Валерий Большаков - Меч Вещего Олега. Фехтовальщик из будущего
– Ага, – подхватил Пончик, улыбаясь коварно, – а потом ты придешь и того Аскольда – в расход! Вместе с Диром…
– Чего это я? – насторожился Олег.
– Как это чего? – комически изумился Пончик. – Ты ж Вещий? Ну вот! Рюрик тебе сына Ингоря доверит, когда помирать соберется, и станешь ты регентом при малолетнем конунге. Щит свой на воротах Царьграда приколотишь, отмстить соберешься неразумным хазарам, их села и нивы за буйный набег… того… мечам и пожарам. Что ты на меня вылупился? Думаешь, ты один историю в школе учил? Читывал я учебники, читывал. Угу…
– Да при чем тут я?
– А кто тут при чем? Или ты и вправду надеешься, что сыщется другой Олег Вещий? Как ты говоришь – настоящий? Так это ты и есть! Понял, историческая личность?
– Что вы там ругаетесь? – добродушно обернулся Асмуд и поднял голову: – Гребем к берегу, Крут, темнеет уже, а там вроде корчма… Заночуем!
– Мы и так ходко шли, – заметил Крут. – Считай, ночь сберегли.
– А теперь истратим! – сказал Асмуд.
К берегу Дины скатывался пологий склон холма. Повыше на нем чернел частокол небольшого форта, по берегу тянулась пристань, ставленная из бревен, а между рекой и крепостцой жались друг к другу дома – приземистые постройки, скрывавшиеся под тяжелыми соломенными крышами, почти достигавшими земли. Сбоку притулилась длинная корчма, сложенная из валунов.
– А какие, вообще, тут люди живут? – спросил Пончик. – Кривичи?
– Какие еще кривичи? – удивился Асмуд.
– Ну, эти… – сбился Пончик. – Ну, племя такое… Из славян.
– Из славя-ян? – протянул Асмуд, пуча глаза, и захохотал. Крут к нему присоединился, смеясь и мотая головой. – Из славян… – выдавил Асмуд, утирая глаз. – Придумает же… Умора!
– Может, не кривичи, а криве? – подсказал Крут.
– А это кто? – взбодрился Пончик.
– Это жрецы такие, из пруссов они. Много их сюда пришло еще при Бравлине, запросились под руку конунга. А нам что? Земли-то у нас полным-полно, а народу – чуть! Тем более тут граница – эта сторона наша, а за Диной земли ятвягов и литвинов… Ливов, леттов, самогитов, семигалов…
Высадившись и оттащив лодку на берег, вся четверка проследовала в корчму. Внутри было тепло и сухо. Низкий потолок подпирали резные столбы, куда на манер сучков были вставлены факелы. Пол был усыпан резаной соломой, а из мебели имелись два длинных, массивных стола и основательные скамьи. Один из столов занимала шумная компания гридней, видать, «пограничников» из крепости. «Погранцы» сидели, не снимая скрипучих кольчуг, то и дело сдвигая чаши, а шлемы их и перевязи грудой лежали в углу. Вошедших они заметили, но гогота не утишили, лишь переговариваться начали, сдвигая головы, будто бодаясь.
Корчмарь, полный, черевистый мужичок с потной лысиной, выкатился навстречу Асмуду и поклонился:
– Чего изволите?
– Мяса, хлеба, вина! – перечислил Асмуд. Поковырявшись в поясе, выудил серебряную монету. Корчмарь словил брошенный дирхем и укатился на кухню.
– Поедим хоть по-человечески… – проговорил Крут, усаживаясь за стол. Подняв глаза к потолку, с которого сыпалась труха от чьих-то шагов, он добавил: – И выспимся!
– Только и знаешь, что жрать да спать, – пробурчал Асмуд, приседая на скрипнувшую скамью.
– Да-а… – зажмурился Крут. – Это дело я люблю!
Олег устроился с краю. Было ему неспокойно – пьяные гридни внушали ему тревогу и опасения. Он прислушался. Гридни переговаривались:
– А то сидишь в этой дыре и света белого не видишь!
– И не говори. А жаловаться станешь – тебя мигом в поруб.
– Эйрик тутошние порядки живо поменяет!
– А он, знаешь, чего сказал? Ты, грит, присягу конунгу давал? Я говорю – давал. И в брюхо ему!
– Так и я конунгу присягал. И что? Эйрик Энундсон тоже ж конунг.
– Га-га-га-га!
Олег глянул на Крута. Тот посмотрел серьезно и чуть качнул головой – слышу, мол, не дергайся.
Подкатившийся корчмарь притащил деревянное блюдо с дымящимся мясом.
– Угощайтесь, гости дорогие! – мурлыкнул он и укатился обратно. Тут же вернулся с караваем хлеба и кувшином вина.
– Винцо малиновое, – журчал он, – в голову ударяет, но похмельем не мучает!
Асмуд невозмутимо разлил вино по чаркам и пригубил из своей.
– Доброе винцо, – кивнул он.
Осчастливленный корчмарь удалился.
Олег ел без охоты – скорее, просто пользовался случаем, чтобы подкрепиться. Отрезал своим ножом куски свеженины и уплетал.
– Выпей с нами, варяг! – возник за спиной Асмуда нехилый гридень, косая сажень в плечах. – Выпей за конунга!
– За какого? – холодно спросил хевдинг, отправляя в рот шматик мяса.
– За Эйрика, сына Энунда! – провозгласил гридень.
– С псами не пью, – по-прежнему холодно сказал Асмуд.
Слова его прозвучали, как смачная пощечина. «Погранцы» взревели, вскакивая из-за стола, а гридень за спиной Асмуда занес кулак, величиной и весом с хорошую гирю. Хевдинг резко саданул гридня локтем. Того отбросило к стенке.
– Не дадут поесть спокойно, – пробрюзжал Асмуд. – Шкурки продажные!
«Погранец» с красивым и злым лицом подлетел к Асмуду слева, норовя заехать кулаком хевдингу в ухо, но тот был проворней.
Легко вскочив на стол, он звезданул красавца ногой по голове. «Погранец» упал, переваливаясь через лавку. «Погранцы» ломанулись всей толпой в угол, к оружию. Это дало время собраться четверке.
– Уходим через кухню! – скомандовал Асмуд. – Некогда нам драчками тешиться.
Олег пропустил Пончика вперед, подождал Крута.
– Асмуд! – закричал Крут.
Олег обернулся. Асмуд, стоявший спиною к «погранцам», был бледен и выговаривал что-то невнятное посеревшими губами. Хевдинг медленно повернулся. В могучей спине торчал нож, засевший по рукоять.
– Асмуд! – крикнул воротившийся Пончик.
– Уходите! – глухо приказал хевдинг. – Я их придержу!
Пончик, не слушая, бросился к раненому.
– Не трогай нож, – предупредил его Асмуд, – а то кровью изойду… Идите… Крут, береста с тобой?
– Д-да… – выдавил Крут.
Гридни набросились всем скопом. Асмуд выхватил меч и полоснул, разрывая горло ближнему. Кровь брызнула на истоптанную солому, а Олег глаз не сводил с ножа в спине хевдинга – рукоятка, отделанная костью, шевелилась при каждом движении. И вдруг спина поникла. Хевдинг упал на колени. Гридень-красавец завис над ним, отводя меч, и сам напоролся на клинок, вскинутый Асмудом в последнем усилии битвы.
Крут схватил Олега за плечо и вытолкнул на кухню. Олег не обиделся – каково было хольду потерять старого друга и командира, да еще вот так, оставляя одного?
В кухне было дымно и чадно, открытый очаг горел, подогревая горшки и котелки на цепях. Крут метнулся к низкой двери, открытой настежь, и выскочил во двор. Пончик юркнул следом, Олег нырнул в проем последним.
– Уходим! – крикнул хольд.
Пончик послушно бросился к пристани.
– Не туда! За мной!
Крут завернул за корчму и подбежал к конюшне. Сбив запор, он нырнул вовнутрь.
– Олег! Держи этого! Сажай Пончика!
Олег послушно взял за гриву фыркавшего гнедого и помог лекарю сесть на него верхом. Крут вывел еще двух коней – чалого и вороного – и протянул Олегу поводья черного как ночь красавца. Четверо гридней с мечами и факелами в руках вынеслись из-за угла и радостно взревели.
– По коням! – зло крикнул Крут.
Три всадника, склоняясь к стриженым гривам, вынеслись на берег Дины и завели коней в воду.
– Поплыли!
Реку кони одолели, хоть и без большой охоты, и вышли на другой берег, громким фырканьем выражая свое недовольство.
– Не по-людски как-то… – завздыхал Крут, оглядываясь на тот берег. – Ни лодьи погребальной, ни последнего огня…
– Асмуд погиб как воин, – твердо сказал Олег, – таких валькирии уносят раз в сто лет!
– Вечная ему память… – добавил Пончик дрогнувшим голосом и спросил шепотом: – Ты веришь, что Асмуд попал в Вальхаллу?
– Нет, – буркнул Олег, – но в это верит Крут!
Переночевав на лесной поляне, зарывшись в стог сена, ранним утром троица пустилась в путь.
– Тут тропа набита, – объяснил Крут хмуро, – до самого Курланда доведет…
– А там? – спросил Сухов.
– А там видно будет…
Небо на восходе еще не занялось розовыми красками, только посветлело чуток. Тропа была достаточно широка, чтобы по ней ехали по два всадника в ряд, а вот телеге сюда въезд был запрещен – застрянет, не развернется. В иных местах тропа уширялась, словно раздвигая деревья. Вот, в таком-то месте и повстречали троицу неизвестные на малорослых степных коняшках. Стали поперек тропы – все смуглолицые, черноглазые, с длинными висячими усами. Кольчуги на всех, плащи черные, на головах высокие красные колпаки, отороченные бурым мехом, а в руках короткие копья.
– Это ятвяги, – тихо сообщил Крут, не крутя головой. – Едем, не останавливаемся!
Хольд принял безмятежный вид и направил коня на молчаливых ятвягов, загородивших дорогу. Поводья он держал левой рукой, правая свободно свисала, покоясь близ рукояти меча. Пончик застыл манекеном, только глаза лупали. Олег попытался расслабиться и вести себя непринужденно, как Крут, но это у него плохо получалось – спина деревенела от напряжения.
