какое-нибудь хобби? Лучше всего, если оно будет достаточно… Эксцентричным.
— Например?
— Начинающий неопытный коллекционер.
— Чего?
— Всего, — небрежно махнула рукой Рэйчел, и Гурьеву пришлось сделать над собой чудовищное усилие, чтобы не перехватить эту руку в воздухе и не прижаться к ней губами. За что он мысленно наградил себя орденом Подвязки. — Это на самом деле не так важно, Джейк. Именно всего. Поверьте, чтобы произвести впечатление на неопытного собирателя, многие салоны откроют для вас свои двери, в надежде не только покорить ваше неискушённое воображение, но и сбыть заодно какие-нибудь надоевшие или не особенно ценные безделушки.
— Насколько я понимаю, хобби – это именно то, в чём настоящий джентльмен должен достичь истинного профессионализма, в противовес тому, что почитается основным занятием. Я прав?
— Абсолютно, — кивнула Рэйчел, и в её взгляде вспыхнули удивление и – опять! — интерес. — А вы, однако, далеко не такой дикарь, каким хотите притвориться!
— Обещаю держать это в тайне от всех, кроме вас, леди Рэйчел, — Гурьев посмотрел на стремительно проносящиеся за окном пейзажи, словно сошедшие с полотен Гейнсборо, которого так любила мама. — С хобби не будет никаких хлопот. Это хобби – кузнечное дело, и, как следствие, коллекционирование холодного оружия.
— Ах да. Я должна была догадаться. Вы действительно разбираетесь в этом?
— Почти так же хорошо, как в лошадях. Впрочем, в вашей конструкции мне не нравятся в две вещи, леди Рэйчел. Америка и золото.
— Да? А что вы предлагаете?
— Венесуэлу и алмазы. Счастливчик, вычерпавший до дна кимберлитовую трубку и теперь буквально не знающий, что ему делать со всем этим невероятным богатством.
— Аргументируйте, — нахмурилась Рэйчел, понимая, что вариант Гурьева более предпочтителен, но всё ещё не желая сдаваться.
Ещё раз ты так нахмуришься, и я начну тебя целовать, подумал Гурьев. Да что же это такое?!
— Ну, во-первых, я знаю о золоте и способах его добычи и обогащения ещё меньше, чем, вероятно, вы сами, — Гурьев вздохнул. Он лукавил, конечно же. Ну, совсем чуть-чуть. — А во-вторых, должен же я как-нибудь объяснить вот это.
Он вынул из нагрудного кармана пиджака нечто, напоминающее футляр для сигары, только очень короткий, вытряхнул из него на ладонь октаэдрический кристалл и протянул его Рэйчел. Это был необработанный, но очень хорошей, правильной формы алмаз, голубоватого оттенка и чистой воды, довольно большой, более десяти карат весом. Один из тех, что отдал ему Накадзима. Гурьев знал: из такого камня хорошему мастеру под силу изготовить потрясающий бриллиант на четыре, а если повезёт, то и на пять карат. Несколько секунд Рэйчел смотрела, — нет, не на алмаз, на Гурьева. Потом взяла камень и близко поднесла его к глазам. И, вернув ему кристалл, снова подняла на Гурьева взгляд:
— Это настоящий? — И, словно извиняясь, пожала плечами и улыбнулась чуть смущённо: – Я всё-таки не ювелир.
Он внимательно наблюдал за ней. Буквально затаив дыхание. И, встретившись с ней глазами, понял, что всё пропало. Во взгляде Рэйчел не было ни тени алчности – только безграничное любопытство. Ну, вот, подумал он. Всё. Конец.
— Настоящий, — кивнул Гурьев и посмотрел куда-то поверх её головы.
— И… много у вас таких… сюрпризов?
— Хватит.
Он едва удержался, чтобы не сказать – «нам хватит». Ох, подумал он. Вот такие ты уже строишь замки, да?! Идиот!
