Кир Булычев - Штурм Дюльбера (Река Хронос. 1917)
На этом либеральные речи Немитца были закончены, и его вотще ждали в Совете и ЦВИКе и на митингах, которые потеряли за последние недели размах и громкость речей. Немитц, будучи специалистом, с увлечением окунулся с головой в подготовку похода Черноморского флота.
Из Ялты вернулся Мученик.
– Называйте меня Еликом, – сказал он, встречая Колю в зале домика Раисы. Он сидел за столом, одновременно вальяжный и взъерошенный, и Раиса смотрела на него с доброй жалостью. – Я привез ящик массандровских вин – царская коллекция. Их больше не будет.
– Раиска сказала, что вы с ней дружно живете и она вами довольна. Это хорошо. Я рад, так именно – я рад.
В глазах Мученика была собачья просьба – не бери мою Раю! Я потерплю, пока ты здесь. Мы же с тобой джентльмены?
– Я сейчас уезжаю, – сказал Коля.
– Опять в Ялту? Скажи, Елик, зачем он туда ездит?
– Как зачем? – Мученик подмигнул Коле и повернулся к Раисе. – Как зачем, когда вся Ялта знает, что у господина Берестова есть замечательная любовница. Княжна Татьяна! – и Мученик стал смеяться. – Прекрасна, как ангел небесный, как демон коварна и зла.
Коля с удовлетворением отметил, что Елисей, как и севастопольские сплетницы, поверил версии, придуманной императрицей.
– Елик, бросьте свои шутки! – рассердилась Раиса. – Мне еще не изменяют!
Мученик совершил роковую мужскую ошибку – он полагал унизить соперника, а в результате невероятно возвысил его в глазах Раисы. Может быть, Елик врет – нет там княжны. А что, если есть? Ну если не княжна, то хотя бы графиня? Откуда у Коли автомобиль с шоффером, который всегда молчит и носит под бушлатом маузер в деревянной кобуре? Откуда у Коли лейтенантский чин, если всего несколько дней назад он был прапорщиком из вольноопределяющихся?
– Раиса, – Коля вынул из кармана солидную пачку пятерок, – я буду завтра в Ялте, но очень прошу, поговори завтра с тем портным, который шил мне этот мундир. Мне нужен парадный, под эполеты и высокий ворот. Надеюсь, тебе хватит денег.
– Еще чего не хватало! – сказала Раиса гневно. – Я вам, извиняюсь, не жена!
– Все, что останется, возьмешь себе, – сказал Коля. – Витенька давно просил паровоз.
– Уууу! – загудел Витенька. – А Мученик принес мячик! Кому он нужен? Если хочешь, Коля, я его тебе подарю.
– Спасибо, оставь его себе.
– Это странно, – сказал Мученик. – Зачем вам, господин Берестов, два имени?
– Так меня мама в детстве звала, – сказал Коля.
– Разумеется, – согласился Мученик, уловив угрозу в участившемся дыхании Раисы. – Давайте выпьем. Посидим, выпьем, давайте?
Коля, не желая того, почувствовал, как изнемогал Мученик от ревности и унижения. Ради высокой любви он оставил на время свою идеальную подругу
– Революцию и приволок из Массандры ящик с вином; но ящик не стал пропуском к счастью. Желающий счастья всему человечеству, Елисей Мученик не мог желать счастья Андрею Берестову, который, возможно, даже не Андрей Берестов, а черт знает какой конспиратор.
Раиса стала собирать на стол, а Мученик понял, что должен уйти. Мученик поднялся, стал прощаться – и вышло совсем уж неловко, демонстративно. Раиса почти не уговаривала его: уходишь – уходи. Но была обижена – гости не должны уходить, когда их тарелка уже на столе, каждый знает.
А Мученик ушел. Он шагал по вечерней улице, вниз, к гавани. Он думал о несправедливости судьбы. Ему, Елику Мученику, никогда ничего легко не доставалось. Но он добился многого, к чему стремился. Он хотел быть сытым
– он давно уже стал сытым. Он хотел стать образованным – он окончил Коммерческое училище в Одессе. Он хотел стать состоятельным – и основал процветающую посредническую фирму на паях с французским капиталом. Но он понимал, что счастье и состояние нежатся под дамокловым мечом случайности, потому что Мученику выпало родиться в рабской империи. И он стал революционером. Упаси Боже! Нет, не тем, кто кидает бомбы, а тем, кто руководит массами. Революция получилась, но счастья не было.
В прошлом году, зайдя в магазин, он увидел ту самую женщину, которая ему снилась в сексуальных снах, начиная с отроческого возраста, и возжелал ее. Революция еще не была завершена, и сам Мученик еще не обеспечил постоянного счастья для себя, своей семьи и всего человечества. Мученик стал приходить к Раисе, но она, даже отдаваясь ему, Елисея не полюбила.
Берестов же был красив и мускулист…
Мученик отлично понимал, где ему обещают, а где его обижают. Он даже понимал, что Раиса его не обижает и не хочет обижать – нет, она добрая, но плотоядная женщина, а он, Мученик, – хищник в политической борьбе, но не способен быть хищником в постели, потому что в постели он жаждет быть одновременно страстным и нежным, ибо воспитан на поэзии Блока и Бальмонта.
Шатаясь, словно пьяный – а ведь ни одной бутылки не открыли, Мученик клял себя за наивность. Раньше он думал, что в жизни всего важнее революция, оказалось – женщина. Революция свершилась и требует от него всех сил – как ревнивая жена. А он не способен отдавать ей силы – он хочет убить этого Колю-Андрюшу! Он хочет отнести мягкую и страстную Раису Федотовну на пышную кружевную кровать и сказать ей: ты моя супруга!
На углу Нахимовского проспекта Мученика встретил рабочий Мигачев, который намеревался доложить на ячейке партии социал-демократов о бумагах Николая Николаевича, которые он, как член комиссии тридцати трех, прочел, но не знал, что делать дальше. Мученику некуда было бежать. Поэтому он постарался забыть о Раисе и, обняв передового, но еще политически малоразвитого рабочего за плечи, повел по проспекту, раскланиваясь с прохожими, потому что многие знали в лицо столь известного политика.
Автомобиль уже стоял у дома. Ждал его за углом, чтобы не привлекать внимания. Шоффер, старослужащий матрос Ефимыч – человек пожилой, солидный, громоздкий, отличавшийся презрением к опасности и крайней флегматичностью, уже привык к поездкам с Колей и сам облекал их в покровы тайны, придумывая всем конспиративные клички. Коля без труда принял эти правила игры.
– Поздравляю, – сказал Ефимыч, – с новой звездочкой.
– К старухе? – спросил он, усаживаясь на заднее сиденье.
Старуха означала, как нетрудно догадаться, вдовствующую императрицу.
– Нет, сначала вызывает король, – прошептал шоффер.
Король означало Колчака. Ефимыч дал ему эту кличку, потому что хотел, чтобы вице-адмирал хотя бы в условном языке был выше всех.
Коля поглядел на часы. Был уже шестой час.
– Мы не успеем в Дюльбер, – сказал он.
– Мое дело передать приказ.
Поехали к Александру Васильевичу на квартиру, что он снимал для Темиревой. Считалось, что Ольга Федоровна о ней не подозревает. По случаю недавнего приезда возлюбленной Александр Васильевич был в элегическом настроении. Что не отвлекало его от дел.
Вестовой принес поднос – на нем стояли коньяк и виски. Колчак бросил быстрый взгляд на Колю, вспомнил, потом улыбнулся тонкими губами и спросил:
– Коньяк, виски?
Положение Коли изменилось. И он, оценивая слова адмирала, сказал:
– Виски, только немного.
– Как далеко зашел ваш роман с княжной Татьяной? – спросил Колчак.
– Я хотел бы, чтобы он зашел дальше.
– Учтите, Берестов, в нашем революционном Отечестве звание «княжна» лишь недостаток, гиря на ногах.
– Я должен предложить ей руку и сердце?
– Ах, стервец! – засмеялся Колчак. – Впрочем, почему не попробовать?
– К сожалению, – сказал Коля, – я не пользуюсь расположением княжны.
– А она вашим?
– Ни в коем случае! У нее кривые ноги.
– И это вас остановило?
– Вот именно, Александр Васильевич.
– Ну ладно, ладно, не дуйтесь. В конце концов, меня не интересуют ваши любовные дела – хотя я хотел бы, чтобы вы познали любовь. Это великое чувство.
– Спасибо.
– Не иронизируйте, лейтенант. Я сам люблю и не стыжусь этого чувства… Перейдем к делу. Вы смогли убедить Джорджилиани и соглядатаев из Ялтинского совета, что увлечены только княжной?
– Я старался.
– Пустые слова, свидетельствующие о провале.
– Нет, не о провале. Татьяна сама увлеклась черными усами тюремщика Джорджилиани.
– Сказочное совпадение!
Коля отхлебнул крепкого душистого виски. Он слышал о том, что виски положено пить с содовой, но так как Александр Васильевич пил его просто, как водку, он не посмел спросить о воде.
– Ваш поздний визит не вызовет подозрений?
– Надеюсь, что Джорджилиани поможет мне. Он добродушен и невнимателен, как поющий соловей.
– Отлично. – Колчак налил себе вторую рюмку. – Я передаю вам письмо, Берестов. Надеюсь, это последнее письмо. Вы проследите, чтобы государыня сожгла его при вас.
– Как всегда, – сказал Коля. – Голова у нее работает четко.
– В письме уточняются детали совещания. Согласие императрицы получите устно. Чем меньше будет бумажек, тем безопаснее.
