Атаман (СИ) - Вязовский Алексей

— Мсье, желательно услышать ваши объяснения, — сразу припер его к стенке.

Если этот чудак решил, что все перед ним стоят на задних лапках, то со мной он крупно ошибся. Достаточно оглянуться вокруг — тысячи головорезов под черным флагом только ждали моего сигнала, чтобы навести порядок.

Он облизал пересохшие губы и, отводя глаза, принялся объяснять:

— Все кончено, Пьер, мне жаль. Была большая битва, мы потерпели сокрушительное поражение от армии генерала Лейка. Англичане применили майсурские ракеты, ваши товарищи разгромлены, ваш атаман убит, пушки и лагерь захвачен. Что мне оставалось делать? Только бежать. Спасаться. Я переправился через Ганг по понтонному мосту…

Толмач перевел мне его слова — меня чуть не вывернуло наизнанку. Слова Перрона обрушились как ушат ледяной воды. «Боже, лишь бы это оказалось неправдой!», — мысленно воззвал я к небесам.

Мне не знакома паника — но сейчас я был к ней близок. Даже к кататонии, к полному ступору. Новость была настолько ошеломляющей, настолько разрушающей мою картину мира, что я не знал, где найти силы ее принять. Атамана больше нет, Войска больше нет — я один против целой армии разъяренных англичан, которые непременно сюда заявятся, чтобы мне сделать секир башка. Куда бросаться? На Бенарес? Что я там забыл? Возвращаться на другой берег, искать уцелевших казаков и выводить их в безопасное место? Не могли же все погибнуть…

Высоко в небе над нами кружил коршун, выискивая добычу. В реке плескалась рыба — в Ганге ее много, сетями не вычерпать. Жизнь продолжалась, но меня как будто из нее вычеркнули.

Бенарес…

Внезапно, повинуясь внутреннему порыву, я тихо спросил у Перрона:

— Почему вы двигались в сторону Варанаси?

Я смотрел ему прямо в глаза и видел, как в них заметалась тревога. Или я припер его к стенке? Мне пришлось приложить усилия, чтобы выдернуть свой разум из тисков страха, но когда это получилось, снова стал самим собой — тем, кто привык все проверять.

— Что в ваших повозках, Перрон?

Его тревога усилилась. Смятение, страх, переполох. Он принялся машинально поправлять свой старомодный парик, и тут я вспомнил, как из мешка после боя с Синдией сыпались золотые монеты, а Перрон метался, их собирая. Он тогда превратился в человека-функцию, в раба Золотого Тельца. Жадный до потери пульса. Интересно, как он расщедрился на угощение своим офицерам под Алахабадом? Не он ли источник бардака в армии Холкара?

Я посмотрел на его спутников. Почему на них такие странные мундиры? Будто вывернутые наизнанку.

— Кто вас сопровождает, что за странный у вас эскорт?

Перрон перестал играть в молчанку и с вызовом мне ответил:

— Это английские дезертиры! Так всегда бывает, когда сипаи бегут из своего полка. Они выворачивают мундир и так его носят. Я не понимаю, к чему этот допрос. Я оставил службу у Холкара и волен направляться, куда захочу…

Вот ты и попался, гад! Да, про вывернутые мундиры я знаю. А также о том, что солдаты, сбегая из полка, всегда отрывают кожаные воротники, а у этих они на месте.

— Зачетов! Козин! — громко крикнул я по-русски, продолжая пристально смотреть на Перрона. — Все эти «охранники» — переодетые англичане. Немедленно разоружить. Кто будет сопротивляться, убивать на месте.

— Что? Что вы сказали? — забеспокоился Перрон.

— Думаю, мсье, вы предатель, лжец и обманщик. Признайтесь, вы пытались обвести меня вокруг пальца, рассказывая небылицы про Платова-назима?

Казаки бросились на людей генерала и всех повязали. Он побледнел как полотно, его пальцы стиснули красивый эфес шпаги.

— Я спрашиваю, вы молчите. Хорошо, зайдем с другой стороны. Итак, что в повозках?

Лицо Пьера исказила страшная гримаса.

— Я Пьер Кюилье-Перрон из Шато-де-Луар и не позволю говорить со мной таким тоном (1)! Вы пальцем не притронетесь к моим повозкам!

Я поймал себя на мысли, что хочу вколотить ему зубы прямо в глотку — здесь и сейчас. Вместо этого одарил его самым злобным своим взглядом.

— Уверены? А вам не кажется, что вы не в том положении, чтобы диктовать мне условия.

— Дворянин всегда в «том» положении! — вскричал взбешенный генерал.

Он стремительно выхватил шпагу и ударил меня в грудь. Прямо в сердце.

«Как глупо!» — подумал я.

(1) Пьер Кюилье-Перрон никогда не был дворянином, хотя и корчил из себя благородного. Обычный путь для наемника — дезертировал с корабля, предлагал свою шпагу всем подряд, пока его не возвысил де Буань и не оставил вместо себя командовать войсками Синдии (не Холкара, как в нашей истории). Потом работа на англичан, побег и роскошная жизнь в Европе.

Глава 13

Я открыл глаза, и на меня сразу обрушились звуки — незнакомые голоса, птичьи трели, стрекот насекомых, плеск воды. Затем заработало обоняние — почувствовал запахи кожи, лошадиного пота, аптеки и тонкий пряный аромат от горящих палочек благовония.

Жив? Снова переродился в новом теле? Или вернулся в старое?

Сердитый голос Марьяны где-то вдалеке как бы намекнул — реинкарнация отменяется. Она кого-то отчитывала за то, что рвется в дом, где я лежу и прихожу в себя.

Да, жив, но чуть не умер на пороге города мертвых. Символично. Богиня Кали взяла меня под свое крыло?

… Вчерашние воспоминания вернулись резко, будто кто-то распахнул тяжелые шторы и потоки солнечного света ворвались в комнату подобно армии, получившей три дня на разграбление города. Боже, какой же я болван! Тупень, бивень, не знаю кто еще… С чего я вообразил, продрав глаза, что умер или собрался на тот свет? Ничего же и близко не было подобного!

Да, сучка Перрон ткнул меня шпагой в левую грудь. Да так быстро, что я чуть не погиб. Тонкий клинок изогнулся, уткнувшись в ребро, я крутанулся, избавляясь от стали в своем теле, шагнул к французу и скрюченными пальцами ударил его в основание переносицы. Он сдавленно захрипел, хлопнулся на заднюю точку. А я уставился на дырочку в груди, пытаясь сообразить, устроил ли мне тезка искусственный инфаркт миокарда.

Мне бы за своими бойцами лучше было бы присмотреть в этот момент! Из-за спин оцепеневших казаков вынырнули Рана и Рамбахадур и нашинковали Перрона тонкими ломтиками. Я и ойкнуть не успел, как голова француза укатилась куда-то под ноги разинувшего рот Мусы.

— Зачем⁈ — зарычал я, не отнимая ладони от груди.

Гуркхи что-то залопотали в свое оправдание, подобострастно мне кланяясь.

— Они называют вас, сахиб-атаман, бессмертным, — перевел Курух, пряча глаза. Он, похоже, и сам был в шоке.

Я скрипнул зубами от досады. Так хотелось получить исчерпывающие вопросы о случившемся с Платовым и Войском! Требовалось срочно менять все планы. Наверное, я заслужил день-другой отдыха, но нервный зуд между лопаток гнал меня на другой берег.

Квохчущий как наседка Муса пихал мне корпию, чтобы остановить тонкую струйку крови, пачкающую бешмет.

— Перевязывай! — распорядился я, сбрасывая черкеску. — Всех командиров сюда! Даже маратхов-меченосцев. Козин! Проверь повозки!

Когда набежала вся начальствующая банда, я уже был снова одет, сосредоточен и крайне зол, несмотря на находку Никиты. Мое настроение передалось собравшимся. Хмурые обеспокоенные лица, странные взгляды на мою грудь…

Борясь с приступом слабости и легким туманом в голове, на одно адреналине, коротко ввел их в суть дела. Сразу обозначил, что словам Перрона веры нет, но что могло случится всякое — даже самое дурное. Что мы знатно обогатились — в повозках француза обнаружилось не меньше нескольких миллионов в золоте и бумажных рупиях.

— Фейзулла-хан, придется нам несколько подождать с Бенаресом — за Гангом у нас нарисовались срочные проблемки.

Рохилл равнодушно пожал плечами и доложил.

— Отправлял к городу мертвых разведку, да. На другой стороне реки, у форта Рамнагра, слышна ожесточенная орудийная пальба.

Я вздрогнул. Косвенно это известие подтверждало слова Перрона. Перед моей отправкой в Ауд слышал своими ушами, что форт сдался без единого выстрела нашим передовым разъездам и его планировали превратить в опорный пункт. Если стреляют, значит, его штурмуют или осаждают англичане. Идея переправиться на лодках с небольшим эскортом тут же умерла, едва родившись.