Младший научный сотрудник 6 (СИ) - Тамбовский Сергей

— Как здоровье, Леонид Ильич? — спросил я с порога у него и тут же поправился, — то есть дядя Леня, конечно.

Брежнев совсем даже и не лежал, а сидел в кресле рядом с окном и с наслаждением курил сигарету — от замечаний по этому поводу я удержался, но с заметным трудом.

— Неплохо, — ответил он, переведя взгляд на меня с желтеющей листвы кленов за окном. — А речь так и совсем почти членораздельная стала. Садись, поговорим.

Я пододвинул стул поближе к его креслу и сел, приготовившись слушать мудрые наставления кремлевского аксакала.

— Мне тут зять позвонил — хвалит тебя очень… — начал он разговор.

Так, лихорадочно сложил я в уме А и Б, зять это у нас Чурбанов что ли?

— Мне тоже нравится, как он работает, — скромно отреагировал я, — Юрий Михайлович в смысле…

— Так вот, — пропустил Брежнев мои слова мимо ушей, — он сказал, что ты кучу народа спас на вчерашнем футболе — это правда?

— Там давка на выходе случилась, — пустился я в объяснения, — все уже с трибун домой пошли, а тут Швецов взял и забил…

— Да-да, я видел, — подтвердил Ильич, — красивый гол получился.

— Трибуны заорали от радости, а выходящие люди развернулись в обратную сторону… а там еще и ступеньки плохо почистили ото льда. Короче говоря, если б не действия двух сержантов милиции, могло бы очень нехорошо получиться.

— Что за сержанты? — осведомился Брежнев.

— Черт, — потер я лоб, — я и не спросил, как их зовут… дежурили неподалеку — они и сумели прекратить эту давку.

— А ты им помог, — логически продолжил мою мысль он, — молодец… Юрий хочет тебя к медали представить, представляешь.

— Тогда уже и моего товарища не забыть бы, — ответил я, — мы вместе на футбол ходили, а потом так же вместе помогали милиции.

— Что за товарищ? — уточнил Ильич.

— Работали вместе в институте, а потом он в армию ушел, служит сейчас в Германии. А здесь в командировке оказался.

— Оставь его координаты Цуканову, — махнул рукой Брежнев, — думаю, разберемся.

Он налил в стакан минералку, выпил почти до дна и закурил новую сигарету.

— А вот курить хорошо бы поменьше, — не выдержал я такого нарушения режима.

— Сегодня можно, — улыбнулся он мне, — сегодня у нас праздник, день рождения комсомола.

— Не расстанусь с комсомолом, буду вечно молодым, — невольно вылетело из меня.

— Правильно, я с 23 года комсомолец, билет номер 3297, — ответил он, — чем только не занимался, пока молодой был.

— А вот кстати, дядя Леня, — неожиданно набрался я храбрости, — как вы до вершин власти добрались? Поделились бы секретом с подрастающим поколением.

— Ты знаешь, Петя, — прикурил он третью сигарету от второй, — я много думал над этим и пришел к такому окончательному выводу — случайно все вышло. Шагал-шагал по ступенькам, пока неожиданно не оказался на этой вершине. Так что никаких секретов я тебе открыть не смогу.

— А когда тяжелее всего было? — продолжил я вечер воспоминаний, — можете сказать?

— Так сразу и не вспомнишь, — сдвинул он свои знаменитые брови. — Детство у меня голодное было, всегда есть хотелось, но в войну, конечно, гораздо труднее пришлось, одна Малая Земля чего стоит.

— Видел вашу фотографию, — продолжил тему я, — как вы в госпитале сидите рядом с товарищем, у него Красная Звезда, у вас Красное Знамя…

— Это март 42 года, за Барвенковскую операцию мне орден дали… а рядом Пашка Жильцов, командир полка — его в 44-м убили… но еще труднее в Казахстане пришлось — там сначала целину поднимали, а потом еще Байконур строили.

— Вот про Байконур бы и написали еще одну книгу, — посоветовал я ему. — Было бы достойным продолжением вашей трилогии…

— Хорошо, я подумаю над этим, — вторично сдвинул брови он, — ладно, иди уже, Петя, сегодня мне твои профильные услуги не нужны — и на этом спасибо.

