Чингисхан. Демон Востока (СИ) - "RedDetonator"
— Это мой сын, Эйрих, прозванный Щедрым, — представил его отец, когда Лимпрам решил, что хватит травмировать руку консула.
Лимпрам, представляющий собой крупного рыжебородого мужчину лет сорока, посмотрел на Эйриха, а тот посмотрел на него. Физиономия у маркоманна из тех, которые описывал Марцеллин, выводя в своих «Деяниях» образ обычного варвара: борода закрывает нижнюю половину лица, глаза голубые, пары передних зубов уже нет, обилие шрамов на щеках, кои он, скорее всего, нанёс себе сам, брови густые, лоб низкий и покатый, а нос маленький и узкий. Ростом маркоманн где-то на четверть головы не дотягивал до Альвомира, стоящего за левым плечом Эйриха.
— В этих доспехах он больше похож на римлянина, — недовольно произнёс Лимпрам. — И где его борода?
— Я стою здесь, можешь спрашивать у меня, — сказал на это Эйрих.
— А где почтение к старшим? — проигнорировал его ответ вождь. — Зевта, вы у себя совсем распустили своих сопляков?
— Последний человек, назвавший меня сопляком, сейчас сидит в клетке, вместе с остатками своего легиона, — произнёс Эйрих. — Я уже доказал, что достаточно взрослый, чтобы разбивать римлян, доказал, что имею равное право голоса с остальными мужами, поэтому тебе лучше не начинать наше знакомство с оскорблений.
— Ты дерзок, — нахмурил брови Лимпрам.
— И силён, — усмехнулся Эйрих. — За свои слова привык отвечать, поэтому не разбрасываюсь ими понапрасну и тебе не советую.
Маркоманн сдержался от острой ответной реплики и посмотрел на остготские войска, уже выстроенные в наступательный боевой порядок. Хотя, что более вероятно, различить характер строя он не смог, ведь это нужно разбираться и хорошо знать, как воевали старые римляне.
— Вы что, притащили на наши переговоры римлян? — удивлённо спросил Лимпрам.
— С чего ты так решил? — с усмешкой поинтересовался Зевта.
— Морды у этих воинов больно гладкие да броня точно римская, — поделился своими наблюдениями маркоманн. — Что всё это значит?
Брить бороды и не только легионеров заставляли инструкторы, потому что наставления Арриана Тактика и Октавиана Августа однозначно утверждали: на теле легионера должен быть минимум волос, дабы избежать сократить риск распространения вшей. Волосы на голове им тоже полагалось иметь короткие, по тем же причинам.
Раньше Эйрих к бородам и прочим волосам был равнодушен, но резоны Арриана и Августа были очень убедительны. Если воин будет постоянно чесаться во время похода — это одно, но совершенно другое, когда он будет чесаться в бою — это может привести к гибели.
В целом, санитарию в легионе пришлось подтягивать, потому что в мелочах и таятся всякие неприятные подвохи. В каждом контубернии присутствует один капсарий, имеющий однозначные инструкции по поддержанию надлежащего порядка у своих соратников — от бритья бороды до слежения за чистотой одежды.
Когда, в ответ на неповиновение, может прилететь десяток ударов плетью, не остаётся выбора, кроме как следовать указаниям командования. Легионеры моются раз в неделю, их бреют капсарии, они стирают свои вещи, их осматривает кто-то из нанятых врачей — Русс проделал огромную работу, чтобы легионеры стали реже подхватывать заболевания живота, а также выглядели чистыми и свежими. Последнее чётко отделяло их от остальных обитателей Деревни, что шло на руку Эйриху: разительное отличие цивилизации от нецивилизованности могло побудить остальных отказываться от старых привычек, меняя жизненный уклад селян. Вряд ли при жизни Эйриха, но зачин он положил.
— Это остготы, а не римляне, — заверил его Зевта. — Легион, взявший лучшее у римлян, а худшее оставивший в прошлом. Эйрих как-то съездил в Константинополь, походил там, подумал, поразмышлял, после чего решил создать легион лучше, чем римский. И у него получилось. Если хочешь испытать на себе гнев остготских легионеров по причине того, что я не смог принять твоё предложение о браке Эйриха на твоей дочери — только скажи.
