Александр Бушков - Ковбой
Никаких обязательств, которые удерживали бы здесь. Голдман, в общем, уже вне опасности, даже фильм про бесстрашного авиатора снят на три четверти, так что совесть мучить не должна. Можно прямо сейчас, не откладывая, сесть на Пако и отправиться на станцию. Коня оставить там – в крохотных городишках наподобие этого, всякую домашнюю животину, будь то собака, а уж тем более конь, «знают в лицо» и очень быстро вернут хозяину. Часа через три с запада пройдет поезд, по пути в Нью-Йорк делающий остановку в Вашингтоне. За столь короткое время английским Бестужев, конечно же, не овладел, но выучился нескольким полезным фразам наподобие «Мне нужно в Вашингтон». Ну, а адрес российского консульства у него имеется в записной книжке, четко и разборчиво написанный так, что любой американец поймет. Извозчики, надо полагать, и в Вашингтоне имеются, как же в столице без извозчиков? Нужно решаться. Следовало бы решаться гораздо раньше – но он, если быть предельно откровенным с самим собой, чуточк р а з м я к, плыл по течению, не торопился покидать кинематографистов, п р и ж и л с я тут, понимаете ли, поддался очарованию их шального и увлекательного ремесла. Ну, он задержался тут всего на неделю…
Резко остановился, вскинул голову. Вокруг была рощица, незнакомые высокие деревья, залитые ярким южным солнышком – а впереди, загораживая ему дорогу, стояли четверо: двое с пустыми руками, а двое помахивали даже не дубинками – попросту увесистыми толстыми сучьями, корявыми, но способными шутить весьма даже нешуточно.
С первого взгляда ясно стало, что миром не разойтись – очень уж целеустремленно они двинулись навстречу, размыкаясь, пытаясь окружить. Потрепанная одежда, в дырках и заплатах, прохудившиеся самодельные соломенные шляпы, рваные башмаки, один и вовсе обувью не отягощен, испитые физиономии, некая задиристая приниженность в повадках, как у сбившихся стаей бродячих собак…
Он сразу понял, с кем столкнулся: со здешними представителями того малопочтенного племени, что на Руси именуется зимогорами и богодулами, а тут – «белой рванью», к которой даже бесправные чернокожие втихомолку относятся презрительно. Обитают в сущих лачугах, кое-как ведут нищенское хозяйство, а то и не ведут вовсе, пользуясь тем, что зимы с морозами здесь не бывает. Кое-как, неведомыми путями ухитряются с грехом пополам прокормиться и раздобыть скверного самодельного виски. Обитатели дна, одним словом. Народец весьма даже беспринципный и не гнушающийся мелких кражонок, но, насколько Бестужев уже чуточку вник в здешние реалии, все же не решавшийся ш а л и т ь по-крупному в окрестностях собственного городка, чтобы не нарваться на серьезные неприятности. А тут, изволите ли видеть, явно нацелились всерьез потрясти одинокого путника, вон как напирают…
Страха не было – случались переделки и серьезнее. Усмехнувшись, Бестужев опустил руку на рукоять револьвера. И вспомнил, что револьвер-то у него самый настоящий, но вот патроны заложены бутафорские, холостые. А впрочем, откуда им знать…
Приготовился выхватить оружие, чтобы пугнуть как следует – но тот, кто, похоже, исполнял в этой шайке роль главаря, указал на кобуру и что-то сказал, ухмыляясь с самым издевательским видом. Бестужев ни словечка не разобрал – не с его убогими познаниями в английском. Вдобавок южане слова выговаривали на свой манер, растягивая и чуточку гнусавя.
Все захохотали, тыча в него пальцами, подталкивая друг друга локтями. Слова были незнакомые, а вот жесты очень даже понятны. Никаких сомнений, они точно з н а л и, что при нем не оружие, а пугач. Разгадка, моментально пришедшая в голову, опять-таки незатейлива: кто-то их об этом предупредил, а кому бы это быть, кроме… Так вы н а н я т ы е, надо думать… Ну что же, ни у кого из вас не видно ни револьверов, ни хотя бы ножей, а это упрощает дело…
Двое, угрожающе замахиваясь импровизированными дубинами, заходили с боков. Бестужев не дал им времени – н а к а т и л с я, как кегельный шар на аккуратно стоящий строй кегель…
В первую очередь следовало обезопасить себя от единственного имевшегося у них оружия, первобытного, но тем не менее опасного. Уклонившись, он п р о п у с т и л мимо своей груди корявый серый сук – и, когда тело нападавшего силой инерции потянуло следом за тяжеленным орудием, подбил его босую ногу, толкнул в плечо, вырвав револьвер из кобуры, треснул им по затылку. Что называется, минус один…
Его обдало невыразимым амбре пропотевшей одежды, немытого тела и винного перегара – второй, с голыми руками, попытался от всей души заехать в ухо – но здешний богодул, быть может, и понаторевший в кабацких драках, представления не имел о джиу-джитсу, был накрепко ухвачен не самым сложным приемом этого полезного японского единоборства. Швырнув его по всем правилам, Бестужев направил врага аккурат на ствол дерева, в который тот и впечатался, после чего, ошеломленный, сполз наземь и боевого рвения более не проявлял.
Развернувшись, чуть припав на одну ногу, Бестужев проворно распорол зубчатым колесиком массивной ковбойской шпоры ногу третьему – совершенно не опасно для жизни и здоровья, но крайне болезненно. Дикий вопль, бродяга согнулся в три погибели – это хорошо, это славно, крики и растерянность в стане противника, как известно, деморализуют…
Минус три. Бестужев не стремился ни калечить, ни приводить в бесчувственное состояние, он попросту хотел на некоторое время выключить их из игры, чего и достиг. Единственный оставшийся целехоньким типус с дубиной, растерянно потоптавшись, вдруг отпрыгнул и припустил меж деревьев быстрее лани. Оставшиеся не проявляли ни малейшего желания продолжать баталию, и Бестужев, решив, что цель достигнута, поступил вовсе не так, как на его месте держался бы герой рыцарских романов – сунул бесполезный револьвер в кобуру, развернулся припустил в сторону города так, словно за гнались черти со всего света: поведение, быть может, и не рыцарское, но самое выгодное в данной ситуации…
На бегу он успел подумать, что незнание языка сыграло очередную злую шутку: имелось целых трое побежденных, которых можно было бы и допросить с большим знанием дела, но вот поди ж ты, не получится…
Когда роща осталась позади, он замедлил бег, перешел на шаг и двинулся по улице уже чинной походкой благонамеренного обывателя, чтобы не привлекать излишнего внимания. Вряд ли эти архаровцы погонятся, не станут же они устраивать драку на глазах у горожан, чревато…
Вряд ли его собирались убивать или калечить ж у т к о. Если прикинуть… Кинематографическая специфика, ага – со сломанной рукой или ногой, с украшенной синяками физиономией Бестужев, даже живой, оказался бы бесповоротно исключен из съемочного процесса на немалое время. Очень возможно, з л ы д е н ь пальнул ночью в приливе злобы, сгоряча, а потом пораскинул мозгами и понял, что должного результата можно добиться и без таких крайностей, попросту уложив соперника на больничную койку, вынудив прыгать на костыле или расхаживать с рукой в гипсовой повязке…
«К черту, – сердито подумал Бестужев. – Не даст он мне жить спокойно, раз уж взялся. Пора отсюда убираться, не откладывая, вот прямо сейчас. Прихватить из гостиничного номера куртку, спрятать в ее кармане револьвер (предварительно поменяв патроны на боевые), оставить там ковбойскую кобуру (в столице с нею на боку наверняка смотрелся бы некомильфотно), взять записную книжку с заветным адресом – и отправляться на станцию». Никто и не вэдумает его задерживать, никто и внимания не обратит Был человек – и пропал, исчез в нетях, растворился в жарком южном воздухе, напоенным ароматом незнакомых цветов, сгинул безвестно… Плакать не будут, хотя красотка Лили, безусловно, погорюет при известии о внезапном и загадочном исчезновении перспективного кандидата в законные супруги и деловые партнеры. Ничего, переживет, ничего страшного с ней не случится, при ее-то уме и оборотистости подыщет себе другого партнера или в одиночку пробьется к вершинам – хваткая девица, что уж там…
Приняв решение, он направился в гостиницу, уже чувствуя себя чуждым всему окружающему, с которым вскоре предстояло распрощаться навсегда без малейшего сожаления.
Глава шестая
Две покрытых пылью лошади были при вязаны к перилам веранды – и двое чисто, но незатейливо одетых мужчин, прикрыв лица широкополыми шляпами, расположились в креслах-качалках слева от входа в гостиницу. Достаточно оказалось беглого взгляда, чтобы они Бестужеву не понравились категорически: чересчур ужм д е л а н н ы м выглядело их безразличие. Даже не посмотрели, уставились прямо перед собой, будто на той стороне улицы происходило что-то интересное, хотя ничегошеньки там не имелось, кроме блаженно развалившейся на солнцепеке свиньи и мальчишки лет семи, лениво гонявшего что-то наподобие волчка. Оба с кобурами на поясе – но вот филерской опытности в них как раз и не чувствуется… Неторопливо пройдя по коридору, Бестужев прикрыл дверь своего номера, прошел внутрь. Остановился. За столом, по американскому обычаю непринужденно вэгромоздив на него ноги, расположился старый знакомый по «Титанику» – адвокат мистер Лоренс. Он покуривал длинную и тонкую коричневую сигару, с любопытством наблюдая за Бестужевым.