— Аргументация проста, — продолжил Гурьев, чтобы рассеять охватившую его тоску и отвлечь Рэйчел. — Северо-Американские Штаты и Южная Африка – страны, где ваши соотечественники ведут дела и куда часто путешествуют. Поэтому не исключена возможность встретить человека, который знает предмет и легко выведет меня на чистую воду. А Венесуэла – это уже совсем экзотично. Может легко извинить и излишне правильный выговор, и неуклюжие манеры. Слишком долго болтался в джунглях Амазонки. Или вообще – там вырос. Что-нибудь в таком духе.
— Вы говорите по-испански?
— Чуть-чуть.
— Немыслимо, — улыбка снова заиграла на губах Рэйчел. — Вы не человек, а настоящий сундук с тайнами и сокровищами. Я чувствую себя просто персонажем романа Вальтера Скотта.
И я, подумал Гурьев. Так оно и было бы, родись мы с тобой лет на двести раньше, Рэйчел. Только вот время сейчас сделалось таким неромантическим, дорогая. Это не насморк, усмехнулся он про себя. Я ошибся, когда решил, будто это насморк или инфлюэнца. Похоже, это чума. Чума, — а мне наплевать.
Лондон. Март 1934 г
Рэйчел не на шутку взялась за Гурьева. Начало сезона в свете было не за горами, поэтому, по её глубокому убеждению, им следовало поспешить. Портные, обувщики, галантерейщики, парикмахер… Изготовить клюшки для гольфа, соответствующие росту Гурьева, тоже оказалось далеко не простым делом и стоило целое состояние. А костюмы для верховой езды, а охотничий наряд?! Гурьева это бесило, но он старательно не подавал виду. Больные люди, думал он с жалостью. Сколько суеты. Это ещё была никакая не светская жизнь, а всего лишь подготовка к ней, но у него уже рябило в глазах. И ему приходилось выслушивать лекции об устройстве этого мира, в котором Рэйчел, не смотря ни на что, чувствовала себя, как рыба в воде.
Вот так, слушая её, глядя в её сияющие глаза, думал Гурьев. Вот так всё это и происходит. Ты просто всё отдаёшь, Рэйчел. Всё, что знаешь, умеешь и можешь. И у тебя так хорошо получается, Рэйчел. Ты так радуешься их успехам, Рэйчел. И влюбляешься в них. Ведь мы так любим то, что создали своими руками! Разве можно быть такой щедрой, Рэйчел? Мне страшно, дорогая. Откуда черпает силы твоя душа, Рэйчел?! Не иначе, как из воздуха, из звёздного света, Рэйчел. Наверное, она тоже была такой. Та, про которую рассказано в Книге Книг. Да, да, — именно такой она и была, и кто-то, влюблённый в неё, написал о ней. Как умел, — самыми простыми, самыми главными словами. Она просто светила всем вокруг, ничего не требуя взамен. Точно так же, как ты. Конечно, всё было именно так… Что же мне делать, Рэйчел? Как мне сберечь твой свет? Ох, какие же они все идиоты. Господи. Рэйчел. Да что же это такое?!
Он видел – и всё понимал. Понимал, что это такое. Это проклятый мир, равнодушный до такой степени, что трепетные и ранимые души ощущают его безжалостным. Это не так, разумеется, — просто ему всё равно. Даже тогда, когда в него приходит такое чудо, как ты, Рэйчел. И свет. Наверняка они не считают тебя по-настоящему своей. И дело даже не в русской матери, не в том, что ты почти бедна, и даже не в том, что ты делаешь. Просто ты не такая, как они. Они это чувствуют. А я? Что чувствую я? Господи. Рэйчел. Если бы я мог. Если бы я имел право.
Жильё они нашли тоже – неделю промучившись в пансионе, Гурьев взвыл, так что Рэйчел, преисполнившись сострадания и мобилизовав некоторое количество своих знакомых, сняла ему просторную студию на верхнем этаже дома в районе площади Кавендиш, под самой крышей. Вот и чердак, улыбнулся Гурьев, когда они посетили его будущее жильё с ознакомительным визитом.
