Джим Батчер - Холодные дни
Когда типы из Белого Совета, которые меня недолюбливают, узнают о том, что произошло, они побагровеют от ярости и будут верещать с пеной у рта. И каждый, когда-либо бывший врагом Белого Совета, посмотрит на меня как на дар Небес. Еще бы: некто, знающий работу Совета изнутри, обладающий невероятно сконцентрированной личной властью, тот, кто наверняка напугает Совет настолько, что вынудит его членов заподозрить его во всех грехах, изолировать, и в конце концов выступить против него. Да, такой тип стал бы ценнейшим приобретением в любой схватке с чародеями всего мира.
Э, брось, парень – как будто Белый Совет не узнает?
Как будто мало вербовщиков, которые уже охотятся за мной.
Ну, и где здесь позитивный фактор? Что у меня нет никакого реального супероружия, которым можно воспользоваться? Мне просто дали ключ к огромной коробке, полной боли и бед для множества людей.
Неудивительно, что мой дед выглядел ошеломленным, увидев, что я сделал с Духоприютом. Или не столько «ошеломленным», сколько «ужаснувшимся».
Снова разболелась голова. Черт дери, как раз этого-то мне и не хватало. В последние несколько лет головные боли становились все сильнее и сильнее – доходило до того, что я едва не терял сознание. В какой-то степени я мог функционировать, превозмогая боль – невозможно посвятить большую часть жизни овладению силами Вселенной, не научившись самодисциплине и терпимости к мукам. Но это – еще один хренов камень в багаже, который я вынужден тащить на себе, пытаясь выбраться из самого тесного угла, куда меня когда-либо загоняли.
Духоприют зарычал. Сплошь заглавными буквами.
И головная боль исчезла.
В одну секунду мой скальп был натянут так, словно два пестика для колки льда вбили в мой череп в те же места, что всегда, а в следующую секунду боль исчезла абсолютно. Эндорфины, которые мое тело начало закачивать в скальп, не обнаружив там никакой боли, на радостях закатили вечеринку. Я не впал в потрясенный ступор из-за подобных виражей в моем бытии, но был весьма близок.
– Оууух… – выдохнул я. – Э-э… и что ты сейчас сделал?
– Я ЕГО ПРЕДУПРЕДИЛ.
Я моргнул.
– Ты… предупредил приступ моей головной боли?
– СОЗДАНИЕ, КОТОРОЕ ЕЕ ВЫЗЫВАЕТ. ПАРАЗИТА.
Секунду я тупо пялился на него, а потом вернулся к своим воспоминаниям. Все верно. Именно в этой пещере, когда я в последний раз был здесь, или Мэб, или Духоприют говорили что-то о разделении труда в поддержании жизни в моем теле, пока остальная моя часть пребывала в других местах. Они сказали, что паразит поддерживает работу моего сердца. Я сердито уставился на Духоприюта и сказал:
– Расскажи мне об этом паразите.
– НЕ РАССКАЖУ.
Я издал раздраженный звук.
– Почему нет?
– ОН ТОРГОВАЛСЯ.
– На что?
– НА ТВОЮ ЖИЗНЬ, СТРАЖ.
Несколько секунд я размышлял над услышанным.
– Погоди… Вы нуждались в его помощи, чтобы спасти меня? И его условием было то, что ты не расскажешь мне о нем?
– ТАК И ЕСТЬ.
Я медленно выдохнул и осторожно ощупал свою голову. Что-то бегало там взад-вперед, вызывая приступы мигрени.
– Это опасно для меня?
– СТАНЕТ. СО ВРЕМЕНЕМ.
– И что произойдет, если он там останется? – спросил я.
– ОН ВЫРВЕТСЯ ИЗ ТВОЕГО ЧЕРЕПА.
– Глк! – произнес я. Ничего не мог с собой поделать. Мурашки поползли по телу. Я ведь тоже смотрел все эти фильмы о «чужих» в подростковом возрасте. – И как же мне его вытащить?
Духоприют, казалось, задумался над ответом. И потом произнес:
– СПРОСИ КУЗНЕЧИКА.
– Молли? Э-э, как бы всерьез? А ты знаешь, что она новенькая?
Не говоря ни слова, он смотрел на меня.
– Когда мне будет необходимо этим заняться? – спросил я.
– СКОРО.
– Скоро? Как скоро это «скоро»? Что значит «скоро»?
Он молча смотрел на меня.
Ну, конечно! Бессмертные, бесчеловечные, полностью-сконцентрированные-на-вечном-сдерживании злобной орды – эти существа вряд ли реально воспринимают физическое время. Из всего, что я видел и слышал за свою жизнь, пришло понимание того, что линейное восприятие времени – уникальное свойство смертных. Другие существа не связаны временем так плотно, как мы. На острове были кусты старше меня. И деревья старше Чикаго. Духоприют несовместим с секундомерами и ежедневниками.
– О’кей, – сказал я. – О’кей, приоритеты: покамест откладываем проблему паразита, разрывающего мой череп. Остается подконтрольная мне безумная машина конца света, из-за которой Белый Совет и прочие ребятишки взвоют так, что Луна сойдет с орбиты. И если они не собираются паниковать сегодня, то предположительно потому, что не знают, что я все еще жив, а если я не сосредоточусь на ближайших двадцати четырех часах, то могу и не дожить до начала всей развлекухи. Так что и об этом сейчас забываем.
