Владимир Поселягин - Коммандос
Потом я отработал водителя в машине и радиста, тут использовал нож, и, наконец, взял на прицел летунов и механиков.
— Руки вверх! — скомандовал я.
Командир машины аж подскочил, когда я появился перед ними как черт из табакерки, быстро стрельнул глазами туда-сюда, убедился, что никого в прямой видимости нет, и поднял руки:
— Кто вы такой?
— Леший.
— Кто? — не понял летун.
— Слава моя, я вижу, до вас еще не дошла, — пробормотал я и, заглянув в салон самолета, погрозил пистолетом двум летунам, что находились внутри, один как раз брался за рукоятки пулемета борт-стрелка, а второй расстегивал кобуру. — На выход, и без глупостей.
Как только все выжившие немцы были построены — шеренга ровненькая получилось, умеют, когда захотят, — я ткнул стволом пистолета в сторону старшего механика. Он отдавал команды второму, так что не думаю, что ошибся. Однако тот от моего движения вдруг закатил глаза и грохнулся в обморок.
— Чего это с ним? — удивленно спросил я вто рого.
— Испугался, — несмело ответил тот. — Слышал от охраны о Лешем.
— Да я спросить только хотел, — поморщился я. — Горючего в бочках у вас сколько?
— Двенадцать тонн, недавно пополнили запасы. Площадка для срочных вылетов, всегда запас должен быть.
— Да-а? — обрадовался я. — Это хорошо. Значит, так, снимаем пояса с оружием и складываем их под левое крыло, потом идем к складу, перетаскиваем, а лучше перекатываем бочки к самолету и грузим в него. Десять бочек и четыре канистры с моторным маслом. Вроде эта машинка такой вес упрет. Продовольствие есть?
— Летные пайки в запасе, — ответил механик. — НЗ.
— Их тоже грузите. Все, что есть. Всем все ясно?
— Так точно, — ответил за всех командир борта.
— Тогда выполнять, а я прослежу и проконтролирую. Погрузка должна пройти как можно быстрее. Бегом!
Немцы работали просто на загляденье, я правда не забыл разрядить вооружение стрелков на борту, мало ли. Бочки расположились точно по центру самолета, чтобы не было перевеса ни в одну сторону, это важно. Когда уже ставили канистры с моторным маслом, послышался далекий звук мотора грузовика. Я как раз подбежал с коробками и мешками с разграбленного мной склада, нашел кое-что интересное, и тоже замер, прислушиваясь.
— На три минуты опаздывают, — пробормотал я, мельком посмотрев на часы. С момента ликвидации охраны прошло восемь минут, погрузка заняла пять.
Посмотрев на немцев, те пристально следили за каждым моим движением, я сказал:
— Я воюю только с теми подонками, что издеваются над мирным населением и над военнопленными. Если кто-то из вас запятнал свою честь, я приду, с простыми армейцами я не воюю, им бояться нечего. Все, уходите.
Те сперва не поверили, что я их отпускаю, но потом несмело потянулись к опушке, пока не рванули со всех ног и не скрылись среди деревьев. Хмуро посмотрев им вслед, я цыкнул зубом и, побросав все находки в салон, рванул к пулеметному гнезду. Машина была уже в двухстах метрах, когда я взвел затвор и, прищурив один глаз, открыл просто убийственный огонь практически в упор по не бронированной цели. Длинная очередь пронзила кабину грузовика французского производства, водителя и сопровождающего, доски переднего борта и тента, и начала нашпиговывать всех, кто находился в кузове. Естественно, выжившие были, и заметив, что трое вывалились из кузова, я зарычал в злобной радости:
— А, суки, уже форму нашу надели?! Нате, твари, получите!
Когда двухсотпатронная лента закончилась, ни в грузовике, ни рядом с ним живых не было, только один успел отбежать на десяток метров, да так и лежал непонятной зеленой кучкой в траве. О случайностях и превратностях войны я помнил, поэтому, выкатив пулемет на колесиках из гнезда, откатил его в крылатой машине и с трудом, кряхтя, поднял на борт самолета, потом собрал под крылом пояса с кобурами летунов, забросил следом и уж потом сбегал за боезапасом и убрал туда же. Карман запас не тянет. Лишь после этого сбегал к грузовику и, осмотрев, добил-таки одного подранка, был там один в кузове, собрал часть документов, снял с сопровождающего в кабине планшет и, бегом вернувшись к самолету, бросил все трофеи на пол, где уже лежал мой мешок. Закрыв дверцу, я направился в кабину. Все стопоры я уже убрал, так что можно взлетать. Моторы легко запустились, и после небольшого прогона тяжелогруженая машина начала разгоняться. Подняв ее в воздух, я набрал стометровую высоту и полетел от заходящего солнца, в сторону фронта. Как стемнеет, развернусь и направлюсь по нужному мне маршруту.