— Я приехал поговорить, — миролюбивым тоном произнёс Лимпрам. — Войско я собрал на случай, если ты придёшь с немирными намерениями — сам знаешь, времена такие.
Эйрих ещё в прошлой жизни отметил для себя, что «времена» всегда и везде такие, что приходится брать с собой армию, на всякий случай.
— Ты прислал ко мне человека, который сказал, что старики что-то там решили и ты вынужден отказать мне, — перешёл к сути маркоманнский вождь. — Разве так делается? Разве не ты решаешь, на ком женятся твои сыновья и за кого выходят замуж твои дочери?
Вопросы Лимпрам задал правильные. Сенат не имел полномочий вмешиваться в такой вопрос, но старички заигрались в законодателей и советчиков последней инстанции. С другой стороны, Зевта сам пришёл к ним с таким вопросом и получил ответ. Ситуация выходит неловкой и проигрышной для консула.
— Сенат дал совет, — вмешался Эйрих. — Отец ему последовал. Кто он такой, чтобы не уважать старину? К тому же, насколько я знаю, ты не объяснил нам нашей выгоды.
Выгода Лимпрама была предельно понятна: подконтрольные его общине территории граничили с остготскими, и пусть отношения поддерживаются добрососедские, есть риск, ввиду быстрого усиления остготов, что они захотят испытать новый топор на тех, кто слабее других. Нельзя сказать, что маркоманны совсем уж слабы, но и сильнейшими их не назвать. Если остальные члены свевского союза, (1) не выступят в поддержку маркоманнов, то им придётся туго, ведь остготы и до решительного набора могущества могли крепко дать им по сусалам, а уж теперь…
Брак с сыном «остготского рейкса» — это не только обеспечение гарантированной безопасности со стороны остготов, но и существенный прирост личного влияния для Лимпрама, который, если судьба будет благосклонна, со временем может возвыситься до маркоманнского рейкса, ведь никто не поймёт, если Зевта откажет своему свату в, скажем, небольшой военной поддержке. И пусть Зевта, даже если очень захочет, не сможет продавить в Сенате мотивированную его личными интересами инициативу, остальные германские племена об этом не знают.
— Выгоды для вас? — задумчиво переспросил Лимпрам. — Неужели недостаточно того, что ваши границы будут в безопасности от наших набегов?
— Сенат склонен решать такие проблемы с помощью войска, а не переговоров, — произнёс консул Зевта. — Хочешь приготовить еду — неси мясо.
— Будет тебе мясо, — почесал бороду маркоманн. — Как насчёт того, чтобы заключить мир и согласие между маркоманнами и остготами, а затем скрепить его кровью в битве против вандалов?
— С чего бы нам выступать против вандалов? — спросил Зевта. — У нас с ними нейтральные отношения, это вы зачем-то закусились и льёте кровь понапрасну.
Эйрих не интересовался взаимоотношениями между племенами, не участвующими в «большой игре», то есть не претендующими всерьёз на Италию, поэтому о сваре между маркоманнами и вандалами не знал.
— Слышал я, что вы заинтересованы в рабах, — произнёс Лимпрам. — Я гарантирую, что все пленённые будут переданы остготам — это уже выгодно вам, не говоря уж о том, что будут щедрые трофеи из их поселений и даже из остатков римских городов на их землях. Делим добычу честно, согласно общему вкладу.
— Всё это нужно обсуждать в Сенате, — произнёс Зевта. — Да-да, ты сейчас скажешь, что мы слишком прислушиваемся к нашим старикам, что это делает нас слабее и так далее — можешь не утруждаться, я всё это уже слышал и твои слова не повлияют ни на что. Это наш образ жизни, мы уважаем седину, мы верим, что мудрость стариков точно не доведёт до беды.
— О, ты читаешь мои мысли, Зевта, — слегка удивился Лимпрам. — А я заготовил целую речь…
— Старики нас ещё не подводили, чего нельзя сказать о рейксах и вождях, — продолжил Зевта, проигнорировав слова маркоманна. — И я до сих пор не могу понять, чего ты от меня хочешь, Лимпрам. Брак Эйриха с любой из твоих дочерей не даст тебе того, чего ты ожидаешь: это Сенат решает, что мы будем делать, а чего не будем. Я могу лишь предложить им инициативу, а конечное решение примут они и только они.