Михаил Дулепа - Господин барон
Вот и у меня такая же проблема – вроде бы ничего не делаю, сижу, несмотря на довольно ощутимый ветерок, обливаюсь потом, кота глажу, на небо поглядываю, а врагу бы своего места не пожелал.
Разве только совсем уж страшному вражине.
Ну их к черту, надоело! Третий раз начинают доводы по кругу гонять!
– Все, хватит болтовни. Дальше пусть решает поединок!
– Простите, ваша милость?
– Пишите закон, Эгельберт, – с этого момента, любой житель баронства имеет право выяснить спор в судебном поединке. Состязаться будут в предмете спора, и кто покажет себя лучшим профессионалом, тот и победил.
– Но ведь такую живую изгородь нужно выращивать не меньше трех лет?
– В том-то все и дело, Эгельберт, в том-то все и дело.
– Понимаю. Вы хотите, чтобы за это время они смогли точно выяснить, нужна ли подобная высота растений, к тому же они оба получат дополнительные знания и смогут наглядно подтвердить свои доводы. Очень мудро, Александэр, очень!
О том, что они просто больше ко мне не сунутся, я умолчал. Все равно, когда они через три года сойдутся, то опять начнут спорить.
– Следующий!
– Ваша милость, господин барон! Я взываю к вам с требованием очистить город от иноземцев, не чтущих привилегии местных уроженцев!
От моего мрачного взгляда говоривший поперхнулся, сбавил тон, но быстро очухался и пояснил, что он имеет в виду.
Оказывается, в городе некогда существовал цех пекарей, и в отличие от всех остальных, пекарям их гильдейскую грамоту оформили в краткий момент независимости. Теперь этот крепкий краснорожий старикан хотел, чтобы я, «чтя привилегии», повелел закрыть магазин его конкурента.
– В соответствии с этим законом, у меня, как единственного представителя гильдии булочников, есть исключительное право печь хлеб в городе. Если же господин Пресслер хочет продолжать свою противозаконную деятельность, то пусть сначала пройдет обучение, а потом подтвердит гильдейским испытанием свое соответствие цеховому стандарту!
Я молча смотрел на него. Вот не люблю таких хитрозадых, что ни говори.
Булочник под моим взглядом начал сдуваться, как потревоженная опара, и только выставил перед собой в качестве щита аккуратную папку с копией старинного документа.
Народ притих, недоумевая. С одной стороны, он, конечно, прав, но с другой…
– Что же, думаю, вас стоит наградить за верность традиции. Эгельберт, напишите указ, что с этого момента я дозволяю, как было и прежде, господину гильдейскому мастеру Пантьеру использовать при выпечке хлеба, – я потянулся к папке, вытащил книгу и заглянул в нее: – молотые кости, древесную труху и глину, точно так же, как это делали раньше, а также выпускать хлеб, не обращая внимания на требования иноземных, читай федеральных, законов о качестве. Пекарю Пресслеру, как не входящему в цех и не имеющему положенной репутации, разрешается использовать только самые свежие и самые чистые продукты. Также каждый день ему вменяется в обязанность отправлять пробы на замковую кухню, и замковая повариха лично определит его квалификацию.
До ревнителя цеховых прав дошло раньше, чем я закончил:
– Но… господин барон, моя семья уже триста лет печет самый лучший…
Я резко поднялся, заставив Упыря с недовольным мурком свалиться:
– Обязанность гильдий перед городом – блюсти качество товаров и услуг, именно за это им дается привилегия! Вам предоставлено право набора учеников и составления испытаний, но горе тому, кто сочтет себя избранным! Я не видел в твоем магазине ничего, что не смог бы повторить Пресслер.
Кроме того, ты пытаешься закрыться бумажкой о привилегиях, а между тем не проведены гильдейские презентации, не указаны особые умения членов гильдии, не предоставлено подтверждение того, что ты в самом деле мастер, лучший в своем деле! – От пафоса начало сводить скулы, но я держался. – У тебя три дня на то, чтобы перед магистратской комиссией подтвердить положенным шедевром свое звание мастера. К тому же я не видел, чтобы кто-то из гравштайнских уроженцев смог повторить – я на секунду задумался, вспоминая, – ванильные рогалики, которые так хорошо удаются Пресслеру. Если Гравштайнская гильдия пекарей требует привилегий, не умея обеспечить добрых горожан всем ассортиментом соответствующих изделий, то не о защите ваших интересов речь должна идти, а о штрафе, равномерно распределенном на всех членов цеха!
Вообще-то я натурально влезал в чужой бизнес, не положено феодалу контролировать профессиональные объединения, пусть даже и руками подчиненных своего вассала, но для бывших-будущих граждан Федерации казалось естественным, что все должно идти по порядку, под присмотром назначенных лиц.
