В. Бирюк - Стрелка
Фигня.
Никто не отменял демографической пирамиды: основная масса населения — «дети и юношество». Средний возраст смерти мужчины в «Святой Руси» — 39 лет, в моей Демократической России на уровне 2010 года — 63. Здешний пятнадцатилетний мальчишка, по доле уже прожитого, соответствует мужчине 24 лет. В воины, налогоплательщики, мужья — годен. Но… мозгов-то нет!
Никто не отменял способа хозяйствования. Мужик должен в поле орать, а не глупостями заниматься: где-нить копьецом по-тыкивать, мечом помахивать. Поэтому разумные, хозяйственные… мужчины — в поход не идут.
Как выглядел бардак первой русской мобилизации в пореформенной России на русско-турецкую войну, насколько это несовместимо с нормальной крестьянской жизнью — описывает Энгельгардт. Здесь — ещё хуже. Тронуть домовитых семейных мужиков… нахлебаются все и надолго.
Остаётся шпанка приречная, бобыльё неприкаянное да пацанва смердяческая. Птенчики. Которые вырвались из своих курятников, собрались в стаю, и старательно изображают из себя петушков. Типа: во какой я ныне важный! Прокукарекаю — солнце встанет!
Есть тонкость: серьёзные мужики подымаются, когда нашествие. Когда «враг у порога», и надлежит «всем вместе, в едином порыве, общим усилием… защитить родные нивы и пажити…». Но для тверских, к примеру, мужиков, какие-то муромские «нивы и пажити» — отнюдь не родные. Что-то где-то… хрен знает где. Как в Демократической России — Сирия. А уж Окская Стрелка, Бряхимов… типа Бангладеш. Слыхал, есть гдей-то…
Ещё одна странность, уже у меня лично. В Пердуновке вокруг меня было много нормальных взрослых мужчин. Нет, была и куча подростков. Но я общался больше с мужами умудрёнными. Отношения со всеми были весьма определённые: я — старший. Я и привык смотреть на всех несколько… по-старшему. Наставлять и оберегать.
Теперь это… «родительское чувство» и здесь догнало. А уж после «божьего поля»… даже и бородатые «вятшие» поглядывают насторожено-заинтересовано-уважительно. Отнюдь — не презрительно-покровительственно на сопляка плешковатого. И как-то так получается, что мне, хоть бы об одной нашей хоругви, но надо заботу иметь. Об этих… петушках прыщеватых и бестолковых.
«Не было у бабы хлопоты — купила баба порося» — русская народная мудрость. Полная лодия… «поросяточек».
* * *Баба, как её вывернули на мешковину, так и лежит. Только осмелилась глаза рукой закрыть. Даже не плачет — вчера слёзы кончились. И как мужики на такое… кидаются? Совать своё родное и дорогое в вот это… вывороченное и бордовое…
Факен же шит уелбантуренный! Вот у меня в Пердуновке… Хоть вешайся…
Мои-то — сытые, фигуристые, намытые, не клятые — не мятые. Умные, добрые, весёлые… А тут… типичная представительница… Ужас-с! Как жить?! Может и правда, лучше как-то с Божедаром…
– Иване, а ты чего делаешь?
– Валериану завариваю. Напою, промою, смажу. Где-то у меня мазь на гусином жире была… А, вот.
– Хочешь — я тебе помогу? А то Басконя… Он устал, наверное, после урока.
Лазарь. Дитё длинного роста. И хитрости у тебя детские.
– Добре. Басконя — спать. Как — «почему»? Кто сегодня сачковал, когда «вынос бедра» отрабатывали? Устал — спи. С бабой и без тебя справимся.
Глухая ночь, костёр, Волга, звёзды. «Здесь будет город заложён…». Точно. Два. На той стороне — Романов, здесь — Борисоглебск.
В Романов Иван Грозный переселит кучу татар. От чего появится «романовская овца» и исконно-посконный русский городок, застроенный мечетями. Потом татар — выселят, мечети — разваляют, «овца» — останется.
От соседних костров внимательно поглядывают разные… соратники. Пару раз пытались подойти — сторожа останавливали. Начинались разговоры, переходящие в хай. Тогда подымался Сухан, вытаскивал свои топоры.
Что он «ходячий мертвяк» — в войске уже в курсе, отваливают сразу.
Промываю эту… девочку. Спиртом прижигаю ранки на коже. Спиртом! Прижигать! Бабу! Всё понимаю — перевод чрезвычайно ценного продукта. Но другая дезинфекция… калёным железом?
Ноги — в шайку с холодной водой. А она не может удержать колени сдвинутыми! Это что, должно вызвать томление и сладострастие?! Вот такое… цветастое, мосластое и самопадающее?
– Лазарь, будь другом, холодный компресс на всё синее.
– А… Ну… А что такое «компресс»?
Она даже не вскрикивает от боли, когда приходится касаться разбитых стоп и коленей. Только стонет.
