Капитали$т. Часть 6. 1992 (СИ) - Росси Деметрио

Из дома престарелых едем мрачные.

— Сахар, елки-палки! — в сердцах говорю я. — Мешков пять-десять могли бы привезти, хозяева сахарного завода хреновы!

— Не подумали. Позвоню завтра, — твердо пообещал Серега, но, скорее всего, забудет, я его знаю. Да и понимаю где-то, вспоминать об этом месте не очень приятно. — Картохи еще нужно. Лука какого-нибудь… А, Леха? На хлебе и каше и здоровый загнется!

Я чиркнул в блокноте, злясь на себя, на правительство, на дорогое мироздание — ну отчего же все так-то⁈

— Напомни завтра, — сказал я Сереге.

Тот мрачно засопел, тоже понимает, что завтра навалятся срочные проблемы, которые требуют срочного решения. И вчерашний, то есть сегодняшний, день забудется, как сон…

Мы в дружественном на банке у учредителей — совсем молодых парней, лет по девятнадцать-двадцать. Они регулярно берут у нашего банка деньги — за плату, естественно. Сегодня у них годовщина работы, а значит — банкет. Банкет! Столы ломятся от деликатесов — икра, осетры, ананасы, настоящее французское шампанское… Устрицы!

— Устриц пробовал когда-нибудь? — спрашиваю я у Сереги, на что он решительно отвечает:

— Нахрен! Не буду я всякую мерзость жрать!

В банкетном зале человек двадцать — бизнесмены уровня выше среднего, чиновники, несколько представителей городской богемы… Ну и девицы легкого поведения, куда же без них — в количестве примерно равном количеству гостей и разной степени обнаженности, они гуляют по залу, пьют шампанское и мило улыбаются гостям. Мы обнимаемся с молодыми банкирами, желаем им долгих лет плодотворной работы, поднимаем тосты…

Контраст не воспринимается как что-то чудовищное. Контраст совершенно нормален в девяносто втором году, как смена дня и ночи. Потому что все рядом, все вперемешку, деньги пока еще только отгораживаются заборами и охранниками. Бедность и богатство, кураж и безнадега, всё рядом, близко и поэтому многим кажется, что всё возможно, все могут стать миллионерами, получить свой кусок пирога… Некоторым, особо удачливым, это даже удается.

Коммерсантов — производителей фальшивой водки, зовут Алан и Альберт. Вроде бы братья, хоть разница в возрасте у них лет двадцать и фамилии разные. Старший — Альберт, ему за пятьдесят, отсидевший, мрачный, если судить по фото — настоящий разбойник. Алан — младший, ему в районе тридцати. Усики, очки, аккуратный костюм. Осетины, приехали несколько лет назад, сначала торговали вином, теперь переключились на водку. Деньги есть, тратят щедро, подкупают всех — ментов, администрацию, криминал. Старший обладает какими-то связями в криминальном мире, вероятно из-за своих отсидок — отбывал он в Коми, Владимирской и Тобольской тюрьмах.

У меня нет никаких эмоций по отношению к этим ребятам. Ну, почти… Нет злости, тем более — ненависти. Так уж получилось, что они приняли несколько неправильных решений. Ошиблись в оценке ситуации. Это если возвращаться к нашему недавнему разговору с Валериком. Одна ошибка тянет за собой другую, третью, пятую и — трагический конец. Где-то в глубине души я им даже сочувствую. Совсем немного. И — чуть больше — испытываю досаду. Придется тратить время, деньги и прочий ресурс для того, чтобы решить возникшую проблему. В регионах такие деятели уже обанкротили несколько заводов, этого мы никак не можем допустить.

Мы с Матвеем гуляем по рынку, который разрастается и разрастается — новые торговые ряды, павильоны, палатки… Больше торгующих, больше товаров, больше денег! Всё на продажу!

— Вот так, без предъявы? — говорит Матвей задумчиво.

— Хочешь им предъявить? — спрашиваю я равнодушно. — И что именно ты им предъявлять собрался? Ну хорошо, допустим, предъявишь. Только после этого они сто процентов кого-нибудь из нас грохнуть захотят.

Матвей задумчиво сопит.

— Сложно, — говорит он. — Территория чужая, маленький город. Там все друг друга знают, любая незнакомая рожа сразу подозрение вызовет. Это же придется их ловить в нескольких местах одновременно. Задача сложная, Леха!

