Дмитрий Светлов - Черный князь
— Слава Одину! — И выставил посох перед собой.
Первым подошел Смельдур. Нерешительно протянутая рука на мгновение окуталась сиянием, а когда ярл инстинктивно дернулся, на кончиках пальцев осталось нечто, схожее с огоньком свечи. На мгновение все затаили дыхание, а когда свечение как бы впиталось в пальцы, норвежская дружина возопила:
— Слава Одину! Золотой щит валькирий с нами! Слава сыну Одина!
— Слава Одину! — с искренней радостью прокричал Норманн, будучи уверенным, что затея удалась, и три сотни воинов заберут заряд на себя.
Увы, чреда мурманов протягивала руки и со слезами на глазах следила за уходящими в их тела огоньками, а Норманн с тревогой следил за разрастающимся ореолом. Наступило неизбежное. Сначала среди норвежцев пробежал рокот волнения, затем послышались отдельные возгласы, которые переросли в массовую истерию. Жуть! Зрелище потрясло Норманна до глубины души. Истошный рев трех сотен воинов всполошил всю округу. Первым в тронный зал испуганным голубем влетел Михаил Симеонович. Прижавшись к стене, он некоторое время взирал на происходящее расширенными от ужаса глазами, затем совладал с собой и встал рядом с князем. Княжеская сотня вбежала почти одновременно с постельничим, вид бьющихся в мистической истерии воинов — зрелище не для слабонервных. Молодец Нил, быстро сориентировался и чуть ли не за руку растащил своих воинов на парадные посты вдоль стен зала.
— Что это было? — после ухода мурманов прошептал Михаил Симеонович.
— Мне почем знать? — глядя на бледного постельничего, ответил Норманн. — Как бы весла от усердия не поломали.
— Ну да, посольство в ночь уходит, — спохватился Михаил Симеонович. — Негоже союзников без прощального слова выпроваживать, и дары приготовлены.
— Я здесь подожду, — откинувшись на спинку трона и закрыв глаза, ответил Норманн.
Прощание с послами царя Якова Пургаса прошло чинно и спокойно. Князь поблагодарил за выказанное ему уважение и выразил надежду на развитие добрососедских отношений. Посольство дружно таращилось на сияющий посох и сбивчиво благодарило за ласку и честь.
— Собирайся, князь, — голос монаха вырвал Норманна из неприятных воспоминаний, — тебе велено жить в Красном скиту.
Надо так надо, и спрашивать не о чем, остров небольшой, за час можно пересечь из конца в конец. Сложив свои вещи, Норманн беспомощно оглянулся на мешок картошки и котомку с фасолью, кукурузой и тыквенными семечками. Самому эту тяжесть не упереть, а Нил с дружинниками, вероятнее всего, уже гребут обратно в Салми. Однако монах разрешил сомнения:
— Семена с посохом оставь здесь. — И вышел в коридор.
Похоже, мешки с американскими семенами, как и поездка к волхвам, стали секретом полишинеля. Ну и ладно, сделанного не вернуть, в его положении остается ждать решения церкви. Монах повел по южной дороге, которая шла к монастырским фермам. Через пару сотен метров свернули на тропинку и пошагали по ухоженному, словно парк, сосновому лесу. Ровные ряды лисичек прерывали жиденькие кустики черники, хитрые маслята маскировались среди сосновых иголок, а гордые подосиновики призывно зазывали алыми шляпками. Норманн любил лес, он вырос в полузабытой деревушке, где вместе с развалом колхоза сначала исчезло электричество, а затем и деньги. Срывая по пути одинокие ягодки, он вспоминал детские годы, когда в одиночестве топал через лес в школу. Каждый божий день шесть километров туда и столько же обратно. Ему никогда не было страшно, в лесу нечего бояться.
Вскоре вышли на обширную поляну, за которой начинался спуск к одному из многочисленных заливчиков острова. У маленького домика с пристроенным хлевом гостей поджидал монах.
— Никак князя привел? Зачем он мне, Савелий? — без возмущения в голосе спросил хозяин скита.
— Грибов в этом году много, кадушки солить не успеваем, — ответил провожатый, — Андрей Федорович вместо тебя похозяйничает, а ты беги на Антониеву ферму.
— Князь, осилишь ли хозяйство в пять коров? — озабоченно спросил монах.
— Не волнуйся, — вмешался Савелий, — мне здесь рядом, и подскажу, и помогу, если потребуется.
Норманн хорошо знал, что обиходить пять дойных коров — это максимум для одного человека. Жизнь в деревне многому научит, в том числе и уходу за домашней скотиной. Он жил с бабушкой с одной коровы, дюжины курей и огорода. В школьный ранец укладывались не учебники, а пластиковые бутыли с молоком, которое в гардеробе отдавалось техничке. Так зарабатывались деньги на одежду, а ели только свое с огорода, да по возможности соседи делились мясом забитого порося или бычка.
— Не загуби скотину, князь, — попросил хозяин скита и быстрым шагом направился к лесной тропинке.
Норманн в свою очередь забросил вещи на лавку и пошел осматривать вверенное хозяйство. Первым делом нашел подойники. Казалось бы, что может быть в домашнем хозяйстве проще обычного ведра? Ан нет, налей молоко в оцинкованную посуду и получи высококачественную отраву. Из всех металлов с молоком не реагирует только алюминий. И дерево нельзя применять: как ни скобли, как ни пропаривай, а злобные бактерии из древесины не удалить. Здесь оказались глиняные подойники с удобным носиком для слива молока, причем блестящая глазурь покрывала только внутреннюю строну и ободок. Грамотно сделано, ничего не скажешь!
Ледник и погреб стояли почти что пустыми, в горнице нашлись початая краюха хлеба, кусок отварного мяса да горшок с грибным супом-пюре. Горшочек сливочного масла стоял на самом видном месте — именно это князь и искал. Отсутствие зимних припасов могло означать только одно: ежедневно, забирая молоко, монахи приносили отшельнику готовые продукты или полуфабрикаты. Общий уклад хозяйства Норманну понравился, необходимый инвентарь аккуратно сложили на видном месте, ничего не надо было искать. Корм запасли в достатке, вдоль стен стояли бочки с силосом, что весьма удивило: как-то не верилось, что история высококачественных кормов уходит в столь далекую глубину веков. Хлев был убран, пол засыпан сеном, ведь плохая подстилка обязательно отразится на надоях, лошади спали стоя, а коровы лежа.
К вечеру послышался звон колокольчиков, буренки самостоятельно возвращались домой, предстояло сдать экзамен. Подоить корову вроде бы не сложное дело, да не каждому это дано. Недовольная скотинка может взбрыкнуть, исхитриться заехать хвостом по голове или опрокинуть подойник. Итак, надо взять ведро с теплой водой и мылом (первым делом требуется обмыть вымя), затем опустить руки в горшочек с маслом и слегка промассировать соски. За работу! Тонкие струйки пенящегося парного молока зазвенели о стенку подойника, и, словно по команде, в хлев вальяжно зашел пушистый котяра. Знакомая с детства картина вызвала невольную улыбку, Норманн повторил бабушкин прием — пустил тугую струйку прямо в нос кошаку. Тот недовольно фыркнул, облизнулся, мявкнул и, гипнотизируя зелеными глазищами, прилег рядом с плошкой. Как только пушистый хвост завернул за угол, в дверях показались собачьи морды. Три лайки персикового окраса настороженно осмотрели незнакомца, затем по-щенячьи пискнули и положили мордочки на передние лапки. Норманн принял призыв к игре и снова пустил струйку молока. Началось шоу на тему «кто выше прыгнет, тот получит больше молока».
— Знаешь крестьянский труд, — вынес вердикт Савелий. — Кринки молока выставляй на завалинку, там же тебе оставят трапезу.
— Мне бы молитвослов, — спохватился Норманн, за прошедшее время он ни разу не молился, в голове ничего не осталось, кроме «Отче наш», который по статусу старшего князь регулярно читал перед трапезой.
— Книги за иконой, — сухо ответил монах и, не прощаясь, вышел.
Уход за скотиной и хозяйством занимал не весь день, оставалось достаточно свободного времени даже после тренировок. Норманн не решился на благоустройство дома и подсобных помещений, он временный человек, и не факт, что его вмешательство понравится хозяину скита. Зато разгородил пастбище на семь участков, а то коровы пасутся как ни попадя, забредая даже в лес.
Визит Александра с четверкой мечников застал князя за вбиванием кольев ограды и увязыванием жердей при помощи размоченных веток. Заметив гостей, Норманн оставил работу и подошел с вопросом:
— Лучших привел? Пусть разделятся на пары и покажут свое умение.
Русская школа поединка несколько отличалась от европейской, здесь действовали правила: «лежачего не бьют» и «безоружного не бьют». Как следствие на гардах отсутствовали приспособления для выворачивания меча из рук противника и не допускались удары ниже пояса. Монастырский воевода пояснил систему определения победителя. Оценки выставлялись по пятибалльной шкале, один балл за попадание в руку, наивысшая пятерка ставилась за сбитый шлем. В технике ведения боя преобладали рубящие удары: сейчас время кольчуг, звенья проще разрубить, чем проткнуть. Наступит пора кирас, а следом за ними пойдут уколы, железный лист легче пробить, чем разрубить. Посмотрев на обводящие рубящие удары, Норманн, не скрывая удивления, спросил:
