Александр Антонов - Кодекс звезды
– Всё равно не сходится, – покачал головой Васич. – Не мог человек – тем более имам со звучным прозвищем Турани – сгинуть, не оставив следа в истории.
– Имам Турани не мог, – согласился я. – А вот какой-то полковник по имени Рашид, а может и не Рашид, он ведь на турецкой службе мог взять себе и какое-то другое имя, верно? – такой полковник вполне мог сгинуть безвестным. Так что я в этом вопросе полностью на стороне Шефа.
Вы думаете, Шеф обрадовался моей поддержке? Как бы не так! Вперил в меня проницательный взгляд, и проговорил, как изобличил:
– Сдаётся мне, Ёрш, ты про этого тюрка знаешь поболе любого из нас.
– А вот в этом вопросе уже я на стороне Макарыча! – воскликнул Васич. – Давай, Ёрш, исповедуйся.
– Облегчи душу, Коленька, чистосердечным признанием, – посоветовала Ольга. Голос её звучал ласково, а в глазах плясали весёлые чертенята.
– Ну не настолько и много я против вашего знаю, – предупредил я. – Но коли вы того хотите – слушайте. Началась эта история прошлым летом, во времена третьего Временного правительства. Правда, узнал я об этом с неделю назад, и совершенно, скажу вам, случайно. Бокий был в нашем ведомстве по каким-то своим делам, ну и заглянул на огонёк. И вот тогда он поведал мне начало истории появления на свет имама Турани. Было это, как я уже говорил, прошлым летом. Объявился на территории Туркестана турецкий эмиссар, в задачу которого, по разумению нашей контрразведки, входило прощупать почву на предмет грандиозного восстания, или, на худой конец, какой иной заварушки. С арестом турка решили не спешить, а попытаться взять его на чём-нибудь «горячем», заодно и связи выявить. Потаскал фигурант за собой «топтунов» с месячишко, а потом возьми да и исчезни. И было ему в этом исчезновении единственное на тот момент утешение, поскольку в миссии своей он не преуспел. Встречи с лидерами националистических группировок желаемого результата не принесли. Кто-то, как Чокаев, ратовал за автономию исключительно в составе России, кто-то был не прочь и отделиться в самостоятельное государство – но воевать с Россией не пожелал ни один. Ещё круче обошлись с турецким эмиссаром при Бухарском и Хорезмском дворах: там он не удостоился даже высочайшей аудиенции. После исчезновения, эмиссара объявили во всероссийский розыск, а дело его кочевало по кабинетам, пока не легло на стол Бокию. Тот поморщился очередному «висяку», но с розыска фигуранта снимать не стал. Каково же было его удивление, когда буквально в канун нашей с ним встречи ему доложили, что фигурант объявился в Петрограде. А ещё через пару дней получаю я вызов в ГПУ к Дзержинскому. Явился. Доложился. Попросили подождать. Сижу, жду. Через некоторое время выглядывает из кабинета Феликс: что-то ему там надо было с секретарём перетереть. Увидел меня, спрашивает:
– Ты чего тут сидишь?
– Жду, когда примешь, – отвечаю.
Феликс метнул на секретаря недобрый взгляд, а мне говорит:
– Заходи!
Проходим в кабинет. Там за столом двое сидят: Бокий и незнакомый мне тюрок.
Спрашиваю у Глеба:
– Тот самый?
Он кивает.
– Сам, – говорит, – пришёл!
Вот так я познакомился с Турани, кстати, он это прозвище взял себе только накануне. А к нам пришёл и вроде как с повинной, и, одновременно, с предложением. Повинился Турани в том, что служил в турецкой армии, хотя против русских и не воевал. А единственная его вина в отношении России заключается в том, что тайно посещал прошлым летом Туркестан в качестве турецкого эмиссара. Как он сказал: «Тогда у меня глаза окончательно открылись. Ни с кем Туркестан не обретёт большую независимость, как в союзе с Россией. Потому решил я покинуть турецкую службу и предложить услуги новому российскому правительству: свои и созданной мной боевой организации «Красный ислам». Вот, собственно и всё.
– И Дзержинский сразу решил сделать его комиссаром ТуНАра, – как бы рассуждая, произнёс Васич.
– Не сразу, и не он один, – со значением произнёс Шеф, явно намекая на свою причастность. – Но долго, действительно, не думали. Услугами таких людей, согласитесь, грех манкировать.
– Соглашусь, – кивнул Васич, потом обратился ко мне. – Так этот Турани, выходит, из турецкой армии дезертировал?
– Ты знаешь, говорит, что нет, – ответил я. – Говорит, Мустафа Кемаль подписал ему рапорт об отставке.
– Во время боевых действий? – усомнился Васич. – Ну, ну…
ОЛЬГА– И нафига вам это надо?
Такой вопрос я задала мужу, когда он объявил мне, что Асламбек Буриханов на несколько месяцев поступает под моё командование, поскольку зачислен в группу разведчиков-диверсантов возглавляемых мной курсов. Воспользовавшись тем, что Васич по своему обыкновению не спешил с ответом, я продолжила развивать мысль:
– Нет, но я действительно не понимаю, какого рожна будущему командарму учиться на диверсанта? Ты бы его лучше в Генеральный штаб определил.
