Сергей Арсеньев - Пионер Советского Союза (СИ)
Старушка опять заплакала, Ленка обнимает её, успокаивает, а я не знаю, что и делать мне. Сижу, бестолково чайной ложкой воду в стакане перемешиваю. А что тут сказать? Нечего мне сказать.
— На очередной остановке выгрузили мы тело мамино из вагона, и поехали уже дальше втроём. Не хоронили, эшелон ждать не будет, местные жители потом похоронят. Да там часто таких вот покойников на остановках сгружали, почти на каждой остановке. Вроде, вырвались люди, спаслись, да видишь, не все доезжали. И мама наша не доехала.
— А как же… баба Лиза-то?
— Да вот так! Остались мы с Галкой, две девчонки-соплюшки, да младенец при нас. Я же ещё и ходила плохо, у меня дистрофия была. Мама ведь Лизоньку кормила, я вот потому ей часть пайки своей отдавала, маме хорошо кушать нужно было. Ну, а мне… уж чего оставалось. Галка-то покрепче была, она ещё с осени рабочий паёк получала, а у меня сперва детский был, а потом иждивенческий, как двенадцать в феврале стукнуло.
— Рабочий? Бабуль, да откуда рабочий-то паёк?
— Эх, Лен, а кто, как ты думаешь, в Ленинграде работал на заводах, как война началась? Мужики-то всё больше на фронт. Нет, не все, конечно, самые пожилые да опытные остались, а вот молодёжь почти вся ушла, разве что больные были какие. Вот. А работать-то нужно всё равно. Так и пошли на заводы женщины да ребята. И Галка, сестра моя, тоже работать стала в октябре.
— Она разве умела?
— Не умела. А всё одно пошла. Я, помню, на завод к ней ходила раза два. Первый раз пришла, долго найти не могла её в цеху. Хорошо, парень подсказал какой-то. Вон она, говорит, у стены. Подхожу — и верно, Галка стоит возле станка. А она хоть и шустрая была, но мелкая, невысокая, неудобно ей. Так что придумала-то? Ящичек какой-то притащила откуда-то, на него забралась, и вот так, стоя на ящике, работала. Иначе не доставала. Она там корпуса мин миномётных вытачивала, это помню. Вот. А ещё помню, на стене рядом с её станком плакатик такой висел. Маленький совсем, самодельный. Так там написано было, не напечатано, а именно написано руками: «Не уйду, пока не выполню норму!». И ведь не уходила, так и было всё. Порой, по три-четыре дня домой ночевать не возвращалась, ночью спала в цеху где-то. А ещё Галка рассказывала мне, что как на заводе электричество отключили в декабре, так она ещё с двумя девчонками станок вручную вращала, а дядя Миша, рабочий такой у них там был старенький и опытный, так он на том станке всё равно работать продолжал. Даже без электричества, в неотапливаемом цеху! Вот…
Да. Так и оказался я в будущем. Впервые общаюсь с кем-то оттуда, кроме Ленки. Она меня в гости к своей прабабушке привезла, к бабе Вере. Мы долго ехали, сначала на метро, потом на электричке. В метро народу — жуть! Куда там берлинскому метро, даже близко ничего похожего на московское нет. Хотя. Это у меня о берлинском метро 1940 года воспоминания. Наверное, в 2013 году там такая же давка. Ленка же сказала, что это и не давка совсем, мы не в час-пик едем. Вот часов в шесть вечера там действительно беда.
Мы пока в метро были, я Ленку всё время за руку держал, потеряться боялся. Но когда уже поднимались наверх на эскалаторе подумал, что, может, это я зря делал. Там перед нами парень с девчонкой шли, на пару лет нас старше, так они тоже за руки держались. А как на эскалатор встали, немедленно целоваться начали. Ага, вот прямо при всех, на виду, обнялись и принялись целоваться. А я не знаю, что мне и делать-то, стою столбом. Думаю, а вдруг тут так принято? Вдруг Ленка сейчас целоваться полезет? Она-то ведь местная! Не то, чтобы мне это неприятно было бы, даже совсем наоборот, только вот как на такое реагировать и что делать дальше не имею ни малейшего представления. Оконфузиться боялся. К счастью, целоваться Ленка ко мне не полезла.
Ну, потом на поезде ехали (на электрическом!) ещё часа полтора, от станции пешком шли минут десять, и оказались в гостях у бабы Веры. Она старенькая совсем уже, ходит с трудом. Кстати, практически моя ровесница, да-да! Она всего-то на три месяца меня моложе. Так вот и получилось, что я из 1940 года сюда с Ленкиной помощью проник, а её прабабушка своим ходом добралась. Причём, что интересно, до войны баба Вера тоже в Ленинграде жила и зиму 41/42 годов, самое тяжёлое время, провела в городе!
Жила баба Вера в небольшом трёхэтажном домике, у неё на первом этаже квартирка однокомнатная была. Мы с Ленкой с ночёвкой приехали в гости, переночуем — а утром, в воскресенье, вернёмся в Москву. Жила баба Вера одна, муж у неё умер давно уже. Для Ленки тут раскладушка была (она и раньше в гости с ночёвкой приезжала), а мне на полу постелить обещали.
