Андрей Онищенко - Миссия"Крест Иоанна Грозного"
– А, это ты Леха, – обратился он к товарищу, – чего такой пасмурный?
– А чему радоваться. Самозванец пирует во дворце с вельможами и духовенством, граждане на площадях и дома, стрельцы в казармах и по питейным домам, а мы, благодаря твоей милости, сидим тут бесцельно на казарменном положении. По всей Москве, кроме нас и немцев, не найдешь ни одного трезвого человека.
– Да, ты прав Леха, Яков Можерет с Вальтером Розеном сумели все-таки залезть в душу к Самозванцу, и сейчас вся охрана царского дворца досталась им. Нам бы туда, может, смогли бы найти, чертов синхронизатор времени и миссии конец.
– Не знаю, если нет возможности жить в нашем реальном времени, то здесь тоже не плохо, по крайней мере, все ясно, а там, в академии, все сложно и запутанно. Впрочем, я доволен укладом своей жизни, только командира бы нам немного по мягче и чтобы по чаще входил в нелегкое положение простых воинов, – пошутил Алексей.
Илья с улыбкой посмотрел на товарища.
– Говоришь, я слишком строг? Ладно, раз все пируют, гульнем и мы. Пойдем к боярину Собакину.
– Нет его. Наша собака на пиру у нового хозяина, – опять пошутил Алексей.
– Тогда слушай мой приказ. Все свободные от караула, до завтрашнего утра вольны заниматься своими делами. Кто захочет остаться, пусть остается с нами. Возьми из нашей заначки денег да отряди кого-нибудь за снедью и хмельным медом, да смотри, не жалей, чтобы хватило всем и осталось смене, которая заменится из караула.
Довольный Алексей быстро пошел выполнять приятное поручение, а Илья обратно вернулся к созерцанию площади Пожар, на которой к этому времени людское оживление сменилось тишиной. На лобное место в сопровождении вельмож из дворца вышел Богдан Бельский и торжественно начал зачитывать новый указ Государев. В нем Дмитрий возвращал свободу Романовым и Нагим, а также всем опальным Борисова времени. Не забыл он выпустить на свободу всех прочих преступников находящихся в неволе, как в государственных, так и в монастырских темницах. Вернул инока Филарета (старшего Романова) из Сийской пустыни и дал ему сан Митрополита Ростовского, снял опалу с оставшихся живыми после погромов, родственников Годунова. Далее Бельский стал перечислять милости, которыми Дмитрий осыпал своих сторонников, одних произвел в бояре и окольничие, других наградил доселе не слыханными почетными титулами. Казалось, что в своем указе Дмитрий старался угодить всей России. Он удвоил жалование сановникам и войску, отменил многие торговые и судные пошлины, строго запретил всякое мздоимство. Илья устал слушать Бельского и спустился вниз, где за накрытыми столами его уже ждали друзья.
За пирами и бездельем прошло несколько дней. Пока Самозванец стоял во главе наемных и казачьих отрядов, ему казалось, что он управляет событиями. Теперь в Москве, когда верные ему войска были распущены, казалось, что события управляют им. Государственная деятельность Дмитрия во многом была реформаторской, необычной и непонятной россиянам. Каждый день он сам присутствовал в Думе, преобразованной им в Сенат, где сам разбирал дела. Поражала его легкость мышления и действий в решении сложных вопросов, над которыми члены Думы часто бились в долгих бесплодных спорах. Два раза в неделю, на Красном Крыльце, новый царь принимал челобитные и всем представлялась возможность объясниться с ним. Вместо давней русской традиции укладываться спать после сытного обеда, царь ходил пешком по городу, запросто заглядывая в различные ремесленные мастерские и торговые лавки, где беседовал с мастеровыми и торговыми людьми. Всем подданным Дмитрий предоставлял возможность заниматься промыслами и торговлей. Были уничтожены все ограничения на въезд и выезд из страны.
– "Я ни кого не хочу стеснять, – говорил царь, пусть мои владения будут во всем свободны. Я обогащу торговлей свое Государство".
Дмитрий, казалось всей душой, хотел блага своей земле, но все это было для россиян как-то неожиданно и поспешно. Многие бояре и сановники весьма недоверчиво встречали его новшества, приписывая их молодости, неопытности и легкомыслию. Им не нравился образ жизни и привычки молодого царя. Они осуждали его за то, что он водит в соборную церковь иноверцев, смеется над суевериями набожных россиян, не крестится перед иконами и не следует русским обычаям.
Чувствуя, что почва уходит у него из-под ног, Дмитрий жил одним днем. Он устраивал воинские потехи, в которых сам стрелял из пушек, то искал утешения в балах и пирах, где, скрывая свой маленький рост, щеголял в высоких меховых шапках и сапогах с огромными каблуками. Нередко выезжал на охоту или смотрел на медвежьи потехи, где в специальном загоне медведя травили собаками, или одной рогатиной лесного исполина убивал опытный охотник. По ночам Дмитрий, в компании с Петром Басмановым и Михаилом Молчановым, предавался безудержному разврату. Царь не щадил не замужних женщин, ни пригожих девиц и монахинь, приглянувшихся ему. Его дружки не жалели денег, когда же золото не помогало, они пускали вход угрозы и насилие. Женщин приводили под покровом ночи, и они исчезали в неведомых лабиринтах дворца.
Пока Самозванец чередовал столь широкие, сколь не выполнимые замыслы государственных начинаний с плотскими удовольствиями, бояре плели сеть заговора против него. Во главе мятежа встал князь Василий Шуйский. Он начал действовать осторожно и аккуратно, стараясь вести широкую агитацию против царя через верных людей и купцов. Василий Шуйский был хитер и старался не рисковать головой понапрасну. Для успешного заговора он нуждался в единомышленниках. Составленный заговор, который мог быть разрушен при малейшей предостороженности с противной стороны, был до крайности грязен, но вместе с тем и искусен. Первым его пунктом, по мнению Шуйского, было привлечение народных масс на свою сторону путем распространения слухов о неистинности царя. Достичь желаемого можно было только в одном случае – на ярмарке, где слухи распространялись с неимоверной быстротой из уст в уста.
******
Несколько раз в году, на площадях городов, проводились ярмарки. Они были настолько многолюдны, что огромные площади не вмещали всех желающих купить, продать или просто повеселиться. Купцы и гости размещались на подворьях знакомых и родственников, на постоялых дворах, а то и просто на соседних с торжищем улицах. День перед ярмаркой назывался подторжье. Купцы и крестьяне привозили массу всякого товара, главным образом изделий из дерева, изготовленного руками умельцев. Тут были сани, телеги, колеса, ушаты, бочки, решета, заплетенные сеткой из тончайших рогожных полосок, сита с сеткой из конского волоса, лыко для лаптей, хомуты, деготь, пучки дубовой коры, глиняные махотки, кувшины, известь в бочках, бочки с конопляным и льняным маслом. Ближние купцы и крестьяне привозили беленые домотканые полотна, корзины, полные куриных яиц, мешками ячмень, пшеницу, просо, чечевицу, подсолнечное и льняное семя, мед, сало, свежую и соленую рыбу. Но были и товары, волновавшие детское воображение: певчие птички в клетках, деревянные дудочки, соловьи из свинца покрытые лаком, сладкие пряники. Соблазнительно душистые баранки, связанные низками на мочало, баранки сахарные маленькие, яркие конфеты длиной в пол аршина, как толстые прутья, разноцветные мятные или с кислинкой леденцы, ярко разрисованные мятные кони и паны из белого теста – главная радость малышей, толстые медовые пряники, посыпанные душистым семенем, сотовый мед и еще много всякой всячины.
Илья бесцельно бродил среди этого разнообразия пытаясь найти чего-нибудь полезное. Лето подходило к концу, и он наслаждался прекрасным солнечным днем, радовался выпавшему свободному времени и приобщался к средневековой культуре. Внимание его привлек многоголосистый крик и гомон людей, которые собрались поглазеть на торг между купцом и воином. Купец показывал покупателю лошадиные зубы, копыта и зачем-то оглушительно щелкал кнутом. Все это действие происходило под писк дудочек, терехтение свинцовых соловьев, верещание надуваемых чертиков и пение нищих музыкантов. Эта картина длилась очень долго, пока купец и воин не сошлись в цене. Продавец постоянно брал мозолистую руку служивого и изо всей силы с размахом бил ладонью по ладони, предлагая свою цену и восклицая при этом:
– Ну, по рукам, хозяин?!
Тот сразу не соглашался и, подумав, брал руку купца и тоже со всего маху бил его по ладони, предлагая свою цену. Шлепки ладоней и громкие голоса торгующихся, разносились далеко по площади, привлекая зевак. Наконец они пришли к общему мнению и народ, потеряв интерес начал расходиться. Илья пошел дальше, разглядывая сундуки и ковры с картинами. Сундуки были любых размеров. Большие сундуки были с коваными завесами, внутренними врезными замками с клепками по боковым стенкам Особый шик придавал сундучкам рисунок на внутренней стороне крышке. Ковров было большое разнообразие. Были дорогие заморские и местные дешевые. На каждую ярмарку доморощенные деревенские художники привозили рисованные настенные ковры. Их рисовали на домотканом полотне очень яркими красками и покрывали лаком. Сюжет был везде один и тот же: река, остров с яркой зеленью трав и кустов, олень невозможной формы больше походящий на корову колоссальной упитанности со смешной закрученной мордой. Тут же рядом с оленем, на острове росли букетом шикарные розы, величиной в треть оленя, под розами полулежала обнаженная дева, а на горизонте синели горы. Монахи, проходя мимо них, крестились, а женщины рассматривали их с интересом и любопытством. Эти ковры своей цветистостью и дешевизной привлекали деревенских баб и поэтому были ходовым товаром.