Сделав вид, что постепенно успокаиваюсь, я сел, за шкирку вытащил из-под кресла кота и, возложив его на колени, «мирно» обвел толпу взглядом:
– Ну, кто тут еще хочет привилегий по национальному признаку? Лучше не доводите до греха! А то я вам тут наиздаю законов, замаетесь выполнять.
Из окружающей толпы бочком-бочком начали выкарабкиваться два-три человека, но остальные довольно загудели. Шоу идет своим чередом, барон слегка злобствует, нахальный (хоть и хорошо пекущий традиционный хлеб с орешками) пекарь поставлен на место.
Людям нравится видеть работающую власть.
Главное, не давать им повода подбросить работенки.
– Господин барон! Я требую справедливости!
Из толпы вышел еще один… я бы сказал «ряженый», но сам-то кто?
Обычный человек, наряд вот только напоминал «шведского посла». Ну что, «кемску волость» будет требовать?
– Я представитель юридической компании, осуществляющей надзор за правами…
– Короче.
– В вашем замке обосновался пират!
– Вот как?
– Вы, конечно, в курсе, что один из ваших арендаторов – пиратский.
– Ну, в замке Гравштайн пиратом никого не удивить.
– Да, мне рассказывали.
Я присмотрелся, но физиономия просителя никаких эмоций не демонстрировала. Можно, конечно, возмутиться, только чем? Я сказал, он согласился…
– Они сами, во всеуслышание, называют себя пиратами, состоят в сношениях со многими людьми, грабящими почтенных мастеров, чем доказывают свое ремесло. Пират, как всем известно, это морской разбойник. По «Правде эсков», морской разбой наказывается смертью. Я прошу вашего суда для тех, кто сам признался в преступлении.
Мда. Красиво он это. Наверняка, если я выскажу что-то насчет того, что одних слов недостаточно, выкатит еще какую-нибудь хитрую идею. И главное, я не понимаю, против кого это придумано? В самом деле кто-то решил программистов накрыть, или меня на прогиб испытывают? Одет подобающе, ведет себя вежливо, за спиной «посла» два крепких незаметных мужичка, да и «Правду» он точно процитировал, есть там такой раздел.
– Господин фон Шнитце, пошлите человека к этим «пиратам».
Управляющий кивнул, а я снова стал поглаживать кота, спокойно глядя поверх голов собравшихся, обсуждающих новую проблему. Кто-то уже начал раскручивать спор, мол, люди хорошим делом занимаются, и вообще, кто ж знал? Ему отвечали, что за свои слова надо отвечать, тем более, если… Что именно «если» я не дослушал: прибыл рекомый «морской разбойник».
Программист как программист, мужик лет тридцати, всклокоченный, тощий, бледный и профессиональная травма – выемка слева на подбородке от постоянного упора ладонью. Смотрит нахмуренно и дерзко, а вот «посла» узнал, тот даже улыбнулся, разве что ручкой не помахал.
– Ты главный в конторе?
– Я!
– Пират?
– Этот сказал? – Он кивнул на просителя.
– Этот. Требует, чтобы тебя казнили. Как пирата.
– Дорвались, заразы! На суде ничего не вышло, решили так достать?
– Тебя никто за язык не тянул.
Он оглянулся по сторонам, заметил стражников, прикинул шансы вырваться.
А ничего, мне нравится, бойкий.
– Ладно, говоришь здесь вслух, что ты всего лишь…
– Я пират!
– На виселицу хочешь? – Он угрюмо насупился. Не хочет, значит? – Хотя… как мне только что сказали – в Гравштайне к пиратству не привыкать. По закону я должен тебя повесить, но как личному гостю барона могу дать убежище, под слово не покидать замка и не причинять вреда добрым эскенландцам или их союзникам.
«Посол» нахмурился, но я успокаивающе кивнул ему:
– Только остается одна тонкость – есть сомнение, тот ли ты, за кого себя выдаешь? Поэтому проведем ряд испытаний, так сказать, на профпригодность. – Я поднялся с кресла под очередной недовольный мявк кота. – Повелеваю: рыбакам взять этого мужчину на корабль и проверить! Если же он не покажет умений в морских делах, учить, ежедневно, не давая сойти на берег, пока не станет настоящим «морским человеком»!
– А если я не смогу выполнить ваши условия?
– Значит, ты не настоящий пират и позоришь это высокое звание. И, следовательно, я тебя за это повешу. Точнее, повешу за шею, но и за самозванство тоже. Тьфу ты, в общем, понятно, да.
