Дмитрий Бондарь - Стычки локального значения.
— Меня зовут Мэри-Энн! — на ее щеках появились две влажные дорожки.
Я сел перед ней на корточки и принялся расстегивать пуговицы на блузе.
— Когда ты повторишь это в пятисотый раз, я, наверное, запомню. Но я не хочу запоминать твое имя, ведь если ты будешь упряма, тебе не выжить. А я не хочу помнить мертвых. Итак, Молли, пойми, я не хочу тебе зла. Но вот эти люди, — я кивнул головой за спину, где маячили Лу и все три «Хэ», — они очень упрямые и совершенно бесчувственные. И узнают у тебя все. У них такая работа. Они не садисты, они просто выполнят приказ.
Блуза распахнулась, обнажая тело.
— Чей? — она уже беззвучно ревела, ежась от каждого моего прикосновения, будто прикасался я к ее коже электрошокером.
А ведь совсем недавно это тело было таким близким и желанным… Ностальгия.
— Мой, — просто ответил я.
— Так отмени его!
— Не могу, Моника. Мне очень нужно знать правду. Ведь ты хочешь жить? Понимаешь? Кивни мне?
Она кивнула трижды.
— Видишь, это несложно — выполнять мои просьбы? — Я расстегнул ее юбку. — И я тоже очень хочу жить. Но если не узнаю у тебя правды, то проживу недолго. Я не маньяк. Мне твоя смерть ни к чему. Понимаешь?
С громким треском юбка порвалась по шву, и я выдернул теперь уже просто тряпку из-под Мэри-Энн. Все же запомнил! Черт, плохо-то как!
— Тебе заплатили? Скажи мне — я заплачу в десять раз больше, — я растянул указательным пальцем резинку от кружевных трусов. — И спрячу тебя на тропических островах. Хочешь? Бали, Мальдивы, Фиджи? Пляжи и услужливые мулаты. Выбирай!
Где-то я прочитал, что голый человек не способен адекватно воспринимать реальность. Он боится своей прилюдной наготы едва ли не больше воображаемых пыток.
Я стянул с нее последние детали гардероба, и даже сам содрогнулся, представив, насколько ей должно быть зябко.
— Мэри, если ты не станешь говорить, я велю для начала вырвать тебе пару зубов. Грязными пассатижами. Неужели твои зубы стоят этой тайны?
Ко мне подошел Лу, деловито сгреб ее лицо в свою лапу, сжал щеки, и рот пленницы невольно раскрылся, явив нам удивительно ровные зубы. Изнутри на них виднелся темный налет никотина, но снаружи они были просто стоматологическим феноменом. Всегда мечтал о подобных, но менять имеющиеся на фарфоровые пока не спешил.
— Видишь, Мэри, люди устали. Спешат. Я не могу их держать здесь всю ночь. Мне их жалко. Расскажешь мне, или?… Расскажешь им?
Она мелко-мелко закивала и, давясь слезами, зачастила:
— Я его не знаю. Он не назвался! Большой такой. Шесть футов и три дюйма. Или даже больше. Руки такие ухоженные. С маникюром.
— Стой! — прервал ее Лу. — Хэрри, уберите этого, — он пальцем показал на несостоявшегося убийцу, — наверх. И присмотрите там за ним, а мы пока поговорим с этой девочкой отдельно.
Когда мы остались втроем — я, Лу и ополоумевшая девица, решившая, что сейчас-то ее и начнут пытать по-настоящему, мой телохранитель сказал ей:
— Продолжайте, мэм, — он накинул ей на плечи свой пиджак. И протянул флягу с полынной дрянью.
Она посмотрела на меня затравленно, как зверушка, попавшаяся на тропе охотнику. Потом торопливо кивнула Луиджи, коротко хлебнула и закашлялась.
— Светлый он был. Блондин, — она вытерла связанными руками испарину на лбу. — Шрам у него над бровью. Нос такой… Лицо круглое, нос тонкий и острый. И уголки глаз… внешние… к низу опущены. Волосы короткие. Я не знаю, как такая прическа называется! — Она заревела в голос, — не знаю я больше ничего!
Я отвернулся от бедолаги и столкнулся взглядом с обалдевшим Луиджи.
Еще бы! Было от чего обалдеть. Если девчонка не врала, то нанял ее никто иной, как Алекс Вязовски.
— Чудны дела ваши, Господи Иисусе и Пресвятая Дева Мария! — пробормотал обычно не очень набожный Лу. — Что делать будем, Зак?
Первым моим порывом было яростное желание броситься к телефону и моментально выяснить у Фролова, что за ерунда происходит? Я не успел, передумал. Если я расскажу сейчас Серому все, что о нем думаю — я перестану быть самостоятельным. Просто потому, что он окажется ни при чем, а я обвиню его. Потом самому будет так стыдно, что постоянный комплекс вины заставит меня обращаться к Сереге по любому пустяку. Черт, да с учетом последних открытий, я, может быть, вообще перестану быть — в любой форме!
