Владимир Свержин - Сеятель бурь
Атака союзных войск захлебнулась, теряя четкость управления, и в этот момент удерживаемый маршалом Дезе фронт перешел в решительную контратаку, бросив вперед свежие части многочисленного резерва. Как я и опасался в самом начале боя, оголенный фланг атакующих русских колонн рухнул, не выдержав сокрушительного удара вышколенной пехоты базилевса. Отступление начало приобретать вид бегства, и я готов был поклясться, что еще несколько минут, и сражение будет проиграно окончательно и бесповоротно. Общую панику не в силах удержать ни один командующий.
– Капитан, – прошептал стоящий рядом со мной Лис, – по-моему, нашим не светит.
– По-моему, тоже, – признал я, и в этот миг, точно вступительные аккорды органного хорала, по атакующим порядкам корпуса Дезе грянули залпы притаившихся на замаскированных позициях российских батарей. Едва смолк залп первых орудий, как в тон ему громыхнули другие, а вслед им третьи, не оставляя и секундного зазора между очередными шквалами огня.
– А вот это, кажется, ария Наполеона, – озадаченно потирая затылок, предположил Сергей. – Густо бьют, черт побери, шо лук сеют! О, смотри-ка, а францы-то, кажется, задний ход дали.
Лис был прав. Оттесняемые стеной огня от прежних своих позиций дивизии корпуса Дезе вынужденно отступали, тесня боевые порядки собственного правого фланга. Теперь центр французской позиции был оголен, и я не сомневаюсь, командуй союзными войсками граф Бонапартий, немедля сыскались бы полки, чтобы обрушиться на рухнувший фронт и стремительным ударом завершить истребление расчлененных группировок. Но союзной армией руководил не он, а потому, с некоторым удивлением осознав, что французы, тщательно сохраняя боевые порядки, оставляют занимаемые позиции, командующий объединенной группировкой велел трубить отбой, призывая собственные войска повернуть к бивуакам.
– Отдали победу, – вздохнул я, разводя широко руками.
– Шо тот пятак нищему, – согласился Лис. – Чего, спрашивается, рубились?
Сражение было сведено вничью, что, впрочем, не уменьшило радости генералов и старших офицеров, собравшихся в ставке. Казалось, никому здесь нет абсолютно никакого дела ни до нас, томящихся в ожидании решения нашей судьбы, ни до полковых адъютантов, прибывающих с первыми известиями о потерях.
– Как называется вон тот замок? – указывал на виднеющиеся вдали шпили моложавый генерал с осиной талией и выбивающимися из-под треуголки светлыми локонами.
– Сокольниц, ваше высочество, – послышалось ответ.
– Замечательное название! В таком случае извольте отписать моему отцу реляцию о сокрушительной победе над узурпатором при Сокольнице. Вызовите мне генерал-квартирмейстера, я желаю перенести штаб под эти древние своды.
– Будет исполнено, ваше императорское высочество.
– А деревня позади наших холмов, – услышали мы с Лисом чью-то недовольную, тихую, но весьма жесткую речь, – именуется Аустерлицем, и когда б я слушал дурацкие бредни австрийских штабистов, то в реляции звучало бы именно это название.
– Прошу прощения. – Я повернулся на звук.
Ежели и были у меня какие-то сомнения, то при виде говорившего они рассеялись вмиг. Передо мной был тот самый беззаветно храбрый корсиканец, только ныне вместо лейтенантских нашивок армии континенталов на его плечах красовались генеральские эполеты. Доходившие некогда до плечей волосы были коротко острижены, и жесткая складка у губ сменила мальчишескую улыбку.
– Если не ошибаюсь, граф Наполеон Бонапартий?
– Он самый. – Невысокий генерал обвел нас с Лисом цепким, едва ли не подозрительным взглядом. – С кем имею честь? – услышав родную речь, поинтересовался императорский фаворит.
– Брат, брат! – раздалось неподалеку. – Пустите меня немедля! О, наконец-то! Я столько пережила, пока добиралась к тебе!
Я и Лис с ужасом оглянулись, услышав знакомый голос.
– Господи!!! – сокрушенно прошептал Сергей. – Ну почему из всех в мире женщин ты дал в сестры Бонапарту именно эту?!
ГЛАВА 13
Проявил себя – закрепи.
Правило фотолюбителя«Свобода» кисти художника Делакруа, разгуливающая в неглиже по баррикадам посреди сонмища вооруженных людей, выглядела бы здесь не более экзотично, чем наряженная по вчерашней парижской моде ясноокая красотка, величающая Наполеона братом. Конечно, оголять свои прелестные формы ей было ни к чему, да и не по погоде, но десятки заинтересованных взглядов немедленно прилипли к этой псевдогречанке южнофранцузского розлива.