– ЗДРАВЫЕ ПРИОРИТЕТЫ.
– Рад, что одобряешь, – сказал я. Я был убежден, что существо, не понимающее концепции минут и секунд вряд ли будет мастером по части распознавания сарказма. – Но проблема никуда не делась. Мне нужно, чтобы ты объяснил, в чем она состоит.
– ТЫ СЛИШКОМ ОГРАНИЧЕН, – сказал Духоприют. – ЭТО ПОВРЕДИЛО БЫ ТЕБЕ, ПОСКОЛЬКУ ПОВРЕДИЛО БЫ ТВОЕМУ ДУХУ.
Вздрогнув, я поднял обе руки:
– Только ради бога, не передавай этого мысленно. Ты думаешь чересчур громко.
В горящих глазах Духоприюта читалось презрение.
– ВАШ СПОСОБ ПЕРЕДАЧИ ИДЕЙ НЕЭФФЕКТИВЕН И ОГРАНИЧЕН.
– Слова, слова, слова, – сказал я. – Расскажи мне об этом. Слова. Это все, чем мы располагаем, разве что ты захочешь нарисовать мне картинку.
Духоприют на мгновение замер – и тут из пола полезли извивающиеся стебли. Я едва не подпрыгнул, но все же сдержался. Вреда мне здесь не причиняли, не считая того, что я сделал с собой сам, а пожелай он причинить мне боль, остановить его я бы не смог. Так что оставалось только ждать.
Стебли поползли в мою курьерскую сумку и извлекли оттуда череп.
– Гарри! – завизжал Боб.
– Он один из моих, – сказал я твердым голосом. – Причинишь ему вред, и можешь забыть о моей помощи.
– МАЛЕНЬКАЯ СУЩНОСТЬ, – сказал Духоприют. – ТЫ ЗНАЕШЬ СТРАЖА. ТЫ БУДЕШЬ ПЕРЕВОДИТЬ. ТЕБЕ НЕ ПРИЧИНЯТ ВРЕДА.
– Эй! – сказал я, вставая между Духоприютом и Бобом. – Слышишь меня, Хромой? Положи череп.
– Гарри! – снова закричал Боб. – Гарри, подожди! Он тебя слышал!
Я нахмурился и повернулся к Бобу. Он выглядел все так же, как старый добрый Боб.
– Да, – сказал череп. Огоньки в его глазницах вспыхивали повсюду, словно наблюдая за десятками экранов одновременно. – Чувак, да он страшно огромен! И стар!
– Он причиняет тебе боль?
– Э-э, нет… Нет. Но смог бы, если бы захотел. Это просто… Это слишком много, чтобы воспринять все сразу.
Потом обвитый стеблями череп задрожал и произнес:
– Ох!
– «Ох» что? – переспросил я.
– Оно объясняет проблему, – сообщил Боб. – Ему пришлось упростить все, опустившись на несколько уровней, прежде чем я смог понять суть.
Я хмыкнул и слегка расслабился:
– Ага. И в чем же проблема?
– Потерпи. Я пытаюсь вникнуть, как упростить все настолько, чтобы ты понял, о чем речь.
– Мерси, – буркнул я.
– Я о тебе позабочусь, босс. – Затем Боб запрыгал вверх и вниз в своей клетке из веток. – Эй, Хромой! Разверни эту штуку туда!
Духоприют сердито посмотрел на череп.
Боб завопил:
– Ну давай же! Нас график поджимает!
Я заморгал от удивления:
– Черт возьми! Очень уж быстро, Боб, ты перешел от испуга к наглости.
Боб фыркнул:
– Потому что каким бы огромным и крутым этот тип ни был, я нужен ему, чтобы говорить с тобой. Что делает меня важным и значимым. И он это знает.
– КОГДА-ТО МЕНЬШИЕ СУЩЕСТВА ИМЕЛИ УВАЖЕНИЕ К СТАРШИМ, – заявил Духоприют.
– Да я тебя до усёра уважаю, – обиженно заявил Боб. – Хочешь, чтобы я тебе помог, вот я и объясняю, как это сделать. Теперь разверни меня.
Внезапный ветерок прошел по пещере долгим, гигантским вздохом. Ветви зашевелились и развернули череп к ближайшей стене.
Огоньки в глазницах Боба ярко засияли и направили два световых конуса на стену. Раздалось поскрипывание, исходившее, казалось, из самого черепа, и послышался размытый звук, похожий на то, как запускается звуковая дорожка старинного фильма. На стене появился знакомый с детства логотип компании 20th Century Fox, с непременными прожекторами и фанфарами – помпезной симфонической темой, обычно сопровождавшей эту картинку.
– Фильмец? – спросил я. – Ты можешь крутить фильмы?
– И музыку! И ТВ! Баттерс меня и к Интернету подцепил, детка! А теперь заткнись и смотри внимательно.
Логотип сменился черным фоном, на котором появились знакомые синие надписи. Они гласили:
ДАВНЫМ-ДАВНО, В ОБЩЕМ-ТО ПРЯМО ЗДЕСЬ…
– О’кей, кончай, – сказал я. – Мне только судебного иска не хватало[36].
