Вадим Сухачевский - Завещание Императора
Все это рассуждения общего характера, возможно, слегка отдающие софистикой, но необходимые, дабы развеять Ваши, отец мой, сомнения и страхи. Вижу, под разгадкой Тайны мы с Вами понимаем одно и то же, расходясь только в некоторых оценках. Вы правы, едва ли следует всуе называть все своими именами (надеюсь, понятно, какое, в первую очередь, Имя я имею в виду), но кое-какие вехи в моем исследовании уже можно обозначить:
1) Лейтенант фон Штраубе, действительно, является самым прямым из живущих ныне отпрыском династии Меровингов, в том почти не остается сомнений.
2) Происхождение Меровея, основателя династии... Скажем тут с максимальной осторожностью: высочайшее, насколько вообще в человеческих силах вообразить (позже, при Каролингах, это, по понятной причине, тщательно замалчивалось).
(Пункты 3) и 4) залиты кровью и потому совершенно не удобочитаемы. Угадываются только отдельные слова: "Грааль"... "Тайна"... "Александрийская звезда"... "Великое будущее народов"...)
...ввиду чего, отец мой, я намерен, как только управлюсь со здешними делами, немедленно отправиться в Ватикан и, пав на колени перед Его Святейшеством, сообщить ему величайшую, быть может, со времени возникновения престола Святого Петра...
(Еще несколько слов густо залито кровью, и на этом послание обрывается.)
* * *
Маленький человечек неприметной внешности, с невыразительным лицом, совершенно не запоминающимся, одетый как питерский мастеровой, войдя в свою комнатушку на Васильевском, перво-наперво запер дверь изнутри, затем достал из кармана и швырнул в печь замаранные красным листки, далее быстро разоблачился до исподнего и замочил в тазу с холодной водой штаны и рубаху. Пятен было не много, поэтому вода окрасилась лишь в чуть розовый цвет.
Пока одежда отмокала, он, как был, в исподнем, сел к столу и, не задумываясь, начал строчить карандашом на клочке бумаги со скоростью, обычно в письме не наблюдающейся среди российских мастеровых.
Закончив строчить на первом клочке, он достал второй, и, заглядывая в прежде написанное, принялся выводить некую колдовскую цифирь:
22 17
54 67 03 78 42 45 11
77 31 15 54 55 98 04 73 12
23 77 21 14 32 14 78 56 76 12 35 99 05 87 93...
Прежде, чем отправить в печку первоначально написанный текст, он сверил его с цифирью шифрограммы. Значение каждой циферки старинного слогового шифра он знал на память, и сверялся не на предмет возможных ошибок (он их не допускал), а лишь на тот предмет, не надо ли что-нибудь еще добавить.
Текст послания гласил:
Мадрид
Командору Ордена
дону Валенсио Гансалесу
Мессир.
Кардинал Бертран де Савари почил без мук. Причина смерти (для российской криминальной полиции) — убийство пожарным топором с целью ограбления. Похищены: золотая цепь с крестом, перстень с аметистом и денег 115 рублей 70 копеек (кое имущество, если будет нужно, верные Ордену люди смогут найти на Пескаревском кладбище, в квадрате G-11, в тайнике S-8).
Его письмо в Рим предано мною огню. Однако из написанного им ясно, что монсеньор Бертран чрезвычайно близко подошел к известной Вам, мессир, тайне и был весьма упорен на пути к ее разгадке; все это говорит в пользу единственной правильности принятого мною решения...
Последние слова маленький человечек перечел с особым удовлетворением. Именно чувство единственной правильности всего, что он делает, двигало им на протяжении последних двадцати пяти лет его наконец-таки осмысленной жизни, все время, пока он, начиная с самых низких чинов, верой и правдой, по истинному приятию души, служил могущественному Ордену. Оно не подводило его никогда, своим дыханием пронизывало каждую минуту его жизни и споспешествовало всякому его деянию, если оно — во благо. Как, например, просто оказалось отсидеться в кладовке с какими-то иудейскими святынями, пока монсеньор Савари писал свое письмо, как подвернулся кстати это невесть как там очутившийся пожарный топорик!
То же чувство "единственной правильности принятого решения" будет на его лице две недели спустя, когда, слыша, как в дверь его комнатушки молотят прикладами полицейские, он без малейших раздумий всыпет в рот пригоршню всегда имевшихся наготове таблеток цианистого калия. А три недели спустя, в далеком отсюда, теплом Риме, вскоре после страшной смерти девяностопятилетнего епископа Бенедикта Фарицетти, занимавшего скромную должность ватиканского архивариуса (старика найдут, раздавленного невесть как оторвавшейся от стены мраморной плитой при входе в архив), другой, тоже тщедушный и невыразительный человечек, в тот момент, когда дюжина итальянских карабинеров будет колотить прикладами в его дверь, совершит действие, которое, с точки зрения капрала карабинеров, вообще непосильно для человека — вонзит узкий, длинный стилет себе в горло по самую рукоятку, так что острие, пройдя насквозь, перебьет шейные позвонки, и голова, лишившись поддержки, повиснет, как у сломанной игрушки, готовая оторваться; — и у того, второго человечка, мгновенно отошедшего в мир иной, на лице в тот момент тоже будет выражение Единственной Правильности Принятого Решения.
Все это будет потом. Покуда же петербуржский человечек с преобразившимся на время лицом, — теперь это было не усталое, маловыразительное лицо мастерового, а лицо, выдающее миссию быть вершителем человеческих судеб, — приписал еще несколько строчек своей каббалистической цифири, что в переводе означало:
Считаю также своим долгом сообщить, что, судя по всему, главный архивариус ватиканского архива епископ Фарицетти вплоть до деталей посвящен в суть изысканий кардинала Бертрана де Савари, сам оказывал ему помощь, посему — да воспоможет ему Господь без лишних мучений покинуть наш суетный мир.
Что касается носителя тайны лейтенанта фон Штраубе (ныне, волею судьбы, очутившегося в доме для умалишенных), то, в соответствии с Вашим, мессир, наказом, веду за ним неусыпное наблюдение (одного санитара лечебницы уже удалось перекупить, ныне подступаюсь к другому) и в ожидании Ваших дальнейших распоряжений буду всеми силами оберегать его целость и сохранность.
Он еще раз перечел строки (все написанное было единственно верно) и приписал еще несколько цифр, означавших:
Да поможет Господь нашему делу, коему навсегда бескорыстно верным остаюсь,
лейтенант Ордена N. de F.
* * *
Жандармскому ротмистру
барону Ландсдорфу
(Секретно)
Милостивый государь Виктор Свенельдович!
Со всеми возможными извинениями, сим имею честь сообщить, что, по беспечности и чрезвычайной загруженности переписчиков, в мое послание к Вам от ... числа с.г. вкрались предосаднейшие ошибки, кои спешу исправить.
В присланный Вам дубликат документов по снабжению довольствием Черноморского флота Его Императорского Величества, похищенных (возможно) лейтенантом Адмиралтейства бароном фон Штраубе, вкрались некоторые ошибки, а именно:
1) Рацион говядины по Черноморскому флоту Е.И.В. вообще не изменялся и не предусматривается к изменению на ближайшие 4—5 (а то и более) лет.
2) Селедка на Черноморском флоте Е.И.В. вообще из рациона исключена как рыба соленая и способствующая лишь жажде среди низших чинов, в связи с чем уж два месяца как заменена в рационе матросов рыбой камбалой (в том же соотношении).
3) По представлению начальника Конфессионального Отдела Штаба Черноморского флота Е.И.В. капитана второго ранга Г.Ф. Пилястрова (Отца Григория), в связи с требованиями офицеров того же отдела раввина лейтенанта Шлёме Берковича и муллы, капитан-лейтенанта Измаила Хаттаб-Заде, полагавшаяся ранее матросам флота свинина вновь заменена на баранину в прежнем соотношении.
Смею, также, уведомить о недовложении дубликатов сверхважных секретных документов, тоже похищенных (видимо) оным лейтенантом фон Штраубе.
Среди них:
1) Коллективная жалоба матросов броненосца Черноморского флота Е.И.В. "Князь Потемкин-Таврический" на постоянную червивость мяса любого вида, поставляемого для ежедневного рациона низшего состава, что, якобы, чревато недовольством и даже возможным бунтом на корабле.
2) Ответ на петицию матросов начальника Санитарной службы Черноморского флота Е.И.В., капитана второго ранга З.Д. Бенненсона, из коего ответа явствует, что поставляемое (кстати, бесперебойно!) мясо оной червивостью не обладает, есть получаемо из Турции, всегда в наисвежайшем, замороженном виде, а присутствующие порой на мясе белые кружочки есть не более как личинки гусеницы-шелкопряда, завезенные в трюмах корабля из Китая во время прошлогоднего похода и никакой опасности, кроме пользы, для здоровья ("Чёрта им в бок, жандармским, пускай сами разбираются!") не представляющие.
