Анатолий Дроздов - Денарий кесаря
– Надо поставить мачту и вывесить вексиллум! – посоветовал отец. – Они не осмелятся напасть на римское военное судно!
– Какая им разница, кого грабить! – вздохнул Леонид.
– У нас нечего грабить! Это не торговое судно!
– Восемь десятков здоровых, крепких мужчин… Ты знаешь, почем сейчас рабы?
– Что будешь делать?
– Драться! В моей команде большинство – вольноотпущенники. Они уже однажды стояли в цепях на рынке… Это будет наш последний бой, префект! У пиратов людей втрое больше…
Леонид все же внял совету: поднял мачту и вывесил вексиллум с волчицей на красном поле. Как и предсказывал триерарх, это не остановило пиратов – их судно продолжало приближаться.
– Прикажу гребцам убрать весла, – вздохнул Леонид. – Надо вооружиться и немного отдохнуть перед боем.
– Скоро стемнеет! – остановил его отец.
– Нас догонят раньше!
– И все же погоди… – отец задумался на мгновение. – Как происходят морские сражения? Мне не доводилось…
– Они обойдут нас с левого борта – им, с правого, бросать кошки сподручнее. Если мы не перестанем грести, то носом своего корабля сломают нам весла, затем подтянут кошками ближе и станут прыгать на борт. Ну а здесь… Резня, как и на суше.
– Значит, нужно их задержать. Марк! – повернулся отец ко мне. – Неси свой лук!..
Спустя несколько дней я вновь оказался на марсе. В этот раз я тщательно привязался к мачте. Удивительно, но мне было не страшно. Я и думать забыл о высоте, во все глаза глядя на догоняющих нас пиратов. Я стоял лицом к ним, пряча лук за спиной. Но пираты, толпившиеся на палубе триеры, не смотрели на меня – кому интересен жалкий марсовый? Их глаза не отрывались от палубы "дельфина": хищники оценивали добычу.
– Помни, Марк, – сказал мне отец, – не раньше, чем их нос приблизится к нашей корме…
Поставленная мачта дала дополнительную опору ветру или же наши гребцы устали – триера догоняла нас стремительно. Я уже отчетливо различал лица пиратов – они скалились в ухмылках. То, что на "Дельфине" гребли до последнего, похоже радовало преследователей. Сопротивления не будет! Или почти не будет… Некоторые пираты, стоявшие у правого борта (Леонид оказался прав), нетерпеливо крутили над головами веревки с кошками. Но эти разбойники не нужны мне. Я присмотрелся. Главарь пиратов в богатом медном панцире, наверняка принадлежавшем ранее какому-нибудь трибуну, стоял на мостике и что-то кричал своему воинству. Наверное, приободрял перед боем – пираты отвечали криками. Я отчетливо видел лицо врага: широкое, загорелое, с большой черной бородой, ниспадавшей на панцирь. Ветер трепал эту бороду, отбрасывая ее то на одно плечо, то на другое… Время!
Я наложил стрелу на тетиву и натянул ее. Я метил прямо в черную бороду – панцирь моя стрела не пробьет. Марс описал круг, я выдохнул и отпустил тетиву…
Я не видел, куда попала стрела; когда я вновь прицелился, чернобородый лежал на мостике, а вокруг растерянно метались люди. Дальнейшее я помню смутно. Я пускал одну стрелу за другой, целя в рулевых, и, видно, все же попал – триера прямо за нашей кормой рыскнула вправо, показав нам бок. Весла вдоль ее борта замерли, и мы стали медленно отдаляться от врага.
…Первая стрела пропела у моего виска, вторая вонзилась в мачту над головой. Лучники на палубе пирата опомнились. Я вдруг с ужасом понял, что представляю собой отличную цель: марс "Дельфина" находился на уровне палубы триеры к тому же я привязан к мачте. Пока спущусь… Бросив бесполезный лук (стрелы кончились!), я лихорадочно стал распутывать узел на веревке, которой сам же себя привязал. Узел поддавался медленно. Еще несколько стрел просвистели мимо, как вдруг черная тень закрыла от меня пиратский корабль.