– Я его в свой штаб определю, – сказал Васич. – Хочу лично проследить за его подготовкой. Но это после. А пока пусть пару месяцев с твоими ребятами лиха похлебает. Во-первых, это полезно командиру любого ранга. Во-вторых, это его личное пожелание.
– Да ну… – не поверила я. – Шутишь?
– Ничуть. – Муж стоял ко мне спиной, и выражение его лица я не видела. – После того, как ты его победила, он себе места не находит. Хочу, говорит, научиться всему, что умеет эта женщина, иначе не будет мне покоя!
Я с подозрением посмотрела на мужнину спину. Ёрничает определённо, но так и врёт, небось? Потом сама себе возразила: скорее привирает слегка. В любом случае чего-то обиделась, потому сорвалась на грубость:
– Ладно, коли ему так неймётся. Конечно, за пару месяцев он всего не освоит, но жрать за собой дерьмо мы его научим!
Перво-наперво я приняла все меры к тому, чтобы у курсанта Буриханова не было доступа к боевому оружию, кроме как на занятиях. Никаких личных ножей, не говоря о пистолетах. Естественно, этот запрет я распространила на всю группу. А командира группы предупредила особо:
– Проследи, чтобы Буриханова никто не задирал, может плохо кончится!
Не помогло. Нашёлся шутник, хорошо – отделался лёгким сотрясением мозга. Отчислять я в этот раз никого не стала. Заменила командира группы. Шутника навестила в лазарете и сделала последнее серьёзное предупреждение, отнюдь не китайское. Потом вызвала в кабинет Буриханова.
– Вы хотели научиться тому, чем владею я? Так вот, начните с того, что учитесь держать себя в руках в любых жизненных обстоятельствах. Хладнокровие – очень сильное оружие диверсанта!
Что-то у него в тот момент в глазах промелькнуло, надеюсь, что понимание. Так или иначе, но с дисциплиной с той поры у курсанта Буриханова был полный порядок.
До того момента я его никогда живьём не видела, а как увидела – поняла: этому у меня учится нечему. Тогда зачем пришёл? Скажу честно: из его соплеменников у меня друзей было крайне мало, зато те, кого я к таковым причисляла, были настоящими мужиками. Вот и Турани был из таких, настоящих. Это я поняла с того же первого взгляда. И ещё у меня тогда мелькнула шальная мысль: он же свой! Господи, неужели ещё один попаданец? Уже потом, когда я поделилась с ребятами этой мыслью, они только заулыбались, а Мишка, как самый умный, разъяснил:
– Понимаешь, Оленька, есть люди, которые рождаются как бы раньше своего времени. Турани как раз из таких. Ему, по-доброму, следовало появиться на свет чуть позже, где-то вместе с нами. Вот тебе и почудилось. Ты ведь у нас имеешь самую тонкую душевную организацию.
Умеет Мишка мягко стелить, этого у него не отнять.
Но это было потом, а тогда я просто поинтересовалась у Турани о цели визита.
– Хочу, с вашего позволения, посмотреть на курсанта Буриханова, – с мягкой улыбкой ответил бородач.
– Отчего нет? – голосом радушной хозяйки ответила я. – И посмотреть можно, и пообщаться…
– Извините, Ольга Владимировна, – остановил мои словоизлияния Турани, – но общаться мне с Бурихановым или нет, я решу после того, как его увижу. Если вы, конечно, не против…
– Я не против, – стараясь скрыть раздражение, ответила я. – У их группы сейчас занятия по рукопашному бою. Пойдёмте, посмотрим?
Надо сказать, Буриханов успевал по многим предметам, в том числе и по этой дисциплине. Вот и сейчас он побеждал в одном спарринге за другим. Закончив последнюю схватку, Асламбек замер посреди ковра с улыбкой на лице. Инструктор хотел объявить об окончании занятий, когда вперёд выступил Турани.
– Можно мне выступить против вашего чемпиона? – попросил он, и добавил: – Если уважаемый Асламбек не очень устал.
А тот впился в лицо соплеменника цепким взглядом. Улыбка постепенно стала сходить с его – чего уж там таить? – красивого лица.
Это был один из самых опасных бойцов, – я имею в виду Турани – которых я встречала за свою жизнь. Может быть, даже самый опасный. На ковре он играл с Бурихановым, как кошка с мышкой. Наблюдавшие за схваткой курсанты притихли, а инструктор то и дело покачивал головой. Буриханов прекрасно понимал всю обречённость своего положения, но хладнокровия – молодец! – не терял и упорно искал свой шанс на победу. И нашёл-таки! Турани, делая шаг назад, неожиданно оступился, стал терять равновесие и на миг ослабил концентрацию. Асламбек этим тут же воспользовался и под одобрительные крики товарищей провёл блестящий приём. Интересно, кроме меня кто-нибудь заметил, что Турани оступился нарочно? Отдав победу на ковре, он выиграл в главном: заручился дружбой своего будущего командира. Стратег, Ёшкин каравай!
