Роман Буревой - Северная Пальмира
– Ну как он? – спросил блондин, явно нервничая.
– Сейчас спит. Как так получилось, Шидурху? Почему дух Сульде оказался в теле Всеслава?
– Этот парень всего лишь подвернулся в нужный момент… Я взял у тебя двести золотых в оплату за исполнение твоего желания.
– Я желал прекратить войны – и только! – закричал Элий. Он вспылил так неожиданно, что Шидурху-хаган отпрянул назад. – Слышишь, прекратить войны – вот моё желание! Ты клялся, что сумеешь, что спустишь на землю звезду Любви… ты клялся… – Элий внезапно замолчал, ибо приметил, что Шидурху-хаган нехорошо улыбается.
– А разве стоики не советуют вовсе отказаться от желаний и в этом обрести своё счастье? Ведь советуют. Что же ты не следуешь столь мудрым советам и все время желаешь? От желаний все беды. И эта беда – тоже.
– Ты сказал, что мне достаточно выйти на арену и драться. И целый год побеждать.
– А ты ответил: «Если надо, я готов биться с самим Сульде!»
– Но почему для этого надо подвергать этого юношу пытке?!
– Ты человек, римлянин, а не бог. Ты можешь биться только с человеком. И победить можешь только человека. Вот я и запер Сульде в человеческом теле. Вся беда Всеслава в том, что он сохранил свою душу. Она не успела покинуть тело. Такого не должно было случиться, но случилось. Теперь ничего сделать нельзя. Произошла ошибка. Но её не исправить. Ты должен драться и побеждать. Каждый раз только побеждать. И тогда Сульде будет становиться все слабее. Когда он станет слабым, таким слабым, что любой мальчишка одним ударом сможет сбить его с ног, ты победишь его окончательно. Продержись год, и душа Всеслава освободится. А Сульде исчезнет.
– Я должен спасти Слава. Этот мальчик ни в чем не виноват.
– Нет! Тут ничего уже не исправить. И не вздумай ему рассказать, слышишь? – Блондин схватил Элия за плечо. – Или все погубишь. – В голосе его послышалась угроза. И ещё страх. Элий глянул в упор, и блондин спешно снял с его плеча руку. – Вот увидишь, в следующий раз будет легче…
– Кому легче? Мне или ему?
– Тебе.
– Ты уверен?
Блондин пожал плечами.
– А война Рима с Биркой, как ожидали все, не началась. Разве этого мало?
Элий не ответил.
– Скажи, этого мало?! – настаивал блондин.
– «Людям не стало бы лучше, если бы исполнились все их желания», – прошептал Элий.
– Он ничего не должен знать! Ничего! – крикнул Шидурху-хаган. – И ты не смей ему говорить. Иначе все погубишь. Если я умру, Сульде вырвется на свободу.
– Он был прекрасным парнем. А теперь превращается в зверя. Почему так получилось?
– Сульде, – отвечал блондин. Будто вынес приговор.
ГЛАВА XI
Игры в Северной Пальмире
(продолжение)
«Сегодня – праздничный день, но по давней римской традиции проводится заседание сената».
«Бирка вновь отвергла предложение заключить мирный договор. Но теперь ясно, что военных действий не последует».
«Акта диурна», Календы января 1978 года[31].I
Человек остановил его на улице. Элий только что вышел из крытого здания рынка, руки были заняты пакетами. И тут подскочил этот суетливый человечек в меховом плаще и островерхой шапке. Шёл мелкий снежок. Весь город затянуло прозрачным белым виссоном. Сегодня Календы, а в Календы надо делать то, что мечтаешь делать в течение года. Хочешь купаться – иди и ныряй в прорубь на реке, хочешь веселиться – веселись, сражаться – бейся насмерть. В этот день, как говаривал Овидий, «открыты и храмы, и боги», Двуликий Янус сулит удачу, и надо дарить друг другу мёд и сладости, чтобы предстоящий год был сладок. И ещё деньги. Особенно деньги – и как можно больше. Верно, и незнакомец решил обратиться к Элию потому, что сегодня были Календы января.
– Позволь поговорить с тобой, Император, – начал человечек. – Позволь поговорить и поблагодарить тебя от всей души. Слава Геркулесу, ты очутился в наших краях и вдвойне слава, что вышел на арену.
Незнакомец был похож на купца средней руки или хозяина мастерской. Уже не молод. Но в глазах задорные огоньки. Такие верят в сказки до последнего дня. Может, Элий и сам таков?
– За что благодарить? – спросил Элий.
– А ты не понимаешь, Император? Ты помогаешь мне жить. И не только мне.
– Каким образом?
– В сентябре супруга моя тяжко заболела. Так представь, мысленно я решил: коли выиграешь ты в поединке с Сенекой, – она поправится. Коли проиграешь – она умрёт. Ты выиграл, и она совершенно здорова, слава богам.
– Простое совпадение, мой друг. Я не для того пришёл на арену.
Незнакомец рассмеялся.
– А вот и нет, Император! Нет, нет, нет! – выкрикнул он задорно, по-мальчишески. – Ведь это не в первый раз. До того я ставил на тебя – и выходило так, как я задумывал. И мой друг загадал желание. И опять оно исполнилось. Все исполняется.
– Неужели все? – Элий верил и не верил.
– Все! – горячо воскликнул мужчина. – Неужели ты не понимаешь, что делаешь для нас? Сам посуди, Император, ведь сейчас нет никаких ограничений на исполнение желаний. Пойми – никаких. Раньше ты мог в одном поединке заклеймить не более сотни желаний. А сейчас совсем иное дело. С твоей победой не сотни – тысячи могут связать свои судьбы. Десятки тысяч, сотни… Миллионы… И ты всех, всех одаришь. Ведь ты Император.
– Значит, я по-прежнему исполняю желания? – Элий против воли улыбнулся. – Но я даже не знаю, что дарую.
– Ты – Император, с тобой нельзя связать что-нибудь бесчестное.
Элий покачал головой:
– Как ты наивен, мой друг.
– В твоих руках десятки нитей. И ты ведёшь нас, ведёшь всех. Ведёшь, куда хочешь ты, а мы…
– Ты сам себе противоречишь…
– Нет, нет! Умоляю тебя, сражайся! – воскликнул странный проситель и поцеловал Элию руку. – Умоляю, Император… Тебе не надо ничего делать. Только побеждай. И мы пойдём за тобой.
– Только побеждай, – покачал головой Элий. – Это не всегда легко. А если я проиграю? Я же умру!
– Но так и бывает – за желания платишь смертью.
Человечек сказал «смертью». Хотел сказать «жизнью» и оговорился? Или все-таки имел в виду смерть?
Элий отошёл подальше от странного почитателя. И оглянулся. Тот стоял неподвижно посреди улицы, и на плечах его выросли два маленьких белых сугроба. Будто два крошечных голубиных крылышка.
Гений?
II
Бассейн замёрз. Превратился в продолговатое светлое стекло, прикрытое тонким виссоном снега. Сугробы укрыли аккуратно подстриженные туи. Скульптуры прятались в деревянных ящиках в ожидании весны. Замёрзший пруд, заснеженный сад. Зиму Элий переживал как трагедию. Печи жарко топили, в комнатах было почти душно. Но это тепло почему-то не радовало Элия. Он чувствовал себя пленником, посаженным в очередной раз в карцер. Только в этот раз в роли тюремщика выступала природа.
Элий бежал по снегу. На нем были надеты тонкие брюки и две туники – льняная, а поверх шерстяная, меч в ножнах закинут за спину. Лоб стянут шерстяной повязкой. И ещё перчатки – чтобы руки не мёрзли. Он не смотрел по сторонам, просто бежал по снегу, наблюдая, как подбитые мехом сапоги взрывают белое гладкое полотно, будто ростр рассекает морскую пену. Он не оглядывался, знал: две пушистые неравные борозды оставались за ним, одна чуть глубже и шире. Он бежал на север. Небо гасло, земля казалась светлее неба. Так и должен выглядеть путь изгнанника – под тёмным небом по безжизненной земле в никуда. Идти и идти, ничего не создавая и не разрушая, оставляя прерывистый след, который исчезнет с первыми весенними ручьями. Идти, забывая прошлое с каждым шагом, но ничего с этим шагом не приобретая. Тягостный бесцельный путь (непременно бесцельный), удаляющий от Рима, но ни к чему не приближающий. Двадцать лет изгнания. Думая о предстоящих годах, хочется упасть в снег и лежать, отдавая тело в жертву холоду. Двадцать грядущих лет придавят и не дадут подняться. Это даже не страдание, это просто несуществование, полное нечеловеческих усилий, подъем тяжести совершенно неподъёмной.
Самое тяжкое, самое непереносимое в изгнании – это изменение всего образа жизни. Нет, не отказ от привычек, и даже не перемена жаркого климата на это дождливое слякотное существование тяжелее всего. Ничуть! Самая отчаянная, почти физическая боль – замена непрерывного, «замысленного» римского существования на жизнь, где всякий день начинаешь с нуля. О, эта римская непрерывность! Она сама по себе почти бессмертие. Само рождение римлянином определяет твой путь и намечает вектор движения. Ты рождаешься и только чуть подрастёшь, как тебя уже ждут школа и лицей, и на четырнадцатом году – белая тога гражданина. Потом – служба в армии или сразу – выбор профессии, неспешное и неутомительное совершенствование, споры на форуме, голосования раз в год, чтение вестников, женитьба, рождение детей, война – почти запланированная – и уж точно запланированная победа. К старости – уютное гнездо, любимые лица вокруг, прибыльное дело… Ты умираешь, и восковая маска появится в атрии. Ты строишь жизнь как акведук, присоединяя арку к арке, и год за годом длится неторопливое восхождение прочной конструкции в гору, чтобы затем память чистой ключевой водой, поднятой на трехпролетную высоту, текла естественно и легко назад – в Вечный город.