– Каролина? Что ты здесь делаешь? – На лице Бонапарта отразилось неподдельное удивление. – Ты же должна быть… – Голос раздосадованного генерала осекся.
– Я… – Набравшая в грудь воздуха корсиканка собралась было повторить сцену, виденную нами за день до того в шатре маршала Дезе, и тут увидела нас. – Наполесино, это изменники, это шпионы, арестуйте их! – в полной мере демонстрируя бурный корсиканский нрав, завопила гламурная красавица, меча испепеляющие молнии из своих резко потемневших глаз. – Я видела, как вчера маршал…
– Тише, карра миа [16]! Сделай одолжение, помолчи! – довольно резко оборвал сестру генерал, возвращая нам свое внимание. – Итак, господа, как я понимаю, вы французы?
– Отнюдь, – энергично покачал головой я.
– Даже Бонапарту свойственно ошибаться, – незамедлительно вставил Лис, спеша разбавить пресную речь доклада грубой, но сладкой лестью. – Буквально ж ничто человеческое ему не чуждо!
– Форма, которую ваше превосходительство видит на нас, была отобрана у противника, чтобы облегчить побег из плена. Разрешите представиться. – Я звонко щелкнул каблуками. – Вальтер Турн, граф фон Цеверш, полковник австрийской службы. Вместе с моим секретарем Сергеем Лисом, также бывшим офицером, мы были пленены неведомыми мятежниками и переданы в руки французов, откуда бежали при первой же возможности, захватив мундиры и оружие.
– Что ж, браво, господин полковник! А откуда вы знаете меня? – все так же, не спуская с нас подозрительного взгляда, неспешно выговорил Наполеон.
– В момент пленения мы направлялись к российскому двору с полномочиями осуществить закупку орудий для богемской армии, – пустился я в объяснения. – Маршал Колоредо настоятельно рекомендовал вас как величайшего специалиста в области артиллерии. Увидев же воочию тот небывалый погром, который ваше превосходительство только что устроили французам, и невольно подслушав произнесенные вами слова…
– Все ясно, – мгновенно теряя интерес к странной закавыке, кивнул военачальник. – Что ж, умение совмещать разнородные факты полезно для офицера.
Я молча поклонился, учтиво принимая высокую похвалу.
– Но чем же вы успели насолить Каролине? – продолжил Бонапарт.
– Какой там насолить! – не удержался от едких комментариев Лис. – Мы ее токо шо сахаром не посыпали, все попусту – бушует, как тот домовой в трубе с перепою!
– Не верь им, эти мерзавцы убили… – вновь сорвалась на крик разъяренная маршальша.
– О, вот вы где! – Высокий худощавый генерал с выдающимся изрядно вперед орлиным носом размашистым шагом приближался к нам. – Наполеон, друг мой, и вы здесь! Вот и славно! Вот и прекрасно! Что ж, в таком случае позволь представить тебе героев! – Его гулкий командный голос широко разносился над холмами, точно подошедший все еще продолжал глоткой перекрывать шум батарей.
– Вы что же, знаете этих людей, почтеннейший князь Петр Иванович? – удивленно поинтересовался герой нынешней баталии.
– Мой брат Роман – ты знаешь его, он служит в лейб-гусарах, – рассказал, что не более часа тому назад эти храбрецы спасли штандарт его полка и раненого князя Четвертинского.
– Бориса Антоновича? – В голосе Бонапарта появилась вкрадчиво-удивленная нотка. – Это правда, господа?
– Не стоит преувеличивать наши заслуги, – начал я.
– Действительно, право, неудобно – ну, там, спасли кое-что, кое-кому шо надо объяснили, князя вот из-под лошади выволокли, – ударился в показную скоромность Лис. – Но ведь, сами посудите, не княжеское это дело – в снегу под конем валяться. На нашем месте, будь оно неладно, так бы поступил всякий.
Лица боевых генералов выразили удивление столь бесцеремонной манере рассказывать о собственной доблести, но тут к нашей группе подбежал запыхавшийся флигель-адъютант с вензелем наследника цесаревича поверх капитанского эполета.
– Прошу извинить меня, его императорское высочество, великий князь Александр желает немедля видеть генерал-поручиков Багратиона и Бонапарта.
Глаза Наполеона резко сузились, точно от вспышки яркого света. Я уже как-то видел это выражение лица, правда, не здесь, а совсем в другом мире, и ничего хорошего оно не предвещало. Там с недоброй усмешкой молодой артиллерийский начальник расстрелял в упор из своих орудий шлюп, на котором пытался бежать генерал континенталов Марильон, продавший англичанам победу у Форт-Эванса. Здесь причина была другая, но взгляд был тот же.
