Борис Сапожников - Большая игра
Я был обескуражен его словами. Да что там – у меня просто слов не было. Конечно, Армас человек приземленный, и мечты у него вроде бы самые что ни на есть простые, но какие-то совсем уж стандартные, будто штампованные с одного клише. Свой хутор, свиньи, куры и теплая вдовушка под боком – что еще нужно, чтобы достойно встретить старость?
– Послушай, – наконец, произнес я, – но ведь скопленного, даже под низкий процент, уже хватит и на хутор, и на свиней, и на сватовство к достойной женщине, ведь так?
– Но мне все еще интересно драться на арене, – с совершенно серьезным видом ответил Армас, и я так и не понял до конца, подшучивает он надо мной или нет.
С людьми вроде него этого никогда не поймешь до конца, они всегда просто убийственно серьезны.
Ушедшие в загул Корень, Ломидзе и Дорчжи вернулись уже глубоко за полночь. Без цыган, зато с гитарой. Они грохотали по деревянному полу каблуками, а по коридору разливались трели струнных переливов. Наигрывал, конечно, картлиец, вряд ли Дорчжи умел так хорошо, а уж Корень был напрочь лишен музыкального слуха, и если затягивал распевную казацкую песню, то фальшивил настолько самозабвенно, что хотелось прикончить его на месте.
– Не для меня придет весна, – как по заказу запел Корень, отчаянно фальшивя. – Не для меня Днепр разойдется, и сердце радостно забьется в восторге чувств не для меня!
Однако продолжать не стал. Хлопнула дверь снятого мною для них нумера, отрезав все звуки. Успокоенный тем, что загулявшие бойцы вернулись и теперь нормально переночуют, я повернулся на бок, замотался как следует в одеяло – ибо ночью уже было весьма свежо – и заснул.
Все мои крымские сны можно в той или иной мере назвать кошмарами, однако этот был даже среди них чем-то из ряда вон. Я плохо запомнил его – сон разбился на череду мелких эпизодов. Первым оставшимся в памяти была моя последняя встреча с Дереком Лэйрдом. Он сидел верхом на отличном коне рядом с другими британскими офицерами, одетый в красный мундир с белой перевязью.
– Я думал, вы отправились домой сразу после нашего поединка, – заявил я, глядя на него снизу вверх.
Офицеры прибыли для последних переговоров перед атакой на Арабат. Условия они выдвигали те же самые, что и перед атакой Готских рыцарей, соглашаться на них я, конечно же, не собирался.
– Временный патент, будь он неладен, – буркнул Лэйрд, – теперь я обязан отработать весь его срок.
– Надо было внимательней читать контракт, – усмехнулся я, шутливо отдавая ему честь, – особенно когда имеешь дело с англичанами.
– Если вы окончили пикировку, – ледяным тоном бросил капитан Чэдлер, откинувший всю свою показную симпатию по отношению ко мне, – то мы откланяемся и атакуем вас ровно через четверть часа.
Британцы славились своей пунктуальностью – не подвели и на этот раз. Стоило мне захлопнуть крышку карманных часов и выглянуть из-за невысокого бруствера, как увидел первые шеренги наступающих. Точно в назначенное время. В первых рядах шагали ландскнехты, нанятые тем же принцем Альбертом для поддержки Готских рыцарей. Во время атаки всадников они то ли не успели, то ли не пожелали поддержать их, но теперь уверенно наступали впереди британских шеренг. Закованные в броню, лишь немногим уступающую рыцарской, с двуручными мечами на плечах и широкими тесаками за поясом, одетые богато и пестро, они демонстрировали нам свою силу, желая одним только видом сломить. За ними поднимался в небо целый лес пик и алебардных лезвий – это уже британская пехота. Солдаты ее шагали ровными рядами, будто на параде, стучат башмаки, и мне кажется, что я слышу поскрипывание кожи и позвякивание легких доспехов. Офицеры спешились, не желая получить шальную стрелу или болт. Выкатывают на позиции баллисты и скорпионы люди лейтенанта Коупленда, минута – и в сторону Арабата летят первые снаряды.
Я спрятался обратно за бруствер, надежно защищающий меня от стрел и чугунных шаров. Те врезались в него, ломая густо понатыканные колья. Отвечать нам было на это нечем, оставалось просто переждать до тех пор, пока враг не приблизится настолько, что бомбардировать нас станет слишком опасно – можно и по своим попасть. До того мы сидели в неглубокой траншее за бруствером и ждали.
