Иван Слепцов - Изнаночные швы времени
Пока Олег и Шурик шли до Ивановских ворот, им предложили и яиц, и кур, и поросенка, даже пообещали «зелья заморского могутного». Но они только наняли с десяток провожатых с факелами и приблизились к страже у моста перед Ивановскими воротами с впечатляющим конвоем.
«Попробуем психическую атаку», – шепнул Олег Шурику. Он напыжился, как мог, высокомерно сказал страже, что прибыли к епископу с «наиважнейшем делом», назвал двух его тиунов, Афанасия и Егупа, описал для верности Егуповы бородавки. Пропустили одних, без факельщиков, вместо них старший караула определил провожатого из ратников, наказав спровадить гостей «до врат Ивакиной Анны».
«Ивакиной Анной» тут называли проездную башню детинца с надвратной церковью Иоакима и Анны. Она была ярко освещена двумя большими кострами, около которых обретались с десяток русских стражников. Одни спали, другие индифферентно разглядывали редких прохожих.
– К епископу! – объявил им Олег. – Бородавчатый Егуп нас с той стороны ждет. Окликните вратарей, пусть впустят нас.
Егуп был доверенным лицом князя, предательства от него ожидать не приходилось, но один из ратников покачал головой и подробно стал разъяснять, почему приказ Олега выполнить невозможно. В его речи было больше запинок и междометий, чем сути, однако было понятно: владимирская стража должна только следить, чтобы костры перед воротами не погасли. «Врата басурмане затворили изнутри и ночью ни за что не откроют», – резюмировал стражник.
Выслушав, Олег и Шурик отошли в сторону. С полчаса они негромко переговаривались, Шурик предлагал планы, как попасть за стену детинца, Олег методично опровергал эти предложения.
Их фигуры были хорошо видны в отблесках костров (они удалились ровно настолько, чтобы спрос не потерял контакт с предложением), и в конце концов к ним подошел разговорчивый ратник. Сказал, что в Рождественском монастыре, примыкающем к детинцу, татаровья нет, стена совсем обветшала и лазов там, что дыр в сети.
Про ветхую стену, отделявшую княжескую часть городской цитадели от придворного монастыря, Олег и сам знал. Князь Андрей показывал ему письма епископа, в которых тот жаловался на «запустение и оскудение владычной казны» и пенял князю: оружие покупает, а на ремонт «главной божией обители в стольном граде» денег не дает. Информация о том, что в монастыре нет монголов, была очень полезной, и стражнику достались две серебряные монеты.
На стук в монастырские ворота сначала никто не откликнулся, и Шурик даже сплюнул, решив, что их обманули. Но стоило им прибегнуть к тому же способу привлечения к себе внимания: постоять в пляшущем круге света от факела, закрепленного на входе, – как сбоку из темноты показалась сгорбленная фигура в монашеской рясе. Монашек вкрадчиво поинтересовался, не нужно ли чего. Выслушав просьбу, ответил, не удивившись желанию двух гостей повидать епископа среди ночи:
– Чужестранцы, конечно же, могут пройти к владыке.
Олег был уверен, что в этих словах обязательно должно быть какое-нибудь «однако», потому задал уточняющий вопрос:
– Что требуется, чтобы ворота обители божьей распахнулись для путников, прибывших издалека?
Монах наклонился еще ниже.
– Господь обязательно вложит в сердца чужестранцев нужную думу. Надо только прислушаться.
Олег издал неопределенный звук, который Шурику показался полувздохом, полусмешком, поискал за поясом и пересыпал в монашескую длань, высунувшуюся на звук серебра, горсть монет. Факел над воротами погас, в темноте негромко заскрипели дверные петли, и гостей гуськом провели внутрь.
– И сколько ты ему дал? – спросил Норман, когда они отошли подальше.
– Тридцать.
– Пошутить решил?
– Ну, вроде да.
– Думаешь, оценят.
– Не знаю, – ответил Олег. – Вряд ли. Думаю, не все тут этот сюжет знают.
Они не стали рисковать, пользуясь хорошо протоптанной дорожкой между монастырем и княжеской частью цитадели, а перебрались через стену в дальней стороне монастырского двора, где по обе стороны росли раскидистые ивы. Осторожно ступая, чтобы не побеспокоить монголов, сидевших около юрт, расставленных вокруг Успенского собора, добрались до княжеского дворца. Здесь, по информации Квиры, жила княгиня Анна Данииловна, супруга великого князя Владимирского Андрея Ярославича, дочь галицкого князя Даниила Романовича.
