Олег Авраменко - Принц Галлии (др. вар.)
— Будем надеяться, отец, — улыбнулся Филипп той особенной улыбкой, какой он улыбался, предвкушая очередное любовное приключение. Но эта его улыбка предназначалась вовсе не далекой Маргарите, а близкой и родной Амелине…
14. АМЕЛИНА
Пир по случаю коронации Филиппа (как, собственно, и все пиры) начался в торжественной и приподнятой обстановке, с напыщенными речами и изысканными здравицами в адрес нового принца Беарнского и его отца, герцога, а закончился грандиознейшей попойкой. Даже большинство женщин и почти все достопочтенные прелаты, кроме разве что архиепископа Марка и падре Антонио, были изрядно пьяны, не говоря уж о светских вельможах мужеска пола, которые, за редкостным исключением, вроде Филиппа или герцога, давно потеряли счет кубкам выпитого вина. Всех их в определенной степени подзадоривал Эрнан де Шатофьер. Он и прежде не отличался умеренностью в еде и выпивке; еще будучи тринадцатилетним подростком мог заткнуть за пояс любого взрослого выпивоху, а по возвращении из Святой Земли и вовсе не знал себе равных за столом и в частности за выпивкой. Именно по его инициативе, когда веселье было в самом разгаре, речь зашла о любовных похождениях Филиппа в Кастилии. Подавляющему большинству присутствующих эта тема пришлась по вкусу; юные (и не очень юные) дамы строили обескураженному Филиппу глазки, а молодые (и не только молодые) господа наперебой рассказывали пикантные историйки с выдуманными и, разумеется, особо интригующими подробностями, то и дело бросавшими Филиппа в краску.
В конце концов Филипп решил не обращать внимания на эту болтовню, тем более что ему было не привыкать к подобным сплетням, и в ответ, с такой же наглой откровенностью, с какой смотрели на него некоторые дамы, принялся глазеть на Амелину, не скрывая своего восхищения. Какая она все-таки красавица, его кузина! Какая у нее приятная молочно-белая кожа, какие роскошные золотистые волосы, какие прекрасные голубые глаза — будто чистые лесные озера в погожий летний день… Филипп вспомнил их встречу в парке, нежные объятия, жаркие поцелуи — и его вновь охватила такая пьянящая истома, что он даже пошатнулся и чуть было не опрокинул свой кубок с вином.
— Ты будто бы и немного выпил, сынок, — удивленно прошептал герцог, сидевший рядом с ним во главе стола. — С чего бы… — Тут он осекся, увидев томную поволоку в глазах Амелины, и только грустно усмехнулся, вспоминая свою бурную молодость.
А Симон де Бигор, что поначалу знай одергивал жену, наконец понял всю тщетность своих потуг и стал искать отраду в вине, благо Амелина не забывала следить за тем, чтобы его кубок не пустовал. Симон и был первым, кто напился до беспамятства. Пьянствовал он молча, лишь под конец, заплетаясь языком, грозно предупредил Амелину:
— Ты-ы… это… смо… смотри м-мне-э… бе…бе…бес-с-сты-ыжая…
— И, как подкошенный, бухнулся ей на руки.
Двое слуг подхватили бесчувственного Симона и вынесли его из банкетного зала. Вместе с ним покинула зал и Амелина, и после ее ухода Филипп откровенно заскучал. Он чувствовал себя вконец уставшим и опустошенным и с большим нетерпением ожидал окончания пира. Однако значительная часть гостей, по всей видимости, собиралась развлекаться до самого рассвета, так что Филиппу, как хозяину и виновнику торжества, пришлось оставаться в зале до тех пор, пока все более или менее трезвые из присутствующих не разошлись спать. Только тогда, в сопровождении Габриеля де Шеверни, он направился в свои покои, подчистую проигнорировав весьма прозрачные намеки некоторых дам, что были не прочь очутиться в его постели или же завлечь его в свою спальню. Филиппу совсем не улыбалось провести ночь с пьяной в стельку женщиной, к тому же сейчас все его помыслы занимала Амелина, и он мог думать только о ней…
Войдя в свою спальню, Филипп с разбегу плюхнулся в кресло и вытянул ноги.
— Ч-черт! Как я устал!..
Габриель опустился перед ним на корточки и снял с его ног башмаки.
— Пожалуй, я пойду ночевать к себе, — полувопросительно, полуутвердительно произнес он. — Сегодня мое присутствие в ваших покоях было бы нежелательным.
— А? — лениво зевнул Филипп. — Уже подцепил себе барышню?
— Нет, монсеньор, никого я не подцепил. Напротив… Ну-ка, отклонитесь немного. — Он отстегнул золотую пряжку на правом плече Филиппа, скреплявшую его пурпурного цвета плащ.
