Евгений Сапронов - Чёрный сокол
-----------------------------------------------------
Примечания к этой главе в конце книги.
Глава 17
– Федор Мстиславич, – обратился Горчаков к юному воину, – мыслю я, маловато нас для приступа. Да и без лучников тяжко придётся. Чаю, пока там брань не закончится, – Олег ткнул большим пальцем себе за спину, – нечего нам и пробовать. Худо, что не ведаем мы, когда сюда еще две монгольские рати подоспеют. Посему, передай боярину Мстиславу Игоревичу вот что: надо бы нам войско от внезапного удара обезопасить. Ежели он со мной согласится, то я одну из сотен оставлю при себе, будем щиты осадные собирать, а две других передам под его руку. Замысел у меня такой: Мстиславу Игоревичу следует спуститься вниз по Оке, верст на десять. С моими воями у него будет девять сотен. Две из них пусть укроет за деревьями у самой реки, на обоих берегах, а остальные расставит на некотором расстоянии, одну от другой, далее, вглубь леса.
Сын воеводы слушал Олега внимательно, но в его глазах читалось полное непонимание и, было видно, что только уважение к старшим мешало юноше, перебить собеседника вопросом: а для чего все это надо?
– В пяти верстах перед монгольским войском обычно идет дозорная сотня, ертаул – они ее называют, – Горчаков говорил с короткими паузами, давая парню время, на усвоение "материала". – Впереди ертаула, на одну две версты, движутся передовые разъезды. Когда покажется неприятель, твоему отцу надо будет напасть на дозорный отряд. Но весь его бить не надо, – при этих словах Олег поднял указательный палец и покачал им из стороны в сторону. – Сколько то врагов должны к своим ускакать.
– Ты прости, Олег Иванович, – не выдержал юноша, – но не возьму я в толк, к чему это ты клонишь? Не разумею я, почто всех дозорных бить нельзя, и для чего сотни по лесу расставлять, кого они там караулить-то будут?
Горчаков едва сдержался, чтобы не сказать: ну, это же элементарно, Ватсон!
– Все очень просто, – ответил он. – Уцелевшие дозорные доложат о, выехавшем из леса, вражеском отряде. Ни один воевода, в здравом уме и трезвой памяти, не поведет войско дальше по реке, не разведав, какие силы скрываются на ее берегах. Монгольская рать, обязательно, остановится, и в лес будут направлены разведчики. Мстиславу Игоревичу надо будет так распределить своих воинов, чтобы монголы везде на них натыкались и ничего толком разведать не смогли. Нужно, чтобы ни один враг вглубь леса не прошел и не разобрался, что к чему. Сотни, наверное, лучше разделить на малые отряды. Секретов в подходящих местах понаставить. Да батюшка твой и без меня знает, что и как содеять, – махнул рукой Олег. – Тут главное, чтобы хоть на малое время монгольские воеводы поверили в то, что на их пути встала большая рать. Дальше, врагам ничего не останется, как готовиться к битве и широко развернуть своё войско крыльями по лесу. А Мстиславу Игоревичу в это время надо будет быстро отступить. Если все получится, как надо, то монголы задержатся на месте часа на два. А на войне два часа, это почти что, вечность! – усмехнулся Горчаков.
Сын воеводы захлопнул, открывшийся в удивлении рот, и покачал головой.
– Ну и хитер же ты, Олег Иванович! – вымолвил он, глядя на Горчакова с уважением. – Вроде и молод еще, а говоришь так, будто лет двадцать полки водишь. Дивно мне это!
– Да брось ты, Федор Мстиславич, – смущенно отмахнулся Олег, – ничего особенного я не сказал. Ты лучше ответь мне, все ли запомнил, что боярину Мстиславу Игоревичу передать?
– Не сомневайся, Олег Иванович, – наклонил голову юноша, – все твои слова я в точности батюшке перескажу. Что он с боярами решит – не ведаю, но обещаю, что ты об этом сразу узнаешь.
– Добро, Фёдор Мстиславич, – кивнул Горчаков, – буду ждать от тебя вестей.
Юноша ускакал, а Олег занялся крытой повозкой.
– Итак, что тут у нас? – прищурился он.
После сверкавшего на солнце снега, Горчаков ничего не мог разглядеть в темном фургоне.
– Вадим, – обернулся он к оруженосцу, – ну-ка, помоги.
Вдвоем они забросили войлочный полог на крышу, и внутрь кибитки проникли солнечные лучи.
– Ага, здесь у нас шанцевый инструмент и противопожарный инвентарь, – разобрался, наконец, Олег.
– А что это такое: шанцовый инструмент и этот, ин-вен-тарь? – выговорил по слогам Вадим.
– Шанцевый, это топоры и лопаты, – ответил Горчаков, – а инвентарь... в другой раз объясню, – отмахнулся он, обнаружив любопытную вещицу.
Олег забрался в повозку и взял в руки бронзовую трубу диаметром сантиметров восемь и с полметра длиной. Больше всего эта штуковина напоминала садовый насос-разбрызгиватель. С одной стороны в неё была забита деревянная пробка, из которой торчал сосок бронзовой форсунки. Края трубы вокруг пробки были слегка загнуты внутрь. С другой стороны этого "шприца" имелся длинный деревянный шток, без рукоятки – просто закруглённая на конце палка, толщиной с черенок лопаты.
У Горчакова, как-то сами собой, всплыли в памяти слова персидского историка Джувейни об осаде Гурганджа: "Войско монголов сосудами с нефтью сжигало их дома и кварталы, а стрелами и ядрами сшивало людей друг с другом".
"Между прочим, этот пожарный насос можно использовать и в прямо противоположных целях, – отметил про себя Олег, – это ж, блин, почти готовый огнемет! Правда, дальность действия у него будет пять-семь метров, но это ерунда. В данный момент это как раз: "то, что доктор прописал". Теперь надо бы сосуды с нефтью, поискать, о которых Джувейни писал".
– Едем дальше, – распорядился Горчаков, спрыгнув с высокой повозки на скрипнувший под ногами снег.
Проехав вместе со своими дружинниками еще немного, вдоль обоза, Олег обнаружил подходящие для хранения горючего емкости. В четырехколесной повозке с решетчатыми бортами он увидел глиняные узкогорлые сосуды с ручками. Высотой чуть больше метра, они напоминали древнегреческие амфоры и были обмотаны толстыми жгутами рисовой соломы.
Поравнявшись с повозкой, Горчаков слегка сжал ногами бока жеребца и натянул поводья. Нефть он видел только по телевизору, но надеялся, что сумеет отличить ее от чего-то другого.
Олег не стал слезать с коня задом, опираясь на стремя, а лихо, перекинув ногу через луку, развернулся поперек седла и спрыгнул вперёд. Встав на толстую спицу полутораметрового колеса, он перегнулся через борт, выдернул деревянную пробку и потянул носом.
– Что за хрень?! – удивился Горчаков, уловив знакомый запах.
Он выдрал из жгута пучок длинной соломы и сунул его в узкое горло. А когда вытащил, то увидел, стекавшую со светлых стеблей прозрачную жидкость, которая никак не могла быть нефтью. Олег с сомнением понюхал солому.
– Блин! Да это же керосин! – воскликнул поражённый открытием Горчаков. – Вот тебе и "сосуды с нефтью"!
Заткнув амфору пробкой, он спрыгнул с колеса.
– Олег Иванович, а что такое керосин и нефть? – встретил его вопросом, топтавшийся у повозки оруженосец.
– Ох, Вадим! – покачал головой Горчаков. – Вот только лекций по химии мне сейчас и не хватало!
Парнишка открыл, было, рот, видно, хотел спросить насчет химии, но сдержался и только шумно вздохнул.
– Вечером! – объявил Олег, глянув кислую физиономию Вадима. – Вечером все объясню. Если доживем, – тихо добавил он.
На следующей арбе стояли два больших сосуда, как будто, взятых из сказки про Али-Бабу и сорок разбойников. Гигантские горшки были закрыты туго натянутой кожей, обвязанной веревками вокруг широкого горла.
Безуспешно подергав тугой узел замерзшими пальцами, Олег раздраженно плюнул и срезал его кинжалом. Подняв, задубевшую на холоде сыромятную кожу, он сначала подумал, что в сосуде нефть. В ход снова пошла рисовая солома. В этот раз Горчаков не ограничился пучком, а отхватил кусок перевязанного бечевками жгута. Получилось что-то вроде лыковой щетки для побелки. Макнув импровизированную кисть в темно-коричневую массу, Олег обнаружил, что субстанция какая-то, больно уж, густая для "черного золота". "Ну, раз китайцы или персы освоили перегонку сырой нефти и научились извлекать из нее керосин, то почему бы им не использовать и тяжелые фракции?" – спросил себя Горчаков, шмыгнув замёрзшим носом.
"Надо же, додумались! – восхитился он. – Судя по всему, в этой "сказочной" посудине смесь мазута с соляркой. И, если разобраться, то это весьма продуктивная идея: запустить горшком с дизтопливом в деревянную стену, – рассудил Олег. – У мазута высокая температура горения и стекать он будет медленно. А керосин полетит уже в виде бонуса, в толпу сбежавшихся на пожар огнеборцев".
Пока Горчаков обвязывал веревкой, заменявший крышку кусок кожи, подъехал сын воеводы.
– Ну, что скажешь, Федор Мстиславич? – спросил с повозки Олег.
– Батюшка с боярами поклон тебе шлют, – ответил парень. – Удивил ты всех, Олег Иванович, – добавил он с широкой улыбкой. – Батюшка, выслушав меня, сказал: "Мысль-то простая, а кроме Олега Ивановича, никому на ум и не пришла, вот ведь незадача!". Велено мне передать, – юноша согнал с лица улыбку и перешел на серьезный тон, – что как только подойдут твои сотни, мы выступим без промедления.