– Стоим смирно! Не дергаемся!
Аким, прыгнув на марс, прикрыл нас большим щитом. Словно подтверждая его правоту, по щиту будто град застучал – пиратские лучники, наконец, приноровились. Аким обнимал меня правой рукой, держа в левой щит; так мы и простояли до тех пор, пока "Дельфин" не отдалился на безопасное расстояние. После чего Аким бросил весь утыканный стрелами щит на палубу и помог мне распустить узел. Только внизу я заметил, что не все стрелы пролетели мимо; одна торчала в левом бедре Аким, пробив его насквозь.
– Чепуха! – махнул он рукой в ответ на мой взгляд. – Чуть мясо проткнули!
В доказательство своей правоты, Аким сломал стрелу и выдернул ее из раны. Два ручейка крови тут же поползли по его ноге. Подбежавший матрос ловко забинтовал Акиму ногу. Помощь понадобилась не только моему спасителю: на палубе лежало трое матросов – лучники пиратов по целили и в рулевых. Но, как бы то ни было, мы победили: ночь опускалась на море, и пираты не пытались нас преследовать…
* * *
– Ветер не утихает, а гребцы изнемогли, – с горечью сказал Леонид, когда раненых унесли с палубы, и мы спустились вниз. – Нас опять несет к берегу, завтра все повторится. Пираты не спешат – знают, что нам не уйти. Завтра они будут осторожнее… Мы погибнем, а сына твоего, префект, если ему выпадет несчастье попасть к ним в руки живым, прибьют к кресту. Смерти главаря ему не простят…
– Тогда пойдем к острову! – велел отец. – Сами нападем! Терять нечего!
– Их втрое больше!
– Они сойдут на берег – поужинать, переночевать… Мы захватим судно!
– На триере наверняка есть стража! – не согласился триерарх. – Ночной бой… Если и захватим, то у меня не останется гребцов.
– Зачем нам судно? – вмешался Аким.
– Сжечь! – сжал кулаки отец.
– Чтобы сжечь, не обязательно захватывать.
– У нас нет метательных орудий! – возразил Леонид.
– А руки на что? – Аким взял со стола глиняный горшок с солониной и подбросил его в руке. – Ты говорил, триерарх, у тебя их полтрюма?..
Пиратскую стоянку мы отыскали без усилий – на берегу горели костры. Вражеская трирема стояла в небольшой бухточке, на борту ее тускло светились несколько фонарей. Леонид оказался прав – пираты выставили стражу. "Дельфин" беззвучно вошел в бухту и, невидимый на фоне темного берега, развернулся к пиратам кормой. Ветерок тихонько нес его триреме. На корме либурны стояло пятеро самых сильных гребцов, у ног каждого – корзина из-под хлеба. В каждой – десяток глинных горшков с земляным жиром. До полуночи матросы наполняли их, накрывали куском парусины и тщательно завязывали под горлышком. Еще одна корзина была у ног Акима – он сам вызвался "побросать". Рядом с гребцами двое матросов придерживали большие кувшины, из которых торчали древки пилумов. Железные наконечники пилумов, обмотанные паклей, густо пропитанной земляным жиром, прятались внутри – ни одна капля горючей жидкости не должна была упасть на палубу. Здесь же стояли отец, Леонид и я – всем остальным триерах прикачал сидеть на веслах и ждать команды. Я держал наготове свой парфянский лук – он да десять стрел в мешке составляли мое оружие.
…Руль "Дельфина" мягко стукнул в борт пиратской триеры.
– Кто там?! – раздалось сверху.
Я натянул тетиву и выстрелил на голос. Раздался крик, затем плеск от падения в воду чего-то тяжелого.
– Бросай! – вскричал Леонид.
Град горшков посыпался на палубу триремы, разбиваясь и заливая ее скользким черным маслом. Наверху кто-то бегал, кричал, я выстрелил еще несколько раз без всякой надежды попасть – просто