Илья Те - Абсолютная альтернатива
Мир невозможен на пике войны, когда крупинка может сдвинуть чашу весов в одну или в другую сторону. Это понимал каждый здравомыслящий человек, однако можно ли считать здравомыслящим солдата, измученного недоеданием и страхом смерти, три года просидевшего в промерзших или отсыревших окопах, спящего на одной половине шинели и прикрывавшегося другой? Каждый человек в Русской Армии мечтал сейчас об одном — о Мире.
С этим словом, предательски брошенным из столицы и громовым раскатом промчавшимся по фронтам, в России начиналась новая полоса.
Прошлым вечером Воейков докладывал мне о двух случаях самосуда над офицерами. В царской армии офицерский корпус состоял в основном из выходцев из имущих слоев, за исключением унтеров, набиравшихся в годы войны из отличившихся рядовых. Классовое разделение армии присутствовало, таким образом, на лицо. В отличие от Воейкова, я знал — если мы проиграем, то через месяц отказ подчиняться приказам, спонтанные убийства офицеров по любому спонтанному поводу и даже публичные казни командующих фронтов станут явью и буквально затопят армию. После призыва о мире, обращенного к заплешивейшей и загнившей в окопах, обильно наглотавшейся вражеского свинца и собственной крови армии, этот поток не остановит уже никто.
Будем мыслить спокойно, остановил себя я. Как всегда, наш главный критерий — время. Всю прошлую неделю я бессовестно упускал его, растрачивал по мелочам, позволяя самому бесценному из ресурсов — секундам, ускользать между пальцами. Враг переигрывал меня из шага в шаг, и самым обидным являлось то, что враг-то по сути противостоял мне совершенно никчемный и неподготовленный, глупый, ничтожный фигляр, но тем не менее он переигрывал меня постоянно.
Слепые комедианты из Думы затеяли глупый фарс, н. Но сейчас суть заключалась в том, врагом являлисьсейчас были вовсе не депутаты, — а раскаленная войной и слабостью власти революционная ситуация.
В течение более чем пятнадцати лет аристократы и фабриканты, финансисты, банкиры, иностранцы-концессионеры, продажные чиновники и просто бестолковые управленцы доводили народ до ручки — с моего молчаливого одобрения.
Социалисты почти открыто призывали к низвержению власти, кидались бомбами и стреляли в министров, либеральные думскдумские «демосфены» пропагандировали модные западные идеи, что в среде малограмотного населения, едва вылезшего из вчерашнего средневековья, было гораздо страшнее бомб.
И что же? Все это время мой царь Николай бездействовал, позволяя разрастаться раковым клеткам. В стране царили не царь и правительство, а откровеннейший беспорядок, безделье, равнодушие и при этом — самое главнео! — почти открытая антиправительственная пропаганда. А самодержец, носитель верховной власти, бездеятельно смотрел на этот бардак и умудрился ввязаться со всем этим беспределом в кровавую Мировую Войну. Заговорщики в Думе и предатели-генералы служили лишь поводом для запала, сигналом к выстрелу, искрой, от которой вспыхнул огромной артиллерийский запас. ППорох, способный взорваться от этой искры, оказался давно готов.
Со всем этим можно было совладать, кабы не приближалась весна. Прекрасно помня последние переговоры с представителями Антанты всего месяца назад — в январе, я знал, что весна 1917 года-го как по замыслам союзников, так и в кабинетах Центральных держав, должна была вспыхнутьначаться серией кровавых наступлений. Никто ни в Берлине, ни в Вене, ни в Лондоне, ни в Париже не сомневался, что в одна тысяча девятьсот семнадцатом Великая война завершиться. В том, измененном мире, из руин которого явились мы с Каином, война затянется до 1918-го года, но только из-за выхода из нее России. В новой же реальности — все будет так, как должно. Площадкой для решающей схватки должна стать Фокальная Точка — избранный Каином, проклятый, семнадцатый год. И если немцы начнут сейчас, когда части сняты с фронтов…
С бунтом следовало заканчивать немедля! План Келлера и Нахичеванского — годен, заключил я. Собрать все силы, наступать на Питер с юга и с запада, — походным порядком, наплевав на железнодорожное полотно. Есть ли иные способы ускорить продвижение войск, кроме железной дороги? Для начала двадцатого века — почти ничего. Автомобильный парк Русской армии ничтожен. Машинами можно перебросить роты и батальоны, но не дивизии и не полки. Авиация — детская, с бумажными крыльями в прямом смысле слова, об использовании ее для переброски военных соединений в начале века нечего даже думать: дирижабли и кукурузники не в состоянии перебрасывать через губернии кавалерийские корпуса. Неужели ничего другого не остается?
Мысль явилась внезапно, как будто сверху, ниоткуда. В эту эпоху существовало лишь одно средство, которое сочетало в себе неимоверную огневую мощь и способность доставить значительный воинский контингент — флот. Тем более, бунтовщики атаки с моря не ждут!
Развернувшись на каблуках к ожидавшим моего мнения командующим корпусов, я произнес:
— План Ххана Нахичеванского — одобряю. Готовьте полки. Двумя армейскими соединениями выступаем на Петроград походным порядком. Движение осуществляется по сходящимся направлениям со стороны Пскова и Нарвы. Продвижение по первой линии возглавите вы Келлер, по второй соответственно, вы, Гусейн-хан. Добавить хочу лишь одно… в Питер оба корпуса отправятся без меня.
Не дожидаясь недоуменных вопросов, я подозвал к себе Воейкова.
— Вот что, любезный, мне немедленно нужен Непенин. Да, именно. Адмирал.
Псалом 9 «У России есть только два союзника: ее армия и ее флот». (Александр III) _____________________________________________________________________________________________
11 марта 1917 года.
Финский залив.
Серые воды лупили в броневые пластины, накатываясь на клепанные обводы мрачными, свинцового цвета валами. Безоблачная высь над моей головой казалась бездонной, обрушивая на фуражки и палубу свет миллиардов далеких звезд. На востоке, грязной струной виделся Петроград, подернутый низкими, сизыми дымами. В обратной стороне, к закату, перед взором моим, широко раздаваясь в сторону к северу и, к югу, развертывался дивной лентой безбрежный водный путь. Он вел взгляд мой в Финский залив и далее, к Балтийскому морю, где за свинцовыми водами стояли Хельсинки и Свеаборг, Аланды и шведский Стокгольм. Льда не было там, на западе. Лед сковывал наш путь впереди.
Балтийский флот, основа мощи и морского величия Российской Империи пять месяцев в году был намертво скован льдами. На зиму, часть осени и весны, западный берег Ботнического залива, Финский залив и Невская губа покрывались незыблемыми торосами, не давая прохода судам.
В мирное время корабли вставали на Большой рейд Кронштадта сразу по завершении летней кампании — то есть в сентябре-октябре, втягиваясь в главную военно-морскую гавань, разоружались и оставались мирно спать на всю зиму, до следующей весны. В военное время все изменилось — ходили столько, сколько возможно, почти до конца ноября. Однако в зимние месяцы, вне зависимости от настроения командиров броненосных эскадр, воды вблизи Питера сковывались иною броней — ледяною.
Беды в этом не было. В плане большой политики казалось обидным, что могучий океанскийический флот России отстаивается в портах, однако в тактическом смысле, оледенение прибрежных вод столицы Империи никак не влияло на ведение боевых действий на море. По словам сопровождавшего меня адмирала Нилова, стратегическое применение сил России в ходе Великой Войны ограничивалось стоянием в гаванях и обороной рубежей, в соответствии с оперативными планами, утвержденными еще в 1907–1914 годах и разработанных с учетом реального соотношения сил на Балтике.
Иностранные державы тех лет страдали «дредноутной лихорадкой» — созданием гигантских эскадр, и мимо России дорогостоящая эпидемия не прошла. Работы по постройке кораблей шли с полным напряжением сил и ресурсов. Морской министр адмирал Григорович добился доверия Государственной думы, и огромные кредиты, отпущенные на выполнение программы, поглощались Морведом с выдающимся аппетитом.
На Балтике была создана Центральная минно-артиллерийская позиция, идея сражения на которой стала основой применения сил Балтфлота.
Позиция располагалась в Финском заливе в районе между Ревелем (будущий Таллинн) и Гельсинфорсом (будущий Хельсинки). Одним флангом линия опиралась на укрепления Поркала-удд, другим на крепость Петра Великого, сиречь сам город Ревель. В случае прорыва германского флота, водное пространство между указанными укреплениями засыпалось тысячами мин.
В районе Моозундского архипелага Центральную оборонительную позицию дополняла Передовая позиция между островом Даго и полуостровом Гангэ, а также — «Тыловая позиция», по меридиану острова Гогланд. Таким образом, подступы к столице для неприятельского флота надежно перекрывались, и ни одно вражеское судно в принципе не могло оказаться в водах Невской губы. Русские превратили Петроград в неприступную крепость. В то же время, я не был склонен рассматривать последнее утверждение как догму.