Вслух я сказал:
— Хорошо, что второго ты отсюда успел убрать, Лу. Я ей не очень-то верю. Еще не знаю в чем тут дело, но не верю. Поработайте с парнями над хроморуким, сверьте показания. А эту… уколите ее чем-нибудь, пусть отдохнет пару часов. Я тоже пока попробую поспать.
И придумать, что мне делать дальше? Но этого говорить я уже не стал, оставив сомнения себе.
Уснуть, когда над тобой нависла такая нерешаемая загадка, практически невозможно. Черт, да даже глаза не закрываются!
Я сидел на жесткой койке на втором этаже особнячка, иногда вставал и таращился в окно на белые полосы пенящегося прибоя, на тугие струи дождя и изнывал от обилия вариантов. Могло быть просто совпадение. Мало ли в мире верзилистых блондинов со шрамом над бровью? Это могла быть разводка какого-то неведомого общего врага. Того, кто знал о нашей связи. Что может быть лучше для нашего противника, чем поссорить меня с Серым? Даже не знаю. Только лишь убить самого Фролова. Но я оглядывался, вспоминал, считал и прикидывал, и не мог найти среди них никого постороннего, кого-то такого, кто был бы способен за последние год-два выявить нашу тесную связь. А уж додуматься до того, чтобы ударив по мне, ударить по Серому — это вообще что-то из области сверхчеловеческой экстрасенсорики. Получалось — только свои.
Но Вязовски тоже не идиот, чтобы так глупо подставляться: он не пошел бы сам вербовать эту потаскушку. А если бы пошел, то прожила бы она не дольше следующего за покушением утра. Что-то не сходилось. Да вообще! — любой вербовщик поступил бы с ней так же, как предполагаемый заказчик покушения — Вязовски.
Выходило, что бедолажку Мэри-Энн специально оставили живой, чтобы я услышал именно эту версию. Услышал, принял, сделал выводы и приступил к действию.
Важный вопрос — «кто»? Вариантов — как грязи: от выжившего во взрыве Чернова до какого-нибудь пьяницы Келлера, решившего с похмелья прибрать к ручкам мое или Серегино хозяйство. Улики? Шрам над бровью? Ерунда: подобрать человека, чей словесный портрет покажется похожим на Алекса, большого труда не составит, а если исполнитель в ладах с гримом — то задача упрощается до уровня типовой. Или это уже паранойя и галлюцинация? Думаю, Лу это постепенно выяснит.
И еще важнее вопрос — «что теперь»? Чего ждут от меня? Однозначно — немедленной ссоры с Серым. Такая реакция легко просчитывается, она для меня естественна и обычна: я порывист, часто введусь на первое впечатление. Если меня просчитали таким образом, то стоит ли подыграть? Или напротив — проигнорировать?
Голова пухла, но ответов не находилось: что бы я не придумал, все выглядело как-то неуклюже, притянутым за уши, ненадежным.
Лу появился спустя час.
Он сказал:
— Девку усыпили, обмазали свиной кровью, бросили в углу, вокруг стульев парни набросали муляжи пальцев. Клиент углядел и сразу потек. Послушай.
Он положил на стол миниатюрный диктофон Panasonicи вдавил клавишу воспроизведения:
— «… да, в Дандолке, недалеко от границы. Стиви ездил на встречу в Дромад, я прикрывал. Чтобы все гладко прошло. Англичашки горазды всякое выдумывать, чтобы Стиви или меня в оборот взять. Не хотелось бы попасть в МИ-6. Нам там делать нечего.
— С кем он встречался? — голос Луиджи.
— Я его не знаю. Аванс был выписан чеком в тот же день. На следующий мы его обналичили, я получил свою долю. А большее меня не интересует.
— Но человека ты видел?
— Издалека. До них было ярдов сто, не меньше.
— Опиши мне его, Энди.
— Высокий, плотный. Уверенный. Спина прямая, шаг ровный. Из военных, наверняка. Возраст… дьявол его разберет! Судя по походке — около сорока. Дикий гусь или кто-то вроде того. Часто оглядывался и помахал мне рукой. Может быть, даже кто-то из наших. Только мы уже давно не работаем на ИРА. Стиви потом называл его Эл.
— Эл? Потом? Они встречались еще раз?
— Нет, этот Эл звонил по телефону дважды — когда назначил примерную дату акции и за пару часов до начала, когда мы уже в Лондоне были.
— И он всегда знал, что происходит?
— Наверное. Мне не докладывали. Дайте сигарету, а?
Звучный хлесткий удар и протяжный стон.
— Не хами, Энди. Мы еще не закончили. Больше ты этого Эла не видел?
— Тьфу, — громкий плевок. — Нет.
— Если бы увидел его — узнал бы?
— Нет. Я видел его секунд десять с сотни ярдов. Если только в такой же плащ вырядить. Не знаю.
— А Энди сможет?
— А Энди уже неделю рыб кормит.
— Точно?
— Несчастный случай на дороге.
