Владислав Конюшевский - Главный день
— Тоже штатно, — и, повернувшись к Цыгану, уточнил: — Готов?
Тот ответил пионерским лозунгом:
— Всегда готов!
— Тогда: курим пять минут и — работаем!
После перекура, затеянного лишь для того, чтобы растревоженные служители Фемиды умотали отсюда подальше, я, поправив висящий под курткой «Каштан», подхватил пакет с взрывчаткой и снова направился к зданию полицейского участка. Но на этот раз внутрь заходить не стал. Просто открыл дверь, выдернул чеку, пихнул ногой пакет, который скользнул к самой решетке, и громко, с подобострастием в голосе, произнес:
— Господин полковник, проходите!
После чего отпрыгнул назад и, свалившись со ступенек, залег, широко открыв рот. А через две секунды жахнуло так, что сорванная с петель входная дверь, вылетев, словно невесомое перышко, шлепнулась посередине дороги. Тряхнув гудящей головой, я, одним движением раскатал шапку с прорезями для глаз, вскочил и с оружием наизготовку бросился в пылящую муть дверного проема. Как и было рассчитано, решетка тоже не выдержала испытания взрывной волной, потому теперь проход внутрь был открыт. Видимость, правда, была просто отвратная, так как белесая взвесь потревоженной штукатурки позволяла что-либо разглядеть не далее чем на три-четыре метра. Но все, что надо, я увидел сразу. Гнилозубый помощник дежурного валялся на полу. Точнее, большая его часть. Куда делась рука с плечом, не знаю. Автоматчик лежал в шаге от него. Внешне — почти как новенький, только голова странно сплющена. Нет, не зря я сказал свою коронную фразу, прежде чем пакет швырнуть. Эти два хмыря ее, разумеется, услышали и тут же двинули посмотреть, что это за неведомый полковник решил посетить их захолустье? Вот и посмотрели… В общем, короткого взгляда на помдежа и часового хватило, чтобы убедиться в их полной безвредности, и я, освобождая дорогу дышащему в затылок Цыгану, рванул в сторону «аквариума», где среди осколков стекла слабо трепыхался дежурный. Его, похоже, нехило контузило, но какая-то часть мозга оставалась вполне работоспособной, поэтому, когда полицай увидел у себя под носом ствол, он тут же проникновенно попросил:
— Нэ убивай, брат!
Мне было не до рассусоливаний, поэтому, выдернув у противника пистолет из кобуры и слегка встряхнув этого недобитка, рявкнул:
— Утром девушку сюда привезли. Где она сидит?
Тот, как будто всю жизнь ожидая подобного вопроса, ни на секунду не задумываясь, выпалил:
— Трэтий камер! Вот, вот ключи!
— Иди, показывай!
Пока я вытаскивал его из дежурки, ноги у пленного подгибались и, если бы не моя поддержка, он бы упал, но даже в этом состоянии полицейский не забывал об отмазках:
— Мы её палцем не трогал! Толко водитэл, еще утром, сапсэм нэмножко по щеке ударыл…
Но, услышав мой глухой рык, замолк и торопливо загремел ключом, открывая дверь камеры. А за дверью… за дверью стояла Настя. Поза напряженная, волосы растрепанные, глаз сверкает! Думаю, сверкали бы оба, но второй закрывал шикарный бланш на пол-лица. В общем — фурия! Или гарпия? Нет, все-таки — фурия, у гарпии вроде крылья должны быть… А, да какая разница, главное, что жива и практически здорова! Отпустив ворот служителя правопорядка (тот немедленно сполз по стеночке на пол), я дернул за край маски, открывая лицо:
— Свои.
Неповрежденный глаз девушки округлился, а на лице любимой промелькнуло странное выражение. На секунду даже показалось, что она просто не поверила тому, что увидела. Только вникать в детали было некогда:
— Сама идти сможешь?
— Да.
— Тогда — держи!
Сунув Насте в руку пистолет, я натянул маску обратно и уже хотел пинком отправить дежурного в ее бывшую камеру, но Брусникина, жестом остановив меня, слегка склонившись к полицаю, спросила:
— Эй, ты, мудак, где моя сумка с документами и ноутбуком?
Тот икнул и, опасливо глядя на нее, доложил:
— В сэйфэ. Он в дэжурке стоит. Сичас все дам!
После чего, направляемый тычками, посеменил в свой разоренный «аквариум». Выдав девушке требуемое, он, прижав ладони к груди, снова завел волынку про «не убивай». В этот раз тон был не проникновенный, а какой-то истеричный. Я, в общем-то, и не собирался валить этого хмыря. Никакого сопротивления мужик не оказывал, помогал по мере сил… Поэтому думал просто влепить ему по башке, отправляя в аут и уйти. Но у Насти было свое мнение. Сузив глаз, она чуть ли не ласково поинтересовалась:
— Не убивать? А кто хотел меня «на хор» поставить и своему псу — Магомеду, советы давал: после всего бутылку ТУДА забить, чтобы детей у «русской биляд» никогда не было? Так что извини, джигит!