Ещё я по хозяйству бабе Вере помог, а то живёт старушка одна, без мужчины в доме. Кто всё чинить-то будет? Для начала я поменял три перегоревшие электрические лампочки по всему дому. Но это так, для разгона. Потом наладил слегка подтекавший бачок в туалете. (Чёрт, ну кто так делает, всё на соплях же!) Затем разобрал капающий кран в ванной и стал его изучать. Очень простая и интересная конструкция. Пакля вообще не используется, то есть совсем! Всё на кольцах резиновых. Просто, красиво, эффективно, легко и быстро чинится и собирается обратно. А ещё непрочно. Я же говорил, всё на соплях, ну кто так делает?!
Вентили в туалете мы перекрыли быстро, так что на пол успело натечь совсем немного, даже меньше, чем полведра. Я остался убирать лужу с пола, а Ленка, буркнув «питекантроп разбушевался», побежала в хозяйственный магазин за новым краном. Заодно и ключ гаечный новый купит, я ей обломки старого отдал, чтобы не перепутала ничего. Ключ тоже оказался очень непрочным. Либо по нему просто не нужно было стучать молотком.
Пока Ленки не было, я спросил, что ещё надо починить. Баба Вера немного помялась, но всё же дала мне шанс исправиться (добрая старушка, а то я себя неловко чувствовал после конфуза с краном). У неё гирлянда от новогодней ёлки гореть перестала, что-то сломалось в ней.
С электрическими приборами я не очень, радиоприёмник чинить не взялся бы, так что я несколько неуверенно помогать согласился. К счастью, там всё просто оказалось. Я снял крышку с крохотного, размером со спичечный коробок, трансформатора гирлянды и сразу неисправность увидел. Там один из двух проводков отпаялся и болтался в воздухе. Тот, кто гирлянду собирал, очень сильно пожадничал и олова для припаивания отвёл крохотную капельку. Неудивительно, что проводок отпаялся.
А как же удобно паять электрическим паяльником! Это что-то. Не нужно постоянно на примусе греть его, паяльник и так всегда горячий. Поскольку я не такой жмот как тот, кто изначально гирлянду собирал, то я олова не пожалел, хорошо так навалил, очень прочно припаял, теперь не оторвётся. Заодно я и второй проводок перепаял, а то он тоже на соплях держался. После моего ремонта оба проводка стало возможно выдрать только с мясом, сами не оторвутся ни за что. Правда, из-за слишком больших блямб олова, перестала закрываться крышка трансформатора. Но разве это так важно? Зато гирлянда заработала!
Тут как раз и Ленка вернулась с новым водопроводным краном и новым гаечным ключом. Ну, второй раз я умнее был, понял уже, что всё у них тут очень нежное и хлипкое. Новый кран я привернул на место без проблем, всё заработало. Баба Вера была довольна и даже в шутку (в шутку?) сказала, что лет через пять не возражала бы против такого жениха для Леночки.
Потом чай пить сели с вареньем. А варенье действительно у бабы Веры вкуснющее! Я такого и не пробовал раньше. Значит, и в 2013 году умеют ещё готовить, не все пельменями морожеными питаются. Баба Вера же, пока чай пили, всё про детство своё рассказывала мне. Именно мне, Ленке-то она об этом уже не раз говорила. Про войну, про Блокаду, про то, как она со своей старшей сестрой спасала во время эвакуации маленькую Лизоньку, свою младшую сестру. И ведь спасли, вырастили! Две девчонки спасли младенца! По дороге, пока ехали, все вещи свои на молоко обменяли, остались только платья, на тело надетые. Но зато Лизоньку довезли, она и по сей день жива ещё, в городе Казани живёт.
Когда же чай допили, баба Вера достала из книжного шкафа альбом с фотографиями, мне показать. Вот её муж покойный. Вот Ленку из роддома выписывают (такой свёрток смешной, розовой лентой перевязанный). Вот Галка покойная, в 82-м году в гости приезжала. А вот Лизонька, это на выпускной в школе она нарядилась так. Красивая! А вот… Ой!!
Это…
А это я.
Это же я!! Баба Вера старую, довоенную ещё фотографию показывает. Вот она, говорит, под плакатом. Вижу. А я всё думал, кого же мне старушка напоминает? Чёрт. Так это же Верка Маслова из «А» класса, я знаю её! Да что там, не далее, как вчера я с ней в раздевалке столкнулся случайно (а не будет стоять на дороге!). И фотография. У меня точно такая же есть дома! Это оба наши шестых класса Симкин папа, дядя Вова, фотографировал второго сентября, перед началом занятий. Мы на крыльце школьном стоим, нарядные все. Александр Степанович, наш классный руководитель, тоже стоит в своём неизменном галстуке-бабочке. Михайлова в носу ковыряет (вот дурища, так и получилась на фотографии!). Верка Маслова стоит под плакатом. И я сбоку, около куста на самой нижней ступеньке. Да, у меня дома есть абсолютно такая же фотография, даже правая лямка передника у Гришиной точно так же сползла вбок. У меня есть такая же фотография.