Наконец, бомбардировка прекратилась, и я тут же скомандовал своим егерям начать стрелять. Они ловко поднялись во весь рост, наплевав на возможную опасность, и дали слаженные залпы во врага. Каленые болты на коротком расстоянии легко пробивали броню уверенно шагающих ландскнехтов – прочные кирасы не спасали. Разодетые, будто на пир, а не на войну, наемники валились на землю один за другим. Вот только неожиданным наш залп для них не стал. Оставшиеся в живых резво бросились к нашим позициям, вскидывая двуручные мечи. Шагающие следом солдаты в красных мундирах ускорили шаг.
Сам бой я почти не запомнил. Только какие-то отрывки – чьи-то перекошенные лица, блеск стали, кровь, боль… Сумбур полный. И вдруг лицо человека – знакомое до боли, но откуда, никак не могу вспомнить…
– Рад, что ты пережил Арабат, – улыбается человек с удивительно знакомым лицом, – и, что из плена вернулся, рад вдвойне.
Он хотел хлопнуть меня по плечу, но я, наверное, так скривился от предчувствия боли, что он тут же опустил руку.
– Прости, друг, – говорит он, – прости, я и забыл, что ты сильно ранен.
– Положим, ты этого не знал, – отвечаю я.
– Ну уж целехоньким бы тебя британцы в плен не взяли, – несколько натянуто смеется он.
И снова все обрывается…
Глава 4
Граф Игнатьев
Пароходы – чудо нашего столетия, такое же удивительное, как и дирижабли. Благодаря силе паровых машин они бороздят моря и океаны, все больше торговых путей связывают нас с Колумбией и Америкой. Как ни странно, в России они распространялись едва ли не быстрее, чем в технически более продвинутой Европе. Ведь у нас имелись колоссальные, по меркам той же Европы, расстояния, пересекать которые проще всего было по воде. Рек в России хватало. Одна только Волга может дать фору Дунаю или Рейну, а то и им обоим сразу. На Волге как раз пароходостроение и развивалось активней всего. Здесь сошлись сразу несколько факторов. И близость заводов – как горнодобывающих, так и механических, и доступность леса, и конечно же коммерческая необходимость. Если в Европе предпочитали летать или, в крайнем случае, передвигаться по железной дороге, то у нас выбирали именно водный путь.
Искать графа Игнатьева в Астрахани не пришлось – каждый первый знал, где остановился он и его многочисленный эскорт будущей русской миссии в Бухаре. Поэтому сразу же, сойдя с борта «Баяна», извозчиком отправились в лучшую гостиницу города, которую почти полностью занимали чиновники дипломатического ведомства и офицеры эскорта миссии. Многочисленным купцам, остановившимся по тем или иным делам в Астрахани, пришлось сильно потесниться.
У дверей гостиницы, стилизованной под караван-сарай, скучала пара часовых при алебардах. Старший откровенно дремал, опираясь на свое оружие. Навык, между прочим, непростой и требующий определенной ловкости и большого опыта. Увидев, что мы выбираемся из коляски извозчика с явным намерением направиться в гостиницу, младший из часовых легонько толкнул локтем старшего, и тот мгновенно выпрямился, будто и не дремал только что.
– Прощения просим, господа, – произнес старший часовой, – но вам придется выбрать другую гостиницу. В этой мест нет.
– А ты здесь, значит, и за швейцара? – усмехнулся я.
– Мы тут – на посту, – с гордостью заявил часовой, как будто не прикорнул всего лишь минуту назад.
– У меня дело к графу Игнатьеву, – бросил я, предусмотрительно доставая документы. – Думаю, для меня и моей команды место найдется.
Протянул старшему часовому бумаги, выданные мне в доме на Николо-Песковской улице. Он изучал их долго и придирчиво, разглядывал подписи и даже ковырнул пальцем гербовую печать. Удовлетворившись осмотром, часовой вернул бумаги и посторонился, пропуская в гостиницу. Второй часовой также отошел на полшага, чтобы не мешать проходить моей команде.
– Располагайтесь пока тут, – махнул рукой своим бойцам, – а я поговорю с графом.
За деревянной стойкой скучал, ничуть не хуже часовых, молодой парень, на сей раз в гостиничной униформе, а не в зеленом мундире.
– Граф Игнатьев сейчас пребывают в гостиничной ресторации вместе с командиром эскорта ротмистром Обличинским, – ответил на мой вопрос парень.
Я поблагодарил его и отправился в ресторан, который находился в соседнем с гостиницей здании и был стилизован, соответственно, под харчевню – или как там это место называется на Востоке. Конечно, это оказался нормальный ресторан с вполне европейскими столиками и венскими стульями вокруг них, но стены его были разрисованы под глинобитные, даже кое-где со сколами, а потолок над головой – деревянный с торчащей тут и там соломой. Официанты все как один одеты в яркие длиннополые халаты и чалмы или тюбетейки, они ловко сновали между столиков с подносами в руках.