Полицай от ее слов отшатнулся, безнадежно взвыв, а Брусникина быстро подняла руку с пистолетом. Но выстрелить не успела: «Каштан» в моей руке коротко дернулся, и тело врага сползло по стенке. Теперь, глядя на труп, я жалел лишь о том, что Магомед уехал вместе с тревожной группой. Но это сожаление длилось не более двух секунд, после чего, скомандовав «уходим», подтолкнул девушку к выходу. По пути в холл глянул на часы: с момента начала операции прошло чуть больше четырех минут. Да что там говорить — даже штукатурная пыль, поднятая взрывом, не успела осесть. Ну мы могём! Тьфу-тьфу, чтобы не сглазить!
Проскакивая мимо Цыгана, контролирующего лестницу, я ему кивнул: дескать, все в порядке, и, дойдя до выхода, высунулся на улицу. Обстановка там оставалась практически без изменений, лишь какой-то мужик удивленно поглядывал то на валяющуюся на асфальте дверь, то на дверной проем. А увидев мою черномасочную морду, тут же быстренько нырнул в ближайший подъезд. Да еще в шашлычной Вазгена несколько лиц прилипло к окнам, но, когда мы стали выходить, все любопытствующие моментально скрылись в глубине помещения. Поэтому, стараясь не сорваться на бег, спокойно перешли дорогу и, пройдя через два двора, застроенных трехэтажными панельными домами, загрузились в УАЗ, который сразу же тронулся и резво покатил к промежуточной точке нашего маршрута.
Пока рассаживались, я спросил у Ступки:
— Что, со второго этажа никто даже не появлялся?
Тот, с интересом разглядывая Настю, пожал плечами:
— Слышал я шаги какого-то особо смелого, но в этот момент ты стрелять начал, так этот смелый тут же свалил.
Ну на что и был расчет — все боеспособные сдернут к мэрии, а оставшаяся наверху секретарская шушера никуда соваться не станет. Возможные оперативники, которые тоже могли оказаться в кабинетах, особой опасности не представляли. Вряд ли среди них найдется дурак, который с пистолетом попрет против террористов, осмелившихся на штурм полицейского участка. А вот звонить и рассылать хэлпы они, разумеется, станут. Но не сразу. То есть с минуту после взрыва все будут приходить в себя и соображать, что же произошло? В окошки посматривать, друг на друга недоуменно пялиться. То есть понятно, что где-то что-то взорвалось, но что именно? Может, баллон газовый рванул? Потом наиболее любопытные пойдут вниз. Где нарвутся на очередь Цыгана, и лишь только после этого до оставшихся в здании дойдет, что они атакованы. Тут-то и начнутся звонки да судорожное создание баррикад из офисной мебели. А как раз на этот случай оставшийся недалеко от мэрии Дубинин ровно через пять минут после начала операции должен рвануть остатки нашего тротила. По задумке, это сильно притормозит возвращение полицейских. Сам же Костя, после дистанционного подрыва, пойдет к своему знакомому, за сыном. Где мы и встретимся. Так что пока все идет по плану… Поэтому, удовлетворенно кивнув на слова Цыгана, я улыбнулся Настене:
— Ты как?
Она, одарив меня огненным взглядом, ответила:
— Я-то нормально. А вот ты, Корнев, похоже, окончательно стукнулся кукушечкой о темечко! Нет, я знала, что от тебя можно ожидать всего, но ведь не настолько!
Опешив от столь неожиданной тирады, я вытаращил глаза, не зная, что и сказать. Вообще-то, предполагалось совершенно другое. Думал, будут бурные объятия и страстный поцелуй спасителю. После чего — знакомство моей невесты с парнями. А тут, извиняюсь за выражение, херня какая-то! Брусникина тем временем не унималась, но хоть дала понять причину недовольства:
— Мало того что сам идиот, так еще и ребят подставляешь! Это ведь нужно быть таким недоумком, чтобы в полицейский участок полезть! Самому голову в петлю сунуть!
Федька, сидя на лавочке напротив нас, сначала тоже было удивился, но потом понимающе ухмыльнулся и громким шепотом сказал:
— Видал, Чижик? Вот это и есть настоящая женщина и настоящая любовь! Сейчас Волка морально попинают, а может, и не только морально, зато потом пойдут рыдания на груди и слова безмерной благодарности!
Возможно, многоопытный Цыган и имел дела с подобными барышнями, но насчет Насти он не угадал, так как после его слов она буркнула:
— Все вы — дураки!
И молча уставилась в окно. А я, кажется, начал понимать, в чем дело. Девчонка ведь к страшному готовилась. Пусть даже про Бюро она и не знала, но того, что собирались с ней сделать в полиции, любому за глаза хватит. А теперь у Насти отходняк. Слишком неожиданным получился переход от отчаяния к спасению. Вот ее и плющит. В таком состоянии лучше всего было бы напиться и забыться, но этого пока делать нельзя. Еще можно отвлечь ласками и сюсюканьем. Но это неизбежные долгие слезы и возможная истерика. Кстати, эта истерика может последовать в любую минуту. Поэтому вусмерть поить ее будем позже, а сейчас надо действовать жестко:
