Михаил Ахманов - Странник по прозвищу Скиф
В этот миг, освещенный зыбким пламенем костра, Джамаль напоминал безбородого и лукавого Мефистофеля-искусителя. Скиф не мог сообразить, говорит ли он всерьез или смеется, а потому не без мрачности отшутился:
— Как доскачут, стрелу под ребро или аркан на шею и потащат в степь… и князя, и его племянника.
Сейчас он был сыт, и в голове уже совсем прояснилось, но пароль никак не вспоминался. Может, попозже всплывет сам собой, подумал он; случается, какое-то слово, фраза, жест пробуждают забытое… или оно приходит во сне… или князь вдруг скажет нечто такое, что…
Последняя мысль показалась Скифу разумной, и он принялся расспрашивать Джамаля о роде и племени князей Саакадзе.о торговых питерских делах и о том, давно ли его компаньон знает Доктора и Сарагосу и в каких местах побывал с их помощью. Джамаль отвечал с охотой. Вскоре выяснилось, что прадед его перебрался в северную столицу еще в прошлом веке, но молодое поколение семьи Саакадзе всегда воспитывалось в родных краях, в Тбилиси, у близких или дальних родичей, дабы не растерять кровные связи и знание языка; оттуда же, из Тбилиси, брали и жен. Что же касается родства с великим моурави, то это было скорее фамильным преданием, чем реальностью. Дед Джамаля, и прадед его, и все прочие предки до седьмого колена торговали коврами; отец, проживший жизнь в советские времена, был ювелиром.
О бизнесе своем Джамаль рассказывал не столь подробно; как понял Скиф, спутник его занимался не фруктами, не пепси-колой и не импортным барахлом, а деньгами. Деньги, пущенные «в дело», приносили деньги — и такие, что трудно представить; пещеры Али-Бабы, сказочная обитель Джамаля, являлись лишь вершиной айсберга, зримым выражением его богатства. Его можно было бы назвать ростовщиком, но время, ситуация и экономическая наука давно изобрели иное слово, гораздо более пристойное и солидное, — «инвестор». Судя по всему, Джамаль был прямо-таки финансовым гением по этой части и вкладывал в свои деловые операции не меньше страстности, чем в различные романтические авантюры, коллекционирование антиквариата и погоню за женщинами. Женщин, как истый грузин, он любил, и они, похоже, отвечали ему взаимностью.
Багровая луна высоко поднялась над лесом, две ее серебристые сестры покорно, словно на аркане, тянулись следом. Костер прогорел; головы странников начали клониться к коленям, и вдруг Джамаль, всхрапнув, мягко повалился на бок. Щеки его, уже подернутые налетом щетины, слегка запали, лицо осунулось, но на губах цвела победная улыбка — видно, скакал он сейчас на быстром коне, торопясь навстречу своим амазонкам.
Скиф поглядел на него, вздохнул и прилег рядом, положив ладонь на рукоять меча. Слов было сказано много — о коврах и паласах, о женщинах и лошадях, о финансах и романсах, о древнем Тбилиси, чья гордая красота сияла в веках, — а значит, не померкнет и в нынешние смутные дни… Да, много разных слов сказал Джамаль, сын Георгия, только нужного среди них не было. Вероятно, по той причине, что разговоры у костра велись не о скифах, которые совсем не интересовали торгового князя, а об иных вещах, более близких и дорогих его сердцу… А потому магический пароль, способный в любую секунду распахнуть перед странниками двери в родной мир, остался так же прочно запечатанным, как и прежде.
* * *
Утром они пересекли кедровник, тянувшийся неширокой полосой вдоль берега, и вышли к предгорьям. В лесу было полно живности. Скиф видел и серых упитанных зверьков, уже знакомых по вчерашней трапезе, и косуль с пепельными шкурками в желтых пятнах, и шустрых, похожих на белок созданий, скакавших с ветви на ветвь, и птиц — крохотных и пестрых, словно колибри, и побольше, в оперении столь же ярком, заметном и вызывающем. Наверное, всех этих существ привлекали орехи — большие, размером с крупное яблоко, они усеивали кедры сверху донизу, валились на землю, поросшую мхом и папоротником, падали в ручьи, целыми грудами скапливались в маленьких водоемах. Глядя на это . изобилие, Скиф с минуты на минуту ожидал встретить человеческие следы, бивак охотников или хижину сборщиков орехов, но вокруг царило полное безлюдье. Более того, животные и птицы казались непугаными и подпускали к себе чуть ли не на шаг. Оставалось только ломать голову, почему аборигены пренебрегают такими охотничьими угодьями? Возможно, в иных краях дичи, плодов и орехов было не меньше, чем здесь?
Джамаль, восхищенно цокая, поедал сочные сладковатые ядра. Тонкая скорлупа легко поддавалась нажатию пальцев, и Скиф тоже перекусил на ходу; ореховая мякоть отлично насыщала, и он решил, что пока нет необходимости охотиться. Впрочем, если здесь все звери таковы, то разве можно говорить об охоте? Просто подходи и бей любого… Он покосился на посох, который нес на плече. От него все еще исходил едва заметный медовый аромат. Стоит ли трудиться, делать лук, вырезать стрелы? Эта дубинка прокормит их с Джамалем целый месяц… Разумеется, если они не загремят в местную каменоломню…
За кедровником — или орешником, смотря по тому, как называть этот прибрежный лес, — начались холмы. Они тянулись длинной полосой к северу и к югу, к горам, встававшим на горизонте; их зубчатые красноватые вершины были словно прорисованы охрой на фоне бирюзового неба. Над горами висел золотистый солнечный шар, и Скифу чудилось, что тут он больше и ярче земного светила. Это могло оказаться лишь иллюзией; он чаще видел скупое северное солнце, чем тот расплавленный медный диск, что пылал над африканскими джунглями, горами Таиланда и небоскребами Сингапура.
Склон холма, покрытый все той же мягкой невысокой травой, что росла за лесом, круто задирался вверх, ноги скользили в сочной зелени, и Скиф то и дело пускал в ход свою палку, то втыкая ее в грунт, то протягивая карабкавшемуся следом Джамалю. Потом почва сделалась сухой и плотной, трава исчезла, сменившись кустиками вереска, появились мелкие камни, коловшие ноги. Подъем замедлился. Джамаль уже тяжело дышал и часто смахивал со лба испарину.
Наконец, незадолго до полудня, они очутились на плоской голой вершине, возносившейся над лесом метров на пятьсот. Вид отсюда открывался превосходный: на западе блистала морская гладь — серебристо-сапфировое покрывало, отороченное серыми прибрежными утесами; на юге розовели вершины горного хребта, к которому с севера и востока подкатывало степное половодье. Между холмами и берегом неширокой зеленой полосой вытягивался лес — скопище удивительных деревьев, похожих на кедры, но плодоносящих орехами; тут и там по его краю золотились дурманные рощи, сверкавшие подобно драгоценному металлу на усеяяном изумрудами поясе. Скиф заметил четыре таких участка; до ближайшего — того, где он добыл свой посох, — по прямой насчитывалось километров пять-шесть. Теперь, когда он рассматривал рощу сверху, она казалась совсем небольшой и нестрашной.
Джамаль, раздувая ноздри, уставился в степь. На его смуглом горбоносом лице промелькнуло странное выражение. Казалось, он узнавал эти места, плод собственной фантазии и непостижимого искусства Доктора, и надеялся, что вот-вот из-за ближайшего кургана появится толпа прекрасных амазонок на быстрых скакунах. Скиф повернулся было к нему, собираясь отпустить очередную колкость насчет стрел, арканов и каменоломен, но вдруг над вершинами дурманных деревьев что-то блеснуло, привлекая его внимание, — что-то округлое, выпуклое и золотистое, едва заметное на золотом фоне.
— Погляди! — Он поймал плечо Джамаля.
— Что, дорогой? Что — погляди? Там интереснее. — Князь показал на степь и горы. — А там, — его рука вытянулась к лесу, — мы уже шли, кушали, спали и все видели.
— Выходит, не все. Посмотри на рощу, где мне отшибло память. Ничего не замечаешь?
Джамаль насупил брови, прикрылся ладонью от солнца. С минуту он безмолвствовал, разглядывая золотистый клочок на краю зеленой ленты, потом покачал головой и задумчиво произнес:
— Вах, там все сверкает, глазам больно… Но посередине что-то есть… торчит вровень с деревьями… Как думаешь, племянник, что такое?
— Вроде бы купол… Может, храм или дворец. Почему бы там не быть храму или дворцу?
— Ты меня спрашиваешь, генацвале? Разве я — эх-перд? Ты — эх-перд, ты мне и объясняй! Амазонки когда жили?
— Ну, тысячи три лет назад… Никто точно не знает.
— Точно не надо. Давно жили, вот главное! В старину! Разве тогда строили такое? Ровное и гладкое, как яйцо? — Джамаль нахмурился, и взгляд его вдруг стал сосредоточенным и серьезным.
— Строили всякое, и строили крепко — вон, пирамиды до сих пор стоят, — пробормотал Скиф, потирая висок. — Хотя эта штука в роще выглядит странно… Купол, х-м-м… Подойти бы поближе, посмотреть…
Тут он скривился, выругав себя за недогадливость. Как же, посмотришь! Строение в середине рощи, в защитном кольце деревьев, к нему и в противогазе не подберешься! Разве что в скафандре с кислородными баллонами… Похоже, там и в самом деле святилище… храм, надежно упрятанный от чужих, и от людей, и от зверей…
