Белла чао (1943) (СИ) - Соболев Николай "Д. Н. Замполит"

— Взять мы его возьмем, охраны полторы тысячи человек, а в славонских бригадах минимум три.

— Плохо, что с юга после зачистки Козары наших почти нет.

— Хуже, что мы не сможем вывести заключенных. В Кралево когда заложники ломанулись, нас чуть не снесли, и дальше проблема встала, куда и как людей переправить, а в Ясеноваце с эвакуацией в разы хуже. Так что штурмовать и гасить тюремщиков в лагере не вариант. По крайней мере, до восстановления контроля над Козарой.

Арсо покрутил принесенные мной схемы — каждого отделения и общего их расположения на протяжении тридцати пяти километров вдоль Савы:

— А снайперов твоих?

А точно! Устроить усташам снайперский террор, тем более с глушителями, они же не век в лагере сидят, выезжают! Вот на поездках и подловить, там вокруг леса много, можно все шито-крыто исполнить и концы в воду.

— Можно, а как натренируемся, на Павелича пойдем.

— Ты особо не фантазируй, будет приказ, так пойдешь, а пока готовь акцию в Ясеноваце.

— Само собой, — выдал я свою самую злодейскую ухмылку.

Только теперь вопрос — если брать Небоша, то с Марко. Выдержит ли братец, не снесет ли ему крышу? Или наоборот, дать ему выпустить всю злобу?

Арсо вышел на крыльцо проводить меня и заодно покурить ровно в тот момент, когда в штаб приперся тот самый местный, требовать английский контейнер. Охрана кое-как отпихивала его, но такой бы напор да против немцев — что ему на двор упало, то его, вертайте взад!

Арсо махнул часовым пропустить. Увидев перетянутого ремнями Йовановича с большими звездами и нашивками на рукавах, крестьянин мгновенно распознал в нем главного начальника, сорвал шапку, прижал к груди и принялся жаловаться.

Арсо выслушал его и с крайне серьезным видом сообщил, что за каждый контейнер Верховный штаб должен англичанам по пять тысяч динаров. И как только проситель внесет такую сумму, то может сразу же забрать упавшее.

Местный как-то очень быстро скомкал разговор и, кланяясь, удалился.

— Комедиант, — ткул я начальника штаба кулаком в плечо. — Чуть не лопнул, когда сдерживался.

— А то я своих земляков не знаю, — улыбнулся Арсо.

Второй день опросов я посвятил внешним обводам лагерей — кого и как привозили, увозили, какие дороги, есть ли на них блок-посты, на чем ездит лагерное начальство, часто ли и куда и еще тысяча вопросов. Понятное дело, каждый видел только отдельный кусочек, как в пазле, но я упорно складывал эти фрагментики в одну общую мозаику, и получил относительно цельную картинку. С дырками, конечно, и по всему выходило, что без второго разговора с Верицей не обойтись. Она и приврать может, но у меня уже есть с чем сравнивать.

Верица обитала на превращенной в общежитие больничарок вилле, но ее саму доктор Папо или кто там заведовал приемом в госпиталь, к себе не взял — слишком брезгливая. И в самом деле, как такому утонченному созданию выносить горшки?

Старшая по дому, гренадерских статей медсестра, способная вытащить двоих раненых разом, на мою просьбу найти свободное помещение для разговора с Верицей, задумалась только на секунду, а потом предложила чердак, непригодный для проживания и потому пустой.

Едва осознав, что мы одни и никто не будет каждую минуту проходить мимо, Верица приступила прямо к делу.

— Я по тебе скучала, Владо, — и буквально приперла меня грудью к стенке. — Кругом эти отвратительные мужланы…

И в глаза заглядывала так искательно, а сама теребила пуговку под горлом. Дрогнуло у меня внутри, у кого не дрогнет, когда такое прижимается? А она, словно поклевку почуяла, опустилась на колени, подсекать. Звякнула пряжка ремня, пробежались ласковые пальчики:

— Маленький мой, устал, не выспался? Ничего, сейчас все поправим…

И ловко заработала губами и язычком. За полтора года, что мы не виделись, она времени не теряла — здорово прибавила в технике. Да и в весе прибавила, и я отстраненно подумал, что сейчас фигура получше у Милицы. Впрочем, Верица вполне в тренде сороковых, тут фитоняши не в моде.

Ладно, сейчас проверим, насколько я ей нужен… Как только она раскочегарила меня на полную, я вздернул ее за волосы и толкнул лицом к стене, но она только ойкнула. Завернул юбку к поясу, сдернул панталончики до колен, обнажив гладкую белую задницу. По которой и хлестнул пятерней наотмашь.

Верица обиженно взвизгнула, но не развернулась и не оттолкнула, наоборот — немного наклонилась, оперлась руками на стену и подалась попой ко мне.

Так я ее и взял — стоя, срывая остатки одежды и шлепая, хотя видел, что ей не нравится, все губы искусала. А когда закончил, она только и сказала «Владо, ты такой сильный!» и наклонилась подобрать слетевшие в процессе трусики.

Перед глазами снова мелькнула гладкая попа с красным отпечатком ладони и в голове словно щелкнуло: она же говорила, что ее пороли? Дернул ее за руку, развернул к свету — ничего. Облапил сзади, прошелся руками сверху вниз и обратно — гладкая кожа, никаких следов.

— Владо, забери меня отсюда. Все для тебя сделаю, — жарко зашептала Верица. — Хочешь еще?

— Жди, я приду.

Проверил, все ли застегнуто и свалил под насмешливыми взглядами больничарок — возню наверху наверняка слышали, но мне стало пофиг, как только старшая медсестра передала, что приехал Ранкович.

Как я бежал, как я бежал!

Лека, наверное, даже свою полевую сумку распаковать не успел, как я налетел на него и потребовал немедленно арестовать Верицу.

— Основания? Она же из концлагеря только-только.

— Вот именно что «только-только»! Утверждает, что ее там морили голодом и пороли, а на коже никаких следов!

Брови Ранковича полезли вверх, а я сообразил, что именно ляпнул, ну да теперь отступать поздно:

— Да, трахнул ее. Сама захотела, ищет высокого покровителя. Говорит, что били до крови, но следов никаких, не могли шрамы за месяц сойти. Вон, у Андрия и Недо до сих пор смотреть страшно.

В Леке прямо на моих глазах боролись аппаратчик и контрразведчик: такую информацию нужно срочно проверить, но если Верица работает на гестапо, то и Милицу под подозрением, а это…

— Чего мнешься? — надавил я. — А прикинь, отравят Тито?

— Крцун! На минутку! — принял решение Ранкович и спросил у вошедшего заместителя: — Верицу Проданович знаешь?

— Сестру секретарши Тито?

— Да, ее. Сегодня же, негласный обыск вещей.

Теперь уже вверх полезла бровь Крцуна.

— Есть подозрение, — Лека покосился на меня, — что она может быть немецким агентом.

Все, снял камень с души. С бабами развязался, теперь планирование по Ясеновацу. Шел вприпрыжку и у маленькой церкви Преображения, сложенной сто лет назад из грубых камней по случаю победы над турками, на солнечной стороне увидел первые висибабы — подснежники. Нарвал букетик и поскакал прямо в госпиталь — всего-то сто метров в сторону от маршрута!

Внутрь меня не пустили, но на мое счастье мимо с кучей белья бежала Живка, мгновенно просекла ситуацию и велела ждать.

— Да что такое? У меня работа, зачем мне туда? — донесся изнутри голос Альбины, а затем Живка вытолкала ее на крыльцо.

— Здравствуй, Аля. Вот, — я протянул букетик. — Как у тебя дела?

Слабо улыбаясь она уткнула лицо в подснежники:

— Спасибо.

— Много работы?

— Сейчас поменьше, лекарства английские прислали, выписываем человек по тридцать-сорок каждый день… Мне идти надо…

Она опустила букетик, ожгла меня голубыми глазами и… и поцеловала. Не так, чтобы очень страстно, но для наших отношений и это колоссальный прогресс.

Вся расслабленность последних дней в штабе Верховного штаба (ну кто мешал Тито назвать его Врховна команда?) улетучилась, и Арсо начал разговор на бегу:

— Ясеновац отменяем, тут большие дела назревают.

— Что, немцы готовят грандиозную пакость?

— Ты, Владо, верно почуял. На аэродромах вокруг собрали сто пятьдесят самолетов, из Брода на Сараево идут по шесть-восемь немецких эшелонов в день, а обратно гонят порожняк.