Весело напевая, я управлял самолетом и, как только солнце начало заходить, длинной дугой развернул машину — резко не получится, груз так себе закреплен, быстро работали, и направился к своему лесу.
Уже совсем стемнело, когда я был на месте и, сделав несколько кругов, пошел на посадку. На подлете специально сделал на бреющем заход на базу. Намек был жирным. А сел, конечно, на единственной тут нормальной площадке, что была недалеко от базы. На той самой поляне у озера.
Потрясло, конечно, прилично, но в принципе поляна ровная. В конце поляны я развернул машину и заглушил двигатели. Как только наступила тишина, отключил все приборы и выбрался в салон, подхватив мешок и коробку с летными пайками в одну руку, открыл дверцу и, прислушавшись, побежал к базе. Нужно торопиться, минимум через четыре часа самолет должен взлететь, до восхода добраться до линии фронта и пересечь ее. Сообщение, что тут где-то сел самолет, думаю, уже пошло по инструкциям, и сейчас наверняка поднимают все истребительные части в округе, чтобы перерезать путь, так что следует поторопиться.
Бежал я легко, хотя ночью это и сложное дело, тем более с грузом в руках, а он довольно тяжел, но все же через час был на месте. Меня тут слышали, поэтому были на ушах и не спали. Опознавшись с часовым, прошел на территорию базы и спустился в выкопанную штабную землянку, где уже была установлена буржуйка, стол с лавкой и за занавешенным брезентом скрывался угол Середы.
Осмотрев всех командиров, что собрались в землянке, я покосился на лучину — надо было керосинку купить, и сообщил:
— Немцы знают обо мне и о том, что тут остались выжившие. По примерным прикидкам, вокруг леса собрано до двух корпусов, несколько десятков команд егерей прочесывают лес. Я их на время увел в сторону, проведя акцию в Ровно, но снова они скоро будут тут. У немцев я угнал самолет, транспортный «Юнкерс», ваша задача — забрать всех раненых, сесть в самолет и немедленно отправиться к нашим. Тут шансов высидеть у вас нет, найдут и уничтожат. Гитлер отдал прямой приказ доставить меня пред его очи, и немцы все жилы рвут, чтобы взять меня. Собирайтесь, выходим немедленно… Орлов, задержитесь. — Как только старлей остался, я велел ему: — Все канистры пустые, что есть, несем к «Юнкерсу», будем заправляться.
— Ясно, — кивнул тот. — Разрешите идти?
— Идите.
Отозвав в сторону однофамильца, я узнал у него насчет «Шторьха». Тот меня порадовал, движок успели поменять и даже опробовать, пары литров хватало погонять его на разных оборотах, пока не закончилось топливо. Нормально тот работал, штатно.
За один заход всех раненых мы перенести не смогли, радовало, что были готовые носилки, на них переносили раненых к самолету, который уже осваивали летуны, обратно канистры с топливом. Из одной бочки были пополнены баки транспортника, я там прилично пожег, триста километров пролетел как-никак, остальные были извлечены и убраны. Семь бочек спрятаны в кустах, туда же отнесли коробки с летными пайками и канистры с моторным маслом и «максим» с боезапасом. Две пустые бочки просто откатили в сторону, чтобы не мешали. Вторым заходом принесли оставшихся раненых, все погрузились в самолет. Короткое прощание, и тяжелая транспортная трехмоторная машина пошла на взлет. Время действительно утекало сквозь пальцы, и терять его было нельзя. Летунов о том, что их наверняка будут ждать даже фронтовые истребители, я предупредил. Они кивнули, принимая информацию, лететь они решили не напрямую, а дав крюк, так больше шансов добраться до своих, да и лететь собирались на бреющем. Метрах в двухстах от поверхности. Середе я тоже дал задание: передать документы диверсантов и показания Яцко и Стецько контрразведке, пусть изучаю все, что я накопал. Эх, жаль, Мельника допросить не успел, просто времени не было. Так что, повесив на плечо два тяжелых, плотно набитых планшета, он кивнул, пообещав все выполнить в точности.
Потрепав лежавшего на сгибе локтя щенка — Ира мне его вернула со слезами на глазах, — я дождался, когда самолет поднимется в воздух и, вздохнув, пробормотал:
— Ну что, Смелый, пора прибраться тут, и можно вылетать в Швейцарию.
Подойдя к небольшому складу на опушке, я спустил щенка на землю и, взяв в одну руку канистру с маслом, а в другую коробку с пайками, направился на базу. Мне за пару дней нужно перетаскать все горючее на базу. Сделать пару-тройку тайников в стороне, вернее воспользоваться старыми, но пустыми, и, замаскировав все свои запасы до следующего лета, вылететь в Швейцарию.
