Евгений Щепетнов - Здесь слезам не верят
Это было странное зрелище – здоровенные «обломы» разлетались в стороны, как разлетаются собаки, ушибленные ударом лапы разъяренного медведя, голубоглазый был настолько быстр, что в это не верилось, он метался между здоровенных туш, каким-то образом уходил от захвата и бил, бил, бил…
Но они поднимались. Снова и снова – как зомби, как Терминатор, пролетевший сквозь стену!
Нападавшие с такой силой ударялись об стены подъезда, что старая пятиэтажка вздрагивала, будто от землетрясения, стонала, грозя развалиться на побитые жизнью и непогодой серые кубики.
А потом все стало гораздо хуже. Те двое, что стояли внизу и не участвовали в схватке, вдруг выдвинулись вперед, замахали руками, и в голубоглазого полетели зеленые молнии – длинные, извилистые, трещавшие, как электросварка!
Голубоглазый все-таки успел что-то сделать, прикрыться, потому что эти молнии не нанесли ему никакого вреда, разбиваясь о невидимый щит. Но держать щит, как стало ясно Анне, было довольно трудно, голубоглазый покраснел, оскалился, зашипел, как змея, его руки, вытянутые вперед, дрожали, и он начал отступать назад, толкая Аньку вверх по лестнице.
– Назад! – хрипло бросил он. – Назад, скорее, я не удержу!
Молнии все били и били, люди на лестнице наступали, голубоглазый изнемогал под хлесткими и трескучими ударами, он и Анька, оба пятились и пятились назад, вверх по лестнице, и казалось, что все закончится именно сейчас, через секунду, через миг! Анна не знала, что это за молнии, что они могут сделать человеку, но была уверена, что ничего хорошего сделать не могут, это ясно, как божий день.
Успели. Анька трясущимися руками отперла дверь, ввалилась в квартиру, захлопнула тяжелую стальную пластину, как только голубоглазый проскользнул следом за ней. Дверь грохнула, отрезая беглецов от злого мира, и стало тихо – ни криков, ни выстрелов, вообще ничего, указывающего на то, что здесь только что происходила эпическая битва с… кем?
Кто это был? Что за оружие они применяли? Лазеры? А у кого могут быть лазеры? Только у каких-нибудь фээсбэшников, у кого же еще-то? Не у бандитов же, в самом-то деле!
Хотя… в наше время ни в чем нельзя быть уверенным. У олигархов есть свои армии, вооруженные не хуже фээсбэшников!
Только вот что делать олигархам в притоне Аньки, за высокий рост прозванной «Каланча»? Вот же – связалась с этим чудиком, теперь огребает по полной!
А с другой стороны, черт подери, она ведь никогда не жила так интересно! И здоровьишко вдруг поправилось, и движуха какая-то! Жизнь, мать ее, а не гребаное тухлое болото, жить в котором ей оставалось не больше года-двух, пока окончательно не откажет больная печень!
Только вот пожить бы еще со здоровой печенью… подольше! Был бы телефон – ментов бы вызвала на этих уродов, жаль, что нет «трубы», последнюю пропила уже и забыла когда.
Может, кто-нибудь из соседей вызовет? Шумели-то знатно!
Хотя… в большом городе всем на всех плевать – затихарились сейчас, сидят, даже в глазок боятся заглянуть! Никто не выйдет и не поинтересуется, что происходит! Себе дороже – попадешь еще ненароком под шальную пулю!
Народ сейчас ученый, голыми руками не возьмешь. Это не совок, когда все срочно бежали к окнам смотреть, «кто же там стреляет»? После терактов, после того, как мир заполонили террористы, нужно быть осторожным, прежде чем высовывать голову. Услышал пальбу – послушай, подумай… а потом и ляг на пол, чтобы не зацепили! Пусть со стрельбой и террористами разбираются те, кому за это зарплату платят.
– Отсидимся, – хрипло выдохнула Анька, только сейчас ощутив, что в руку врезалась скрутившаяся в жгут ручка тяжелой сумки-пакета. – Щас ментов кто-нибудь вызовет, и этих козлов переловят! Дверь крепкая – батя ставил, еще в перестройку, даже гранату выдержит! Устоит, что бы там ни было!
– Не устоит, – вдруг бесстрастно бросил голубоглазый, подошел к окну в кухне и осторожно выглянул наружу. Тут же полетело стекло, и в окне осталась небольшая дырка с неровными, острыми краями.
– Ай! Стреляют! – запоздало поняла Анька и схватилась за голову. – Господи, что происходит?! Может, ты террорист какой? Я не хочу! Я ничего не хочу! Господи, спаси, помоги!
Сейчас Анька так уверовала в божественную силу Создателя, что готова была вприпрыжку бежать в церковь, отдать туда все ценное, что у нее есть – только бы выручил, только бы спас от гибели неминучей! То, что она неминучая, было совершенно ясно. Если в ход пошли снайперы, неизвестное оружие, фээсбэшники, значит, этот парень против государства, и, значит, ей трындец. Щас они взорвут дверь, ворвутся со щитами и перестреляют всех, кто находится в квартире! Так всегда делают с террористами, она видела по телеку!