— Что предлагаешь? — спрашиваю я.

— Я думал, что это из местных кто, из наших, — отвечает Матвей. — Тогда, конечно, проще все вышло бы. Предлагаю обрубить им возможность поставок. Толку от этой водки, если наши местные коммерсы ее покупать не будут? А они не будут, об этом мы позаботимся.

— Ты же в прошлый раз другое говорил.

Матвей смотрит в землю. А я ловлю себя на том, что словно наблюдаю все происходящее со стороны. Вот один молодой предприниматель просит другого молодого предпринимателя убить трех человек. Или даже больше. Не со зла и не из мести, не потому что эти трое — плохие люди. Просто они мешают бизнесу. Потенциально мешают. Убийство — просто инструмент в конкурентной борьбе. Что же мне, судиться с этими осетинами? И вообще, рефлексия дико мешает в делах. У Мавроди нет никакой рефлексии. И у Березовского. И у прочих. Есть что? «Вижу цель, не вижу препятствий». В следующем году Борис Николаевич расхерачит из танка здание парламента. А чуть позже двинет танки на Грозный. Безо всяких рефлексий. Потому что есть проблема и ее нужно решать.

— Ладно, — говорю я Матвею. — Забей болт. Переговорю с Мишей…

Я наступил на больную мозоль. Матвей взрывается.

— Да ты чего, Леха⁈ Да я разве в отказе⁈ Когда я в отказ шел, вспомни⁈ Это вы меня тормозили все время! Вот я и сейчас говорю — трудно, опасно, но сделаем! Всех перевалим к чертовой матери!

— Да ты не ори, — я пытаюсь успокоить Матвея.

— А я не ору! Я объясняю, что вопрос мы решим! Первый раз, что ли?

— Да понял я, понял. Ты вот что скажи, про этого Дракулу, который осетин крышует, слышал чего-нибудь?

— Отморозок, — говорит Матвей с усмешкой. — Рассказывали про него… Плохое рассказывали. Хотели они напугать какого-то коммерсанта. Нашли где-то бомжа, отмыли его, приодели…

— Понял, дальше не рассказывай, — говорю я. Меня передергивает.

— Вот такой пассажир! — Матвей ухмыляется. — Есть нормальные ребята, проверенные…

— Если повяжут, нужно чтобы молчали, — говорю я. — Главное, первые несколько часов продержаться, потом поможем. Короче, делайте.

Матвей серьезен и деловит, рынок шумит, солнце печет… Лето!

С Мишей Афганцем мы поговорили вроде бы конструктивно, но как-то немного скомканно. Миша целиком и полностью согласился убрать паленую водку из подшефных палаток. «Мы не особо вникаем, чем они там торгуют», — сказал он. «А так-то уберем, конечно, о чем разговор». Затем Миша, пристально глядя на меня, поинтересовался, есть ли еще какие-нибудь проблемы. Я сказал, что все в порядке и поблагодарил за участие. Миша кивнул, и мы продолжили пить кофе и смотреть на танцовщиц в стрип-шоу. Кофе был приличный, а танцовщицы — так себе…

Таня у меня в офисе, в кабинете. «А то несправедливо получается!» — заявила она. «Ты у меня на работе был, а я у тебя — нет!» Восстанавливаем справедливость, пьем шампанское.

— У тебя здесь неуютно, — сказала она после второго бокала, оглядывая мой кабинет. — Как-то… я даже не знаю! Безлико, что ли.

— Так это рабочее место, а не спальня. Кабинет.

Она помотала головой.

— Это все равно! Совершенно безликое место! Натащили сюда кучу всяких вещей, мебели, электроники… Вот это что за штука?

— Это факс, — подсказал я с улыбкой.

— А-а… слышала. А зачем тебе три телефона? Нет, погоди… У тебя перед кабинетом приемная. Значит и секретарь есть?

— Есть! — подтвердил я. — Зовут Люся. Я ее отпустил сегодня пораньше.

— Это почему же? — она с подозрением посмотрела на меня. — Не хочешь, чтобы я ее видела? Модель какая-нибудь?

Я искренне рассмеялся.

— Люся не модель! Люся — соратник. Преданный и отважный! А отпустил я ее потому что никаких рабочих дел сегодня больше нет. Только личные.

— Ага, — сказала она. — А охранников не отпустил, там такие шкафы стоят на входе…