— Ба! Как это понимать? Напротив — это значит, тебя кто-то подцепил? А какая, собственно, разница, кто первый проявил инициативу — мужчина или женщина? По мне, все едино.
Габриель отрицательно покачал головой.
— Быть может, я неправильно выразился, монсеньор…
— Сукин ты сын! — раздраженно ругнулся Филипп. — Да что ты заладил в самом деле: монсеньор, монсеньор! Сейчас мы наедине, так что потрудись обращаться ко мне по имени. Ты не просто мой дворянин, ты мой друг — такой же, как Эрнан, Гастон и Симон. Даже если на поверку ты окажешься педиком, я все равно буду считать тебя своим другом, ибо ты брат Луизы… Гм. Похоже, я шокировал тебя?
Габриель молча кивнул, расстегивая камзол Филиппа.
— Ну что ж, прошу прощения. Это мне так, к слову пришлось. Понимаешь, я терпеть не могу мужеложцев… — Он передернул плечами. — Брр… Какая мерзость! Мужчина, который пренебрегает женщинами, потому что ему больше по вкусу мужчины — ну, разве может быть что-то противоестественнее, отвратительнее, чем это?.. Другое дело женщины, что любят женщин. Я их не одобряю, но и не склонен сурово осуждать. В конце концов, их можно понять: ведь так трудно не любить женщин, особенно красивых женщин. — Филипп весело взглянул не сконфуженного Габриеля. — Впрочем, ладно. Оставим эту тему, чтобы случаем не пострадала твоя добродетель. Объясни-ка лучше, что означает твое «напротив».
— Она касается вас, — ответил Габриель.
Филипп встрепенулся, мигом позабыв об усталости.
— Меня?! Ты думаешь, Амелина придет?
— Уверен.
— Она тебе что-то сказала?
— Нет. Но она так смотрела на вас…
— Я видел, как она смотрела. — Филипп с вожделением облизнулся. — Но с чего ты взял, что она придет?
— Догадался. Она с таким рвением опаивала господина де Бигора, что на сей счет у меня не осталось ни малейших сомнений.
— Гм, похоже, ты прав, — сказал Филипп, затем, после короткой паузы, виновато произнес: — Бедный Симон!..
— Да, бедный, — согласился Габриель.
— Ты осуждаешь меня? — спросил Филипп. — Только откровенно.
Габриель помолчал, глядя на него, потом ответил:
— Не знаю. Мне не хотелось бы судить вас по моим меркам. А что касается госпожи Альбре де Бигор, то… В общем, я думаю, что господин де Бигор сам виноват.
— В чем же?
— В том, что женился на девушке, которая не любила его. Вот я возьму себе в жены только ту, которую полюблю и которая будет любить меня.
Филипп печально вздохнул, вспомнив о Луизе, сестре Габриеля, но в следующий момент оживился в предвкушении встречи с Амелиной; на его щеках заиграл лихорадочный румянец нетерпения. С помощью Габриеля он быстренько разделся, и вскоре на нем осталось лишь нижнее белье из тонкого батиста, а вся прочая одежда была аккуратно сложена на низком столике рядом с широкой кроватью.
Габриель протянул было руку, чтобы откинуть полог, но тут же убрал ее, едва лишь коснувшись пальцами шелковой ткани. Лицо его мгновенно покраснело до самых мочек ушей.
— Вам больше ничего не нужно? — спросил он.
— Нет, братишка, ступай, — ответил Филипп. — А впрочем, погоди!
— Да?
— Все-таки загляни к Амелине, и если она не спит, передай ей… Скажи ей, что я сам…
Габриель нервно усмехнулся, еще пуще покраснев.
— Это излишне. Она вот-вот должна прийти.
— И потому ты так смущаешься?
— Ну… Полагаю, госпожа Амелия не хотела бы, чтобы кто-нибудь увидел ее ночью в ваших покоях.
— Твоя правда, — согласился Филипп. — В таком случае проверь, не вздумал ли какой-нибудь усердный служака встать на страже возле самого входа, а если да, то прогони его в конец коридора. За Гоше можно не беспокоиться — он вышколенный слуга, даже мне не признается, что видел у меня женщину… Пожалуй, это все. Будь здоров, братишка.
— Доброй вам ночи, — кивнул Габриель и торопливо покинул комнату.
С минуту Филипп стоял неподвижно, уставившись взглядом в дверь, и гадал, как долго ему придется ждать, пока не явится Амелина, и явится ли она вообще. Вдруг за его спиной послышался весьма подозрительный шорох. Он вздрогнул и резко обернулся — из-за полога кровати выглядывала хорошенькая девичья головка в обрамлении ясно-золотых волос. Ее большие синие глаза встретились с его глазами.
— Ну! — нетерпеливо отозвалась она.
— Амелина… — пораженно прошептал Филипп. Теперь он понял, почему так смущался Габриель — в комнате пахло женскими духами!