Кстати, телеку тоже трындец. Стреляли, оказывается, два или три раза, и одна из пуль ушла прямиком в экран, лишив Аньку последнего источника радости, последнего прибежища мечтаний. Теперь никаких сериалов, никаких новостей про злых пиндосов, только ободранные стены, да и то, если выживет после сегодняшнего штурма!
О Господи… зачем ты посылаешь такие испытания?!
Анька вдруг заплакала, заревела, в голос, как по мертвому. Оплакивала ли она себя, свою пропащую жизнь, или переживала за разбитый телевизор – сама не знала. Только рыдала с душой, самозабвенно, так, как плачут дети, лишенные игрушки или не пошедшие в цирк со своими жесткосердными родителями. Давно уже она не плакала так сладко, так по-детски – слезы боли были, слезы радости были, а чтобы рыдать вот так, слезы ручьем – уже и не помнила такого дела. Мда… слабая стала, совсем слабая!
Голубоглазый вдруг встрепенулся, подошел, глядя на женщину, будто припоминал нечто давно забытое, потом поднял руку и погладил Аньку по голове, растянув губы в странной, механической улыбке. Анька зарыдала еще пуще, бросилась на шею новоиспеченному «сожителю», стала заливать слезами его могучую грудь. Голубоглазый стоял молча и лишь тихонько гладил ее по спине. Рука была такой большой, такой тяжелой, горячей, что у Аньки как-то сами собой высохли слезы. Она утерлась, задрала голову, глядя в глаза мужчине, и тихо попросила:
– Спаси нас, а? Кто бы ты ни был, спаси! Ведь несправедливо, чтобы я умерла… после всего, что было!
Что она имела в виду – и сама не знала. Может, то, что после долгих, смертельных, гадких лет у нее появился шанс пожить по-человечески, и несправедливо лишать ее этого шанса? Или то, что она все-таки помогла парню, накормила его, приняла в свой дом? Возможно, все сразу. И правда – поздоровела, похорошела – жить бы теперь да жить! Ну как же можно умирать СЕЙЧАС?!
Голубоглазый кивнул и потянул за собой Аньку, вцепившуюся в сумку с продуктами, будто эти продукты были спасательным кругом, удерживающим на плаву. Следом за волочившим ее парнем прошла в зал, в котором из мебели были лишь сервант да проссанные матрасы, валявшиеся на полу. Голубоглазый подошел к стене, за которой находилась такая же квартира, как та, в которой жила Анька, постоял, к чему-то прислушиваясь, и вдруг начал что-то шептать, водя руками по воздуху и по стене. Некоторое время ничего не происходило, только в квартире почему-то запахло, как после прошедшей грозы – резкий, перебивающий вонь запах, потом голубоглазый вдруг резко толкнул стену, будто собираясь ее отодвинуть! И Анька замерла, выпучив глаза, открыв рот, такого она не видела никогда, даже в фантастических сериалах!
Кирпичная стена поддалась под руками нечаянного сожителя и буквально рассыпалась в пыль, оставив на месте кирпичной кладки дыру размером в половину человеческого тела. Пыль заполнила комнату, заскрипела на зубах, попала в дыхательное горло, отчего Анька раскашлялась, как если бы вдохнула облако пудры, но голубоглазый уже торопил:
– Быстро! Сюда!
Он рванул ее за собой, прыгнув в пролом, и через несколько секунд оба уже бежали по гостиной незнакомой, отделанной дорогими, красивыми обоями квартиры.
Навстречу им попалась ошеломленная хозяйка – женщина лет сорока в ночной рубашке, сквозь которую просвечивали темные соски грудей. Анька ее знала, встречала иногда на улице, потому вежливо поздоровалась, галантно поклонившись, как светская дама. Соседка так и замерла – с отвисшей челюстью и вытаращенными от изумления глазами.
Анька, которой было вроде и не до того, вдруг хихикнула, представив, что та будет рассказывать своей родне и знакомым. Ну только представить – встаешь в туалет, скоро на работу, и вдруг… ранним утром мимо тебя проносится соседка-пьянчужка, вместе с каким-то здоровенным типом – все в пыли, в известке, и бегут оттуда, где быть они ну никак не могли! Квартира-то ведь заперта! Стальная дверь!
Слава богу, дверь была заперта не на ключ, а на задвижку, не пришлось ломать, как стену. Хотя голубоглазый уже и примерился, начал махать руками, чертить в воздухе какие-то фигуры, оставляя светящиеся линии, угасающие через секунду-две. Анька прервала его «дирижирование», оттеснила плечом и с некоторой долей торжества открыла дверь, оглянувшись на спутника с ехидной улыбкой. Он никак не отреагировал на такое важное деяние, рванулся вперед и как буксир поволок Аньку за собой – вниз по лестнице.