А я вернулся в свою квартиру, выпил чаю и вспомнил про вчерашний разговор с хоккейным администратором. Где-то здесь у меня должна иметься его визитка… ага, вот она. Нестерович Олег Павлович, администратор, два телефона. Набрал первый.

— Нестерович у аппарата, — было мне сказано.

— Это Балашов такой, — отозвался я, — вчера с вами беседовали в Праге.

— Очень хорошо, что Балашов, — по голосу было заметно, что он обрадовался. — Сможете сегодня подъехать на маршала Тимошенко?

— Почем бы и нет, — ответил я, — когда и кого там спросить?

— В любое время подъезжайте, я живу тут рядом, подойду в течение пяти минут. А спросите в приемном покое Озерова Ивана Ивановича.

— Это случайно не родственник того Озерова?

— Двоюродный брат… он вам все расскажет и все покажет.

Глава 29

Хоккей

В хоккей играют настоящие мужчины

Сказано-сделано — на сегодня все пункты рабочей программы у меня выполнены, имею право на отдых… ну в смысле на смену вида деятельности. И еду в ЦКБ… и Аскольда что ли с собой позвать? Поколебавшись пару секунд, все же набрал его телефон в «Космосе».

— Привет, — он поднял трубку на третьем гудке, — узнал?

— Да, конечно, — отозвался он, — к хоккеистам меня позвать хочешь?

— Ты ясновидящий, — ответил я, — прямо, как твоя любимая Джуна. Через час примерно подъезжай в Центральную клиническую больницу, знаешь такую?

— Найду, а кого там спросить?

— Озерова. Не того, который хоккей комментирует, это его брат.

— Его брат режиссер, если я ничего не путаю.

— Это родной брат режиссер, Юрий, а в больнице будет двоюродный, Иван.

— Задачу понял, выполняю, — четко доложил он и повесил трубку.

Больница эта, сколько я вспомнил из своего предыдущего опыта, располагалась на западе столицы в районе пресловутого Рублевского шоссе. И ехать до нее надо было все по той же Филевской ветке, ставшей мне почти уже родной. Так, подумал я, изучив текущую метро-карту на входе на Кутузовскую, Крылатскую-то еще не ввели, так что придется туда топать от Молодежной. Ну и ничего, прогуляюсь и заодно ноги разомну.

Больница эта оказалась огромным зданием с двумя выгнутыми крыльями, а возле парадного входа красовалась табличка, извещавшая, что она награждена орденом Трудового Красного Знамени. За проявленную доблесть и героизм в излечении различных болезней. Тут тоже в основном лечились непростые люди… нет, самые-то непростые на Мичуринский проспект попадали, но и здесь хватало высокого начальства, нужных руководителей торгово-закупочного направления и эстрадно-спортивных звезд.

Я справился в окошке насчет Озерова, мне пообещали, что сообщат Ивану Ивановичу, что пришел некто Балашов. Он спустился сверху буквально через пять минут.

— Петр Петрович? — строго спросил он меня, я подтвердил. — Пошли, я договорился с охраной.

— Тут еще мой коллега подойдет, — вспомнил я про Аскольда, — можно его тоже пропустить?

— Что за коллега?

— Зовут его Аскольд Букреев, он офицер танковых войск, а по совместительству начинающий целитель-практик.

— Ну если только из танковых войск, — буркнул Озеров и сообщил что-то ВОХровцу на входе, — появится если, его проводят к нам. А мы на четвертый этаж, в реабилитацию.

И мы поднялись туда на шикарном лифте, отделанном дубовыми панелями и зеркалами.

— Наслышан о тебе, наслышан, — говорил Озеров мне, пока мы шли по длиннейшему коридору в конец корпуса. — Очень неплохо люди отзываются.

— Лучше расскажите детали, — прервал я его похвалы, — что там у ваших хоккеистов с ногами произошло?

— Спортивные травмы, что с ними еще могло случиться, — вздохнул Озеров, — Фетисова приложил о борт кто-то из Крыльев, а Ларионов сам налетел на подставленную клюшку спартаковца. В результате у первого разрыв крестца в колене, у второго перелом со смещением.

А мы тем временем дошли до нужной двери, и Озеров решительно распахнул ее, пропуская меня вперед.

— Доброе утро, ребята, — сообщил он двум молодым людям, лежавшим на койках слева и справа, — это тот самый Петр Балашов, я о нем вчера вам рассказывал.