Выглянув из-за угла, Олег вздохнул с облегчением. Монголов среди стражи, охранявшей главный вход, не было. Он предъявил ратникам зажим для плаща, который Андрей Ярославич дал ему вместо пропуска, и их провели на верхний этаж здания.
Комната, в которую они попали, была ярко освещена – в подсвечниках по стенам и в небольших мисочках на полу горело множество свечей. В центре покоев в невысоком деревянном кресле, перед столом, на котором были расставлены шкатулки, инкрустированные чеканными пластинками – золотыми и серебряными, янтарными и стеклянными, сидела молодая темноволосая женщина в длинной, напоминающей тунику, шелковой рубахе, расшитой по ворота и подолу, на груди лаконично украшенной аппликацией из блистающей золотом ткани.
Олег и Шурик остановились в дверях. Начальник караула подошел к женщине, почтительно склонившись, что-то прошептал и вышел из комнаты. Женщина сидела неподвижно, будто не могла оторваться от содержимого шкатулок, потом обернулась.
У нее были темно-голубые, почти синие глаза, но при свете свечей они виделись совершенно черными. Взгляд казался спокойным, но все-таки княгиня нервничала, это было видно по тому, как она крутила перстни на пальцах, хватаясь то за один, то за другой.
Олег низко, в пояс, поклонился. Шурик повторил его движение.
– Говорят, вы от мужа моего прибыли?
– Да, госпожа великая княгиня.
– Как великий князь, в добром ли здравии? – она отвернула от них взор и снова начала без видимого смысла перебирать украшения в одной из шкатулок.
– Был таковым, когда мы расстались.
– Когда расстались и где? – княгиня говорила ровно, как будто расспрашивала управляющего о доходах фермы под Боголюбовом.
– У Переславля-Залесского, госпожа великая княгиня, не далее как пять дней назад.
Она резко встала, взяла в руки подсвечник, словно ей не хватало света рассмотреть лицо Олега, и подошла к нему вплотную.
– Не знаю тебя, боярин, – это было сказано сквозь зубы, от показного спокойствия княгини не осталось и следа. Она глубоко дышала, глаза гневно прищурились. – Ты кто таков?!
Олег молча протянул ей перстень – второй предмет, который ему дал князь Андрей.
– Сия вещица знакома мне, – вернула она перстень, внимательно его рассмотрев. – Есть ли еще что?
Олег наклонился, чтобы никто не мог его услышать, и проговорил несколько слов. Княгиня слегка покраснела.
– Да, было такое, – и усмехнулась. – Только, наверное, погибнуть ты должен, боярин, раз тебе такое ведомо.
– Я готов, госпожа великая княгиня Анна Данииловна, – опять поклонился Олег. – Однако спасти тебя не смогу. А мне великий князь именно это велел. Так что…
Договорить он не успел. Снаружи раздался сильный грохот, лязг оружия и стоны. Потом дверь резко распахнулась, как от сильного удара ноги, и на пороге показался богато одетый человек с окровавленным до рукояти мечом. Княгине он был хорошо знаком.
– Как ты смеешь входить без разрешения, Анисим Роща? – зло спросила она, опять усаживаясь за стол. – Или ты прискакал мне рассказать, что князь Александр пришел на помощь своему брату и в стольном граде богомерзких татар скоро не будет?!
– Монахиням пристало смирение, – бросил вошедший.
– Речь не о монахинях, я тебя об ином спросила, – повысила голос Анна, сильно, впрочем, побледнев.
– В монастырь ты отправляешься.
Тот, кого княгиня назвала Рощей, сделал несколько шагов вперед, давая возможность войти в комнату вооруженным людям, среди которых были монголы. Затем объявил: – Сейчас воплотят тебя в светлый ангельский образ.
– Мой муж меня отправляет монастырь? – подняла брови княгиня.
– Твой муж здесь не при чем, – теперь Роща рассмеялся. – Другие теперь приказывают.
– И кто же это?
– Все на нашей земле теперь делается по приказу царя земного. Великий князь Александр Ярославич был у царя Сартака, и ему отказана земля русская со всеми уделами. Твой муж больше не великий князь Владимирский, и лучше бы ему быть изгоем – эта судьба слаще, чем та, что у него теперь будет.
– А вы двое, – он глянул вскользь на Олега и Шурика. – Правильно делаете, что не вмешиваетесь. Будете послушны – спасете свои головы. Может быть. – И добавил громко: – Начинайте постриг!
