Курсант. На Берлин (СИ) - Барчук Павел

А то, что автомобили сгрудились организованной кучкой в количестве двух штук, так мало ли. Может, просто знакомые решили поболтать, поэтому припарковались возле симпатичных кустиков на небольшой площадке.

Я остановился, словно раздумывал, нужно мне туда или нет. Затем кивнул и решительно направился к машинам. Приблизился к первой, крайней, и с ходу нырнул в водительское окно.

— Deutsch? Русский? Français? — Спросил мужичка средних лет, сидевшего за рулем.

Надо отдать должное, мужик не растерялся. Даже при том, что спрашивал я на разных языках.

— По-русски будет неплохо, господин-хороший. Если вам удобно. — Ответил он.

Аж на душе потеплело. Соотечественник, значит. Хорошо. Можно считать это добрым знаком.

— Отлично. Слушай внимательно. Сейчас я сяду на заднее сиденье, а потом незаметно выйду с другой стороны. Головой не крути. Просто стартуй и рули вперед. Чтоб вон те два господина непременно прыгнули в машину твоего коллеги и помчали следом. Они должны оставаться в уверенности, будто я уехал.

На самом деле, такой номер можно провернуть только с подобным раритетом. Тачки эти крайне неудобные из-за своих дверей-перевертышей. Салон не сильно большой. Поэтому в задних окнах толком не видно, сидит пасажир в машине или нет.

— Все понял, господин-хороший. Долго катать их?

Мужик радовал меня все больше и больше. Люблю соотечественников. Особенно за границей. Правильно сказал Эско. Русские — психи. В хорошем смысле этого слова. Причём, в любом времени. Таксист вообще не стал задавать глупых вопросов из разряда: «А зачем? А почему? А кто ты такой?»

— Часа достаточно. — Ответил я.

Затем сунул водиле свернутую трубочкой купюру и полез на заднее сиденье. Едва захлопнул дверь, пригнулся, а потом осторожно, стараясь делать это как можно незаметнее, выскользнул с противоположной стороны. Рядом с машиной росли кусты, туда я и нырнул.

Тачка завелась и рванула с места. Из зарослей я наблюдал, как взметались сыскари Риекки. Они, конечно, о такой подставе со стороны начальства подумать не могли. Искренне решили, будто объект их внимания наглым образом уструячил на машине.

Да уж… Если бы Риекки не научил меня этому фокусу, не рассказал бы именно про это место, про такси и про кусты, пришлось бы заморачиваться посильнее. А тут, благодаря господину полковнику, все прошло как по маслу.

Бедолаги кинулись ко второму автомобилю, прыгнули в салон, что-то резко сказали водителю. Тот поморщился, но завёл мотор и двинулся вслед за «моим» такси.

— Вот и хорошо. — Сказал я вслух, выбираясь из засады.

Отряхнул брюки, поправил пальто и направился уже в другую сторону. Дорога к салону мадам Жульет была мне известна. Еще не успел ее забыть.

Почему именно бордель? Тут предложение исходило от меня. Я рассудил, что такое место для встречи с Клячиным подойдёт лучше всего. Причём, уверен, сам Клячин решит точно так же.

Народ туда приходит отдохнуть. Музыка, девочки, праздник. Никому нет никакого дела до происходящего в спальнях или в общем зале. Я бы на месте дяди Коли непременно воспользовался таким шансом.

Естественно, оплатить мой сегодняшний променад снова пришлось Риекки.

— Вычту потом. — Сказал он хмуро, когда клал в карман пальто купюры.

Буквально через пять минут я уже был возле салона. На этот раз шёл быстро, целенаправленно. Типа, очень торопился и хотел не привлекать внимания.

— Господин Витцке!

Мадам Жульет опять возникла в холле сразу же, как только я вошел внутрь. У нее прямо чуйка на гостей. Ну или дамочка караулит их в какой-нибудь симпатичной комнатке с окошком. То, что она меня вспомнила, конечно, было приятно. Хотя… В ее бизнесе личное отношение к гостям решает очень много.

— Мадам Жульет. — Я склонился к протянутой женской руке.

В данном случае баловаться не стал. Хозяйка борделя — это совсем не Ольга Чехова. Поэтому просто поднес пальчики к губам, даже не коснувшись их.

