Дмитрий Казаков - Высшая раса
– Хайль! – ответил бригаденфюрер лениво, поднимая голову.
С порога кабинета на него смотрел Йорг фон Либенфельс, весь какой-то округлый и обманчиво похожий на пожилого булочника. Портили впечатление горящие безумным пламенем глаза.
Беккер поспешно встал.
– Рад видеть вас, товарищ, – сказал он, воздевая руку. В формальной иерархии арманов фон Либенфельс стоял не выше бригаденфюрера, но реальная его власть, учитывая положение хозяина Шаунберга, места, в котором сам Беккер спасся от комиссаров, была гораздо больше.
– И я рад, – кивнул фон Либенфельс без улыбки. – Вижу, что вы неплохо устроились.
– Вполне, – ответил Беккер, жестом предлагая гостю сесть. – Вот, просматриваю донесения наших друзей.
– Хорошее дело, – одобрил фон Либенфельс, садясь. В руках у него появилась тонкая кожаная папка с застежкой в виде руны Лебен.[51] – Но всю Вену вы освободить не смогли, так ведь?
– Да, – Беккер напрягся. На мгновение у него возникло подозрение, что фон Либенфельс прислан ему на смену. Такая мелочь, как отсутствие боевого опыта, не смутила бы верховного армана. – Русские дрались как бешеные и успели взорвать единственный мост. Но мы нанесли им большой урон.
– Я думаю, что вы сделали всё, что могли, – во взгляде гостя из Шаунберга не было гнева или раздражения, и бригаденфюрер несколько успокоился. – Но теперь настало время для других дел.
– Для каких же? – Беккер позволил себе иронично улыбнуться.
– Для очень важных, – фон Либенфельс не принял шутливого тона. Щелкнула застежка на папке, и на свет явилось несколько листков. – Для очищения города.
– От предателей? – уточнил бригаденфюрер. – Это уже выполняется, создана зондеркоманда…
– Это само собой, – прервал собеседника владелец замка Шаунберг. – Я говорю о другом. Вена, как истинно арийский город, средоточие духа германской нации, должна быть очищена от всех построек, созданных руками недочеловеков.
– Что? – Беккер не поверил своим ушам. – Здания? Но ведь люди опаснее…
– Такие мысли допустимы только для испорченного еврейской заразой! – Фон Либенфельс вскочил. Глаза его пылали, рот кривился. – Люди? Что они? Тлен и прах под сапогами арийских воинов! Расстрелять десяток тысяч предателей – дело нехитрое, гораздо сложнее уничтожить дух Содома, торжествующий в Вене благодаря уродливым архитектурным творениям, созданным представителями низших рас! Пока в святом городе есть хоть одно такое здание, мы обречены жить в вони, образуемой порчей удумов, пагатов и базиатов![52] Мы сможем обрести истинную арийскую духовность, только если сумеем одолеть дикость зверолюдей замаскированную под архитектуру! Это ад, геенна вокруг нас, которая нуждается в уничтожении!
Фон Либенфельса трясло, он вынужден был опереться руками о стол. На его губах пузырилась пена, и выглядел он самым настоящим эпилептиком…
Приступ закончился так же внезапно как и начался. Фон Либенфельс повалился на стул, хватая ртом воздух. Беккер поспешно сказал, наливая воды в стакан:
– Да, конечно, с этим нельзя не согласиться. – Стакан был опустошен в два глотка. Эмиссар из Шаунберга немного успокоился.
– Вот список зданий, которые должны быть разрушены в первую очередь, – сказал он, пододвигая к Беккеру извлеченные ранее листки. – Мы подготовили его на утренней медитации совета арманов. Поскольку тянуть время нельзя, я поспешил доставить его к вам, в Вену.
– Ценю вашу заботу, – сказал бригаденфюрер, стараясь, чтобы в словах его не было иронии, и погрузился в чтение. Первая же строка списка вызвала у него удивленное восклицание:
– Собор Святого Стефана?[53] – Беккер поднял брови. – Так ведь венцы нас возненавидят, если мы причиним ему вред!
– Думайте о будущем! О великом арийском золотом веке! – прохрипел фон Либенфельс. – Ради него можно пойти на всё, даже на то, чтобы перетерпеть ненависть ограниченных людишек!
Просмотрев весь список, в котором значились, помимо прочего, церковь Санкт-Мария-ам-Гештаде, здание парламента, ратуша, музей истории искусств и естественноисторический музей, больница Штейнхоф – все довольно известные памятники архитектуры, Беккер хмыкнул.
– Непросто будет всё это выполнить, – почесав в затылке, сказал он. – Понадобится огромное количество взрывчатки, да и вот опытных саперов – не так много.
– Это сейчас самая важная задача! – чеканя каждое слово, сказал фон Либенфельс. – Привлеките солдат, танки, что угодно, но все эти здания должны быть стерты с лица земли в течение недели!
– Ладно, – Беккер ощутил хорошую спортивную злость, всегда возникавшую у него перед выполнением трудной задачи. – Я справлюсь. Совет арманов не будет разочарован.
– Надеюсь, – тихо сказал фон Либенфельс, и на круглом его лице появилась зловещая усмешка.
Нижняя Австрия, река Дунай
чуть восточнее города Ибс
30 июля 1945 года, 14:37 – 14:45
Свежий речной ветер омывал лицо, слизывал шершавым языком накопившуюся усталость. Петр стоял на носу небольшого суденышка, которое шустро двигалось на северо-восток, следуя течению Дуная. Равномерно шумел старенький дизель, Клаус стоял у штурвала, уверенно держа его в мозолистых руках. Даже овчарка Ганс, привыкнув к присутствию чужака на борту, перестала скалить зубы и рычать и улеглась на привычном месте у ног хозяина.
Увести катер от охраняемой пристани оказалось гораздо проще, чем думалось сначала. Часовой был только один, и тот практически дремал на посту. Петр легко подкрался к нему сзади и оглушил. Связанного немца спрятал в кустах, а сам поспешил к катеру Клауса.
Старик уже возился там, отвязывая швартовы. Через десять минут на катере со странным для речной посудины названием «Адриатика» заработал двигатель, труба выплюнула облако черного дыма, и берег потихоньку начал удаляться. Но только когда Ибс скрылся за поворотом реки, Петр, который всё это время был напряжен, как тетива лука, немного расслабился.
– Что заскучал? – поинтересовался Клаус.
– Да так, задумался, – ответил Петр, поворачиваясь к хозяину суденышка. – Пытаюсь догадаться, почему ваш катер носит такое имя.
– Это старая история, – речник улыбнулся. В серой штормовке и фуражке с кокардой он смотрелся как командир крейсера, а то и линкора. – Суденышко это было построено в восемнадцатом году для разведывательных операций Австро-Венгерского флота на Адриатическом море. В бою ему побывать не удалось, но название осталось.
– Такое маленькое, – не поверил Петр. – И для моря?
– Зато быстрое, – вздохнул старик. – Больше двадцати узлов,[54] и это после тридцати лет службы!
– Ясно. – Разведчик окинул взглядом холмистый, поросший лесом берег и спросил: – И за сколько мы до Вены доберемся?
– Если всё будет нормально, то часов за пять, – ответил Клаус рассудительно. – Боюсь я за двигатель, правда. Но тут ничего не поделаешь. Остановить нас могут разве что в Кремсе, но это еще не скоро.
Петр почесал в затылке и принялся смотреть на воду. По ней бежала мелкая рябь, уничтожаемая, да и то лишь на некоторое время волнами, которые создавал нос катера. С близкого расстояния Дунай не выглядел столь голубым, как издалека. Вода слегка отливала бурым, словно сталь, чуть тронутая ржавчиной.
Нижняя Австрия, река Дунай
западнее города Кремс
30 июля 1945 года, 19:19 – 19:39
Интуиция не подвела старого речника. Двигатель на третьем часу работы надсадно кашлянул, а затем застучал, будто больное сердце. Клаус выругался, помянув черта и его бабушку, и бросился в моторный отсек, оставив у руля Петра.
Разведчик держал штурвал осторожно, словно хрупкий прибор, и боялся даже пошевелиться. Водить корабли ему ранее не приходилось.
Стук вскоре стих, но вместе с ним замолк и двигатель. Когда хозяин катера появился на палубе, то лицо его было мрачнее тучи.
– Всё, – сказал он и сплюнул за борт. – Готово.
С этого момента прошло два часа. Течение Дуная лениво тащило кораблик мимо зеленых холмов, на которых селения встречались с выдающейся редкостью. Клаус возился в моторном отсеке, надеясь исправить повреждения, а Петр освоился у штурвала, легко удерживая катер на фарватере.
Всё вокруг дышало спокойствием и безмятежностью, лениво плескала вода, шумел ветер, перетаскивая по небу облака, похожие на февральские сугробы, и даже звук работающего мотора, донесшийся снизу по течению, не взволновал Петра.
Чувство опасности заставил проснуться только стремительный серый силуэт, вынырнувший из-за мыса. На носу корабля грозящим перстом торчала пушка.
– Эй, Клаус! – крикнул Петр и в этот же момент разглядел на приближающейся посудине флаг.
