Роман Буревой - Мечта империи
«Я умер и сейчас бреду по подземной галерее в Аид», — подумал Вер, открывая глаза.
Но к своему изумлению увидел, что никуда не идёт, а лежит на каменном полу, а над ним нависает низ: каменный потолок. Свет двух тусклых лампочек, забранных решеткой, лишь обозначал контуры предметов. Вер вскочил на ноги. Пол тут же качнулся, и гладиатора швырнуло вперед, и он едва не врезался головой в стальную решетку, что делила подвал на две равные части. Вер вновь уселся на каменные плиты. Голову его сверлила тупая боль, а все тело ломило так, будто он только что принял участие в марафонской дистанции. На второй половине, за решеткой, на полу лежал человек. Не ясно было: жив он или нет.
— Элий… — позвал Вер.
Никакого ответа. Юний Вер подполз к решетке. Элий не шевелился. Кто-то заботливо укрыл сенатора одеялом, прежде чем оставить здесь, в подвале. Вер просунул руку сквозь решетку и дотронулся до запястья Элия. Тот был жив. Сенатор либо спал, либо находился в «отключке» под действием наркотиков. Юний Вер ухватил его за руку и притянул поближе к решетке. Элий пробормотал что-то невнятное, но глаз не открыл. Вер влепил ему пощечину, потому вторую. Тогда лежащий наконец приподнял голову.
— Пить, — прошептал Элий. Вер отрицательно покачал головой: воды в подвале не было.
— Как мне плохо… — Элий вновь растянулся на полу — питье Макрина подействовало на него куда сильнее, чем на Вера.
— Интересно знать, что нужно от нас этому подонку, — спросил сам себя Вер, потому что Элий вряд ли мог ему ответить. — Может, он хочет принести нас в жертву своей музе, чтобы его книги пользовались большим успехом, чем книги ненавистной Фабии.
— Ты почти угадал, гладиатор! — раздался голос сверху.
Вер поднял голову. В маленькое окошко на потолке выглядывала физиономия Макрина. Вер невольно схватился за рукоять меча, но пальцы стиснули лишь воздух — меч исчез.
— Слушай, ты, мразь, если ты сейчас же не выпустишь нас отсюда…
— Непременно выпущу, — отозвался Макрин. — Но не сейчас. Сначала ты исполнишь одно мое желание — как раз то, о котором ты говорил, боголюбимый
гладиатор. Ах нет, я ошибся, ты уже не любим богами. Но это неважно. Ты со своим другом устроишь на этой арене маленький бой, и каждый из вас получит с десяток заявок на исполнение желаний.
Вер расхохотался.
— Как же ты глуп, сочинитель! Желания исполняются только на аренах амфитеатров, входящих в Большой круг. А здесь мы можем биться с утра до вечера, и ни одно желание не исполнится.
— Это ты глуп, гора мышц, — презрительно фыркнул Макрин. — Здесь тоже исполняются желания. Да, да, как раз в этом самом подвале. И кстати — любые желания, без ограничений и запретов напыщенных цензоров. Настоящие желания! Мне не надо просматривать справочники, чтобы узнать, можно помочь господину булочнику или надо отказать, потому что его брат приговорен к двум месяцам карцера за хулиганство. У меня не надо платить сто тысяч сестерциев «формулировщикам» за выхолощенную фразу и все время опасаться, что твое желание принесет кому-то вред. Здесь можно заказать титул сенатора, начало или прекращение войны.
— Так я тебе и поверил!
— Поверишь, когда увидишь своего гения! Неважно, где ты дерешься, приятель.
Главное, чтобы гений доставил твои клейма по назначению. Сегодня вечером каждый из вас получит десять своих клейм, — закончил Макрин.
— Элий — сенатор, а не гладиатор, — напомнил Вер.
— Он бывший гладиатор и, надеюсь, не забыл, как держать меч.
— Кто поставит на бойца со сломанными ногами? — попытался прибегнуть к другому доводу Вер. — Наши шансы не равны.
— Ничего, я их уравняю, — засмеялся Макрин. — К твоим ногам прикуют по свинцовой гире — вроде тех, что таскают за собой преступники, работающие на каменоломнях.
— А если мы откажемся драться?
— Не откажетесь, — хихикнул Макрин. — Гении переговорят с вами лично, и вы станете послушны, как ягнята. А нет — так доза «мечты» поможет. На нашего героя Юния Вера действует только один-единственный наркотик под названием «Мечта».
Элий хотел тоже что-то ответить, но не смог — лишь облизнул языком потрескавшиеся губы.
— А ты мразь! — Вер погрозил Макрину кулаком.
— Я же говорил — это особое место, — хихикнул сочинитель.
— Дай нам воды! — потребовал Юний Вер. — От твоей отравы жжет горло!
— Бедняга, — донеслось сверху.