— Я чрезвычайно рада вас видеть. Что сегодня? Опять будет… как вы, русские, это называете…стенка на стенку? — Спросила мадам Жульет с улыбкой.

Хотя взгляд у нее оставался серьёзным. Видимо, мое прошлое посещение, превратившееся в мордобой, принесло ей ряд неудобств.

— Ни в коем разе. Сегодня исключительно отдых. Можно мне пока выпить вина в вашем заведении?– Я повернулся в сторону общей залы, двери которой были открыты настежь.

Большая, просторная комната напоминала что-то среднее между баром и скромным местечковым рестораном. Там имелись столики. Некоторые из них уже были заняты гостями и девушками. Похоже, народ начал расслабляться. Возле стойки с алкоголем суетилась барышня в мужском костюме-тройке, с ярко-красными губами и волосами, уложенными на манер времен НЭПа. В углу какой-то кудрявый малый наяривал на пианино.

— Алексей!

Я покрутил головой в поисках того, кто меня окликнул.

— Алексей! Как же здорово! Как я рад снова встретить тебя!

От одного из столиков в мою сторону шел Осмо Куусари, полковник в отставке.

Глава четырнадцатая

Вместо большой рыбы я получаю кукиш и новые сюрпризы

Эх, дядя Коля, дядя Коля… Видимо, он слишком сильно перестраховывается. Опасается подвоха со стороны финской сыскной полиции.

Естественно, Клячин в курсе, что ее непосредственный начальник взял меня под свое крылышко. Собственно говоря, наша с Эско теплая «дружба» вообще не секрет для многих. Финляндия — как маленькая деревня. На одном конце плюнул, на втором уже кто-то утирается. К тому же, своим вмешательством Эско перешел дорогу другому ведомству. Те тоже, думаю, слишком громко возмущались.

Риекки не распространялся на этот счет, да и я не спрашивал, но уверен, с военной разведкой ему в любом случае пришлось пободаться.

Либо…Либо я ошибся и цели дяди Коли совсем не такие, как представлялось.

Почти час прошел с моего появления в салоне, а Клячиным даже не пахло. Вообще. Хотя по всем предварительным расчётам он обязательно должен был уже появиться.

Ну и еще один вопрос. Я не знаю о Николае Николаевиче ни черта. Имею в виду, о его появлении в Хельсинки. Но что Николай Николаевич знает обо мне? И знает ли?

Панасыч говорил, будто для всех Алеша Реутов станет предателем, сбежавшим за границу. Врагом народа. Причем, Шипко несколько раз уточнил, кроме Бернеса, Подкидыша и, соответственно, Сталина, никто не будет знать правды.

И вот только сейчас, сидя в финском борделе, (самое подходящее, конечно, для прозрения место) я вдруг подумал, а Берия? Бекетов? Они тоже пребывают в уверенности, будто слушатель Реутов сбежал? Хотел бы я видеть физиономию товарища старшего майора госбезопасности, когда ему сообщили эту новость.

Тогда ситуация с дядей Колей становится ещё более туманной. И в принципе, вполне может повернуться другой стороной. Что, если Клячин, как и остальные, считает меня предателем?

В таком случае его появление и покушение на фрица выглядят более логично. В том смысле, что его поступок похож на добровольную помощь мне, только ради вполне материальной выгоды. Бриллианты и архив. Все. Вот, чем руководствуется дядя Коля. Правда, тогда он сам должен был сбежать.

Насколько это реально? Имею в виду, побег опального чекиста из-под носа коллег. Да черт его знает. От Клячина можно что угодно ожидать. Всего лишь несколько дней назад я вообще считал его мёртвым.

— Алексей, давай выпьем! — Осмо Куусари в очередной раз настойчиво ткнул в меня наполненными бокалом, отвлекая от глубоких раздумий.

Впрочем, с другой стороны, думай, не думай, толку все равно нет. Пока не поговорю с Клячиным, вся моя разведовательная деятельность выглядит как авантюра, которая в любой момент может закончится плохо. В первую очередь, плохо для меня.

— Алексей! Такой прекрасный день… То есть ночь… Бери бокал… Мы просто обязаны выпить. — Снова повторил полковник в отставке, делая между предложениями паузы. Язык его ворочался с трудом.