– Тебя как звать?
– Н-новожея.
Единственное слово, которое я вообще от неё услыхал.
Уложив, наконец, наших, ну очень возбуждённых, бойцов, подходит Резан. Присаживается на корточки. Смотрит как мы кантуем красотку — у её же и спина посечена! Как-то странно — потягов не видно. А, дошло — её положили на прутья и на ней… плотно вдавливая и подпрыгивая… понятно.
– Эта… бояричи. Баб в лодиях держать нельзя. Свара будет. Начальники повелят на берег вышибить.
– Вот такую? Добрее — в Волгу.
– Как добрее — вам решать. А в лодии — нельзя.
– А князю?! Князю можно?!
– Ты, Лазарь, не ори. Ты — не князь, тебе — нельзя.
Сидим-молчим.
Бабёнка аж дышать перестала. То ли её, неходячую — под куст выкинут, то ли неплывучую — в реку.
Лазарь кипит, пыхтит… Потом вскидывает на меня глаза:
– Иване! Ну… Ну придумай что-нибудь!
Попандопулы всех времён и народов! Я понимаю, что со времён Иисуса с его Марией Магдалиной и знаменитым: «пусть бросит в неё камень…», многие активно пользовали полковых шлюх. Некоторые, наверное, и лечить пытались. В медицинском смысле. А вот аспекты легализации… при столь явном запрете…
Я сходу вижу только три варианта. А, есть и четвёртый.
Четвёртый отпадает сразу из-за температуры окружающей среды. Третий — из-за неприязни ко мне Володши, второй — из-за сложности, слишком много участников будет. Остаётся только привычное мне: манипуляции с определениями сущности. Вот его и работаем.
– Баба есть объективное явление окружающей нас материальной природы, данное нам в ощущениях. Какие ощущения первыми приходят на ум при этом слове — «баба»?
– Эта… ну… Да ты что, сам не знаешь?!
– Твои, Лазарь, ощущения, которые первыми на твой ум — мне понятны. Они вон — штаны тебе рвут. Но законы устанавливают люди взрослые, мужи добрые. Резан, представь: баба в лодке. Что первое на ум приходит?
– Так сразу…? Ну, платок торчит, подол вечно под ногами мешается, чуть пошли — на бережок просится, пописать ей, вишь ты, волосня её — то помыть, то просушить, лодку качнёт — визг, веслом плеснёшь ненароком — визг, когти выпустит и морду драть да кусаться, на весло не посадишь…
– На весло — и больного мужика не посадишь. А остальное… Платок убрать, подол убрать, волосню убрать, поганое ведро дать, в рот — затычку, ногти остричь. Что имеем?
– Пугало. Уродище…
– Стоп. «Оно». Пугало — «оно». То есть — не «она». Не баба.
– Не… Но, Иване, оно ж…
– Тебе Резан русским языком объяснил — что такое баба в лодии. Если набор характерных признаков отсутствует, то и объект имманентно принадлежит к другой категории сущностей. К конгломерации категорий — «не баба».
– ??? Ты… ты чего такое сейчас сказал?
– Неважно. Тащи горшок.
* * *Я уже говорил, что сегрегация по гендерному признаку в «Святой Руси» развита чрезвычайно. «Устав Церковный» специально отмечает:
«Аще мужа два бьются женски или вкусить, или одереть, митрополиту 3 гривны».
Есть жесткий, повсеместный набор стандартов: что носить, как говорить, где стоять… даже — как драться. Этот набор, даже не вторичных — третичных признаков, является столь очевидным, само-собой-разумеющимся, что смена внешних ярлыков, оболочки, воспринимается как смена внутренней сущности.
Если нечто выглядит как баба, звучит как баба, ведёт себя как баба, то это баба и есть. А если не выглядит, не звучит, не ведёт…? То — не баба. Щось. Оно.
А горшок зачем? — А причёску делать будем.
На Руси мужчины режут волосы «под горшок»: на маковке — солома ворохом, на затылке — полянка ёжиком. Кстати, шею — не бреют. То-то наших от норвежских косиц передёргивает.
В очередной раз радуюсь деталям своего «вляпа» — как хорошо, что с меня слезла вся шкура! Вместе с волосяными фолликулами. А то и мне приходилось бы… под горшок.
Чему только не удаётся порадоваться в попадизме…
* * *Бабёнка вытерпела и стрижку, и навязанную мною интимную брижку, от вида которой Лазарь негромко завыл в полноте охвативших его чувств и убежал в Волгу успокаиваться холодной водой, а Резан стал вдумчиво интересоваться плюсами и минусами такой технологии.
Вытерпела она, хоть и охала при каждом прикосновении, примерочный процесс — подобрали комплект где-то-как-то подходящей мужской одежды.
А вот завыла она в самом конце. Просто от вида моего рукоделия. Когда я из щепочек с верёвочками стал ей «ограничитель языка» мастырить.
