Беглец (СИ) - Никонов Андрей

Собака отреагировала на открывающуюся калитку громким лаем, женщина поднялась на крыльцо, требовательно постучала. На пороге появилась Маша в сопровождении знакомого Сергею парня, брюнетка их о чём-то спросила, достаточно громко, чтобы Травин мог услышать, но из-за лая собаки неразборчиво. Маша кивнула, ушла, а через четверть минуты окно комнаты, где жила Поземская, осветилось. Собака перестала лаять, ушла в будку.

— Спит она, — Сазонова-младшая вернулась с лампой, — как дитя.

— Спит? — уточнила толстушка.

— Без задних ног храпит, а вином от неё несёт, ох как, словно ветром сбивает, и где только набралась, в первый раз такое вижу. Как пришла, я не заметила, но мы тут недавно сидим, правда, Егор?

— Да, меньше часа, — подтвердил парень. — Как собрание закончилось, так и сели. Что случилось?

— Я утром зайду, как проснётся, дело к ней есть, ко дню Интернационала пора уже готовиться, — сказала женщина. — Пойду, а то поздно, да и оделась легко. А вы что не спите, готовитесь?

— Да, подковываемся политически, пока вот классово несознательные элементы спят, — важно сказал парень, кивая в сторону тёмных окон хозяйской половины. — Не хотите зайти, поучаствовать, Ираида Михайловна?

— Нет, — ответила та, — не сегодня, поздно уже, да и вы расходитесь, утром на работу. Завтра на активе проработаем политический вопрос, и смотрите мне, не опаздывайте.

Она одёрнула куртку, и засеменила к ограде, стараясь не упасть на скользкой дорожке. Травин отодвинулся в сторону, встав в тень дерева, подождал, пока Ираида выйдет, и вернулся в дом. Комсомольцы расходиться не собирались, они спорили, стараясь говорить потише.

— Нашли? — спросила Маша, увидев молодого человека.

— Ага, валялся рядом с лавкой, — Травин продемонстрировал портсигар, — я там куртку купил, а карман с дырой оказался. Тулуп-то лавочник забрал, непривычно пока.

— Ярошенко, — кивнул Егор, — тот ещё куркуль, за копейку удавится, да товар худой старается всучить. Не удивлюсь, товарищ, если он ваш тулуп починит и кому-нибудь перепродаст, да с прибытком. Но ничего, мы от всех этих нэпманских пережитков избавимся, не сомневайтесь. Не желаете обсудить программу первой пятилетки и резолюцию партийной конференции? Мы вот решили здесь, в Камышинке бывшей, социалистическое соревнование развернуть, взять повышенные обязательства, повысить отдачу от пилорамы на сорок процентов.

— Обязательства — это хорошо, а пилорама-то выдержит? — не удержался Сергей.

— Конечно, — включился в разговор ещё один парень, рябой, с подстриженными под горшок волосами, он поднял со стола исчерканный лист бумаги, — мы вот тут думаем, как ловчее брёвна пропускать, чтобы они быстрее шли. Может, надавить на них чем-то, или рессору приспособить. что думаете?

— Я тут милиционера вашего встретил, и женщину с ним какую-то, — Травин уселся рядом с Машей, вгляделся в чертёж, — их взволновало что-то, да так, что и меня не заметили. А сюда шёл, женщина как раз из вашей калитки выходила.

— Это Ираида Михайловна, завскладом, — сказала Маша, — спрашивала по учительницу, наверное, новую песню будут учить к Первомаю. А почему с Гришей, непонятно, у них контры, не переваривают друг друга. Ой, я вспомнила, мне же Фросю надо подменить, она с малым нянчится. Ребята, мне к Ване Будкину бежать нужно, повязку поменять, и просто проверить.

— Нужно — беги, — разрешил Егор, — а вы что скажете, товарищ?

— Будет бревно сильнее давить, вот эти пилы вдруг не справятся, — Травин отметил на схеме карандашом слабые места, — древесина сырая, увязнут. Мне кажется, проще вторую раму рядом поставить, от того же привода, пока одно бревно сползает, другое рядом заносите. И подъёмник механический сделать, по принципу весов, тогда платформы по очереди пойдут, а опускать рабочие смогут, или с помощью двигателя. Котёл мощный? Потянет?

— Много вы, товарищ, понимаете, — обиделся рябой.

— Уж не меньше тебя, — вдруг подал голос третий активист, который до сих пор молчал, — идея-то хорошая. Только сами мы не справимся, механик нужен грамотный, в Дятлово такой есть, правда, на голову ушибленный, но прошлым летом косилку нам враз перебрал, да шестерни.

Бейлин не стал ждать, пока на улице стемнеет, его хватило всего на час. Уже и чай был выпит, и варенье съедено, и хозяйка, выпив самогоночки, пересела поближе, прижалась к нему горячим бедром, и говорила, что нечего мужчине ночлег искать, когда у неё целая комната свободная.

— Пойду поищу сам, — Митя поднялся, — если он недалеко. А потом вернусь, отчего не переночевать-то, коли место есть.

Вызванный в горницу Ванька как мог, объяснил, где найти Герасима, хотел проводить, но мужчина отказался.

— Сам найду, мне бы вещицу его какую и валенки.

— Снегоступы лучше возьми, — посоветовала женщина, — в лесу снег глубокий лежит, когда ещё оттает. Вон, Ванькины, потом возвернёшь.

— И то верно, — Бейлин вышел на улицу, пролез под жердиной, порылся на крыльце у подручного бандитов, нашёл рукавицы.

— А отыщешь? — забеспокоилась соседка. — Не заблудишься?

— Так у меня ж собака.

Доберман прибежал на свист, обнюхал вещи, Митя завязал верёвки вокруг сапог, потоптался на месте. Широкие лыжи из проклеенной древесины, длиной в метр, легко скользили по насту, палки с кожаными ремешками, заострённые на концах, чуть гнулись. Бейлин оттолкнулся, невзначай хлопнул себя по боку, проверяя, удобно ли лежит браунинг. На лыжах он ходил в последний раз лет восемь назад.

— За полчаса обернусь, — пообещал он соседке, и неловко поковылял в сторону зарослей.

На тающем снегу отпечатались четыре колеи. Две, поглубже, принадлежали, наверное, Герасиму, другие один в один как те, что оставляли лыжи, соседскому сыну. По его следам Бейлин и пошёл, доберман трусил рядом, чуть поотстав, и никого искать не собирался. Выехав за околицу, Митя решил, что под ритм ему двигаться будет легче. Он начал с «Песни Кенигсберга» Хорста Весселя, потом спел, сбиваясь и перевирая английские слова, «Красивую девушку», которую сочинил его родственник дядя Изя, живущий в Североамериканских Штатах, снова вернулся на немецкий язык, бодро два раза подряд проорал «Тревожный марш» Ганса Эйслера, и наконец затянул польку «Напрасную любовь».

— Denn zur Stunde, Rosamunde, ist mein Herz gerade noch frei, — вопил Бейлин дурным голосом, распугивая трясогузок и зайцев.

Густые заросли сменялись редкой порослью и обширными заснеженными пространствами, видимо, замерзшими болотами. Митя проехал не меньше четырёх вёрст, Герасим, судя по следам, периодически уходил куда-то в сторону, но потом возвращался на лыжню, с него сталось бы при появлении незнакомца укрыться где-то незаметно, так, что даже с собакой его не отыщешь, но песня на чужом языке, наоборот, должна была заставить его высунуться. Поющий человек вызывает гораздо меньше подозрений, чем молчаливый, на это Бейлин рассчитывал, только одного не учёл — контуженный пулемётчик прошёл Германскую, и немцев на дух не переносил.

Пуля ударила в дерево рядом с головой Бейлина, Митя тут же пригнулся, упал на одно колено и выхватил пистолет.

— Султан, взять, — приказал он доберману.

Собака кинулась вправо, припадая к снегу, и понеслась к небольшой возвышенности, с которой почти сошёл снег. На том месте, где она только что стояла, в снегу появилось отверстие, Герасим стрелял пулями. И это обнадёживало, от холма до Бейлина было метров сто пятьдесят, картечь на таком расстоянии разлетится, но стоит подойти поближе, сделает из Мити решето. Мужчина сбросил лыжи, и побежал зигзагами, целясь перед собой.

Ещё два выстрела чуть было не продырявили Бейлина, а вот следующий ушёл в воздух, и сразу после этого послышался вскрик, Митя прибавил шагу, выдирая ноги из наста и отталкиваясь палкой, чуть ли не взлетел на вершину холма, и обнаружил там добермана, держащего старика за горло. Рядом валялась берданка, метрах в трёх — связка зайцев. Старик хрипел, скрёб пальцами сырую землю, но высвободиться не пытался. Один глаз у него заплыл белым, видимо, поэтому он в Митю и не попал.