Воин-Врач III (СИ) - Дмитриев Олег

Но к цели визита Ивана это касательства по-прежнему не имело. А подтверждать давние сплетни, о которых почти все уже позабыли, Всеслав не счёл нужным. Лишь бровью повёл чуть досадливо: мол, чего ты, как баба на торгу, вокруг да около ходишь?

— Не любишь, видать, пустой суеты да болтовни лишней. Это хорошо, я тоже не люблю, — переключился как по волшебству Звон, став серьёзнее. — К делу, так к делу. Работники мои жалуются, не дают твои стражники развернуться вволю. Когда Тарасу Мошне на площади руку отсекли по локоть, у меня два десятка молодых через день разбежались.

За нашей спиной едва слышно хмыкнул Гнат. Мы с ним спорили тогда — башку рубить или руку. Он хотел снять вору голову. Князь убеждал, что лиходеев убийство своего ничему не научит, только злее сделает. А вот вид его, бледненького, но живого калеки, которого закон воровской теперь до самой смерти содержать да кормить обязывает, напугает да, если повезёт, задуматься заставит. Два десятка жуликов на одного инвалида — вполне себе размен вышел. Знать бы, сколько всего осталось люмпенов в городе. Да потом поделить один к двадцати.

Звон, скользнув по Рыси равнодушным взглядом, продолжал:

— Башен этих с колоколами наставили, тоже во вред моим. Только надумают лабаз подломить или коника свести — сразу перезвон со всех концов, да эти с главной каланчи тряпками машут.

Князь начинал терять терпение, мне это было известно совершенно точно. Но позволил себе лишь молча поднять левую бровь. Дескать, пришёл-то ты с чем? Просить меня башни разобрать, потому что вашим воровать и грабить неудобно стало?

— Да тьфу ты, каменный ты, что ли? — крёстный отец утёр пот со лба. Первым вполне искренним жестом за всю встречу.

— Ладно, ещё ближе к делу. У нас с Изяславовыми уговор был. Они с наших дел долю имели. Платили мы честно, раз в четыре седмицы.

Князь сохранил прежнее выражение лица и усидел на лавке ровно, пожалуй, лишь потому, что про варианты и способы государственно-частного партнёрства уже знал от меня, хоть и недавно, и немного. Я же искренне изумился у него «за плечом». Вот это глубина глубин исторических процессов! Что двухтысячный год, что тысячный — слова и названия разные, а люди и значения остаются всё теми же! И если тот, кто был великим князем на Руси таким не брезговал…

— Кто от имени Изяслава говорил с тобой? — Чародей соизволил-таки снизойти до разговора с бывшим ночным хозяином города. Но на своих условиях, по своим правилам.

— Его именем со мной говорил Елизар, сотник дружинный, воеводы Коснячки правая рука, — Звон ответил, чуть подумав и внимательно приглядевшись ко Всеславу. И, видимо, высмотрел на лице князя что-то такое, что настойчиво советовало говорить чистую правду.

Тоже старая схема. «Я от Иван Иваныча, сами понимаете, самому ему в этом деле появляться нельзя, но и без ведома и дозволения его ничего здесь не делается, поэтому вот он я!». Видели и такое, много раз. Была в этом какая-то условная вероятность того, что самый главный негодяй, что смотрел на людей честными глазами с рекламных щитов и телеэкранов, стоял в престольные праздники в первом ряду в храме с постным лицом, был честным и бескорыстным, как изжога, в случае чего мог свалить всё на дураков и мерзавцев-подчинённых. Которые при самом плохом раскладе заезжали на нары до первого условно-досрочного освобождения, а после выходили оттуда уважаемыми в определённых кругах. И во всех кругах богатыми.

— Рысь, — Всеслав не поворачивал головы и не менял голоса. Но старый друг всё прекрасно понял.

— Елизар, как и ромейская паскуда Коснячко, не пережили побега в Польшу. Возле Холма-города, когда с Припяти на Буг переходили, волки порвали их, — глядя на молчавшего Звона, ответил воевода. С совершенно таким же выражением лица, что и у самого князя. И тем же тоном.

— Как? — уточнил Чародей. Без тени интереса. Давая понять, что вопрос задавал не для себя.

— В куски, княже. В мелкие. Да ровно так на диво, будто ножами резали. И ведь не слыхал же никто! Чудеса да и только, — пояснил Гнат. Так же спокойно, сухо, размеренно и без единого намёка на эмоции. Как пономарь.

— Не скажу, что стану по ним тосковать. Оба дерьмовые мужики были, — сглотнув и потерев под бородой горло, проговорил Иван. — Но мы пока живём, потому я и пришёл к вам. Чтоб понимать, как друг другу ни обиды, ни вреда не чинить.

Про «друг другу» он явно говорил из форса воровского, или как это сейчас называлось. Причинить вред или обиду великому князю или его людям теперь можно было только однажды. Вернее, два раза, но одновременно: первый и он же последний. Об этом уже совершенно точно знали ляхи. Часть из которых сейчас откармливала раков и налимов подо льдом Днепра.

— За то, что пришёл сам, благодарю. Это поступок достойный, — кивнул князь. — Что до того, как дальше вместе жить — просто всё, Звон. В Киеве и окру́ге твоим людям больше не гулять лихо, поезда не грабить, домов не жечь, народ не пугать. Мирно тут теперь будет. А тому, кто надумает чужое схитить, будут руки рубить. Теперь уж по плечо. Следующему, кто не поймёт сразу, на второго калеку поглядев, отнимут ногу по колено. Потом под самый срам. Вряд ли совсем-то уж дурные ребятки у тебя, поймут, что к чему, не придётся никого из них без рук, без ног, с одними ушами оставлять, — Чародей говорил ровно и тем самым голосом, от которого начинали дышать через раз даже патриарх с великим волхвом. Притих, утирая пот молча, и тайный атаман.

— Мне внутри Руси враги не нужны. Я сговорился с Ярославичами, кто в своём уме оставался. С пруссами, бодричами, латгалами, ятвягами и жемайтами. С половцами даже. Есть надежда, что и с ляхами договорюсь. Прежде, чем кончатся они все до единого. Врагов хватает и с той стороны границ, Звон, сам видишь. За помощь не обижу, слово моё крепко, это ты знаешь.

Ночной хозяин думал довольно долго, переводя взгляд с князя на воеводу и обратно. Но натура брала своё.

— С Изяславовыми другой уговор был, княже, — начал было он привычный торг.

— Тогда с ними и договаривайся. Встречу я вам быстро налажу, — и Чародей начал подниматься из-за стола.

— Как? — чуть подсевшим голосом переспросил Иван.

— Быстро, говорю же. Хоть с Изяславом, хоть с псами его. Рысь, — не повышая голоса, позвал князь, отворачиваясь от гостя. Будто потерял к нему всякий интерес.

Глава 17

Единство противоположностей

— Обожди, княже! И ты, воевода, погоди воевать! Не с того разговор начался у нас, — поднял раскрытые ладони Звон. Явного страха в голосе его не было, но слышна была досада. — Экий ты, князь-батюшка, неуступчивый. Хотя, я и сам такой, когда дело вынуждает. У тебя, мыслю, дела такие, что мне и в ум не взять.

— А оно тебе надо? — удивил меня Всеслав еле уловимой одесской интонацией. — Меньше знаешь — крепче спишь, Иван.

— У нас говорят: дольше живёшь, — не опуская ладоней, отозвался главный уголовник.

— Верно говорят. Ещё Соломон, мудрец древний из дальних краёв, учил: «во многих знаниях — многая печаль».

— Прав был старик, хоть и не нашего, а иудейского роду-племени, — кивнул Звон, медленно, синхронно с тем, как возвращался на лавку перед ним Чародей, опуская ладони на столешницу.

Оригинальный персонаж, что и говорить. За несколько минут побывал и лихим разбойником, что хи́стом да го́нором босяцким богат, и торговцем важным, что с первыми людьми говорить привык. Теперь вот и книжником умудрённым представился. Видимо, подбирал образ для более удобного разговора с князем, да никак подобрать не мог. Потому что непонятный и ощутимо опасный Чародей и сам вмиг умел примерять на себя те личины-образы. Но каждый из них был князю заметно мал и тесен.

— Ладно, Звон. Ты человек опытный и знающий, повидал всякого, доведут Боги — ещё на мир посмотришь поверх землицы. А то, что неуступчивыми мы оба можем быть — твоя правда. Когда ты точно знаешь, обдумав всё, а особенно то, о чём собеседник твой знать не может и не должен, то тебе одному виднее, к чему уговор вести. Тебе за него и ответ держать перед твоими людьми. Но наперво — перед самим собой.