На пол шлепнулась фляга, и люк наверху захлопнулся. Вер подобрал флягу и протянул ее Элию. Тот сделал несколько глотков, потом вернул флягу. Вер пить не стал — неизвестно, что ждет их впереди. Стоило поберечь воду.
— Все дело в гениях, — сказал Вер. — Они забирают отсюда клейма — значит, желания исполняются. А наши цензоры, бедняги, пыхтят, составляют списки достойных, печатают гладиаторские книги и воображают, что могут контролировать все порывы людских душ. Как будто можно научить людей желать друг Другу только здоровья и любви и никогда не желать поражения и смерти…
Когда-то Вер спрашивал Элия, откуда в их благостном обществе, где даже нельзя пожелать худого, случается столько мерзостей и гнусностей? Ответ оказался прост. Но если подпольные бои гладиаторов существуют давно (а скорее всего, это именно так), то почему никто об этом не слышал?
Вер огляделся. Арена, ждущая крови, как затаившийся в норе зверь, выглядела зловеще. Веру показалось, что на серых ноздреватых плитах он различает засохшие бурые пятна. Тот, кто дерется здесь, дерется насмерть. Но Вер не может драться насмерть со своим другом! Если он убьет Элия, кто научит Вера доброте?
Гладиатор схватился за решетку и рванул в ярости. К его удивлению, преграда подалась. Составленная из частей, решетка убиралась во время поединка. Попытка выломать ее кусок не казалась такой нелепой. Элий со своей стороны тоже вцепился в прутья. И тут будто кто-то изо всей силы тряхнул Вера за руки. Пальцы разжались сами собой. Элий с криком отскочил назад и упал. Окошко наверху отворилось вновь, но в этот раз в нем появился не Макрин, а плоская физиономия охранника.
— Немедленно отойти от решетки, или я подниму напряжение! — крикнул тот.
Элий остался лежать неподвижно на полу. Поначалу Веру показалось, что приятель потерял сознание.
— Элий, ты жив?! Подонки! Я вас всех передушу! — Вер погрозил невидимым врагам. Но ему никто не ответил.
Элий наконец поднялся.
— Даже на заседаниях сената я не чувствовал себя так мерзко, — подвел итог сенатор.
В нужный час решетку поднимут. Но это будет час поединка, и тогда будет поздно что-то предпринимать.
— Я придумаю выход, — пообещал Вер, но разум его не мог отыскать ни единой лазейки.
— Да, ты хитроумен, как Улисс, — попытался приободрить друга Элий, — но, к счастью, не так же беспринципен.
«Я еще более беспринципен…» — хотел сказать Вер, но сдержался, а вместо этого спросил:
— У тебя есть оружие?
Элий наклонился и снял с сандалии серебряный полумесяц — один из знаков его сенаторского звания.
— Это же серебро, — поморщился Вер. Элий предостерегающе поднял палец. И принялся разбирать на части полумесяц. Серебряной оказался только накладка. Внутри полумесяц был из стали и остер, как бритва.
— Что-то новенькое в одежде сенаторов, — шепнул Вер.
— Надо же иногда пользоваться своим положением. Подонки, посадили меня в сырой подвал и не дали шерстяных носков, — Элий принялся растирать изуродованные голени. — Теперь ноги будет ломить до следующих Календ.
Вер решил, что Элий точно сходит с ума. Какие Календы? О чем он?!
— Элий, нас прикончат сегодня ночью. Так что до Календ тебе не придется мучиться.
— И тогда ноги перестанут болеть! Какое счастье! Представь, Юний, мои ноги перестанут ныть от холода, только когда я умру.
Элий попытался улыбнуться. К нему вернулась способность философствовать, а значит — вернулось душевное равновесие. А это немало. Да, да, надо забыть о шерстяных носках и боли и подумать о судьбах человечества, так будет проще оценить собственную странную судьбу.
— Сейчас мы не можем ничего предпринять, — подвел итог Юний Вер. — Остается ждать встречи с гениями.
— И философствовать, — добавил Элий. — Мрачный подвал располагает к размышлениям. В самом деле, почему не устроить симпозиум перед боем, если больше нечем заняться? Расположимся поудобнее на холодных камнях и поговорим.
Элий разорвал свое одеяло и протянул половину Веру. Бывший гладиатор последовал совету друга и уселся подле решетки. Элий расположился с другой стороны.
— О чем же мы будем рассуждать? — поинтересовался Вер.
— О том, что с нами происходит.
— Ты в этом что-то понимаешь? Я лично — нет.
— В частном, нашем случае, не понимаю. Но в глобальном, пожалуй — да.
— Как это… Разве такое бывает?
— Гораздо чаще, чем ты думаешь. К примеру, я могу описать тебе со всеми подробностями положение на хлебном рынке или в военной промышленности, проанализировать тенденции роста тяжелой индустрии и причины упадка легкой промышленности. Но если ты попросишь объяснить, почему Мар-ция не торопится развестись с Пизоном, я не смогу тебе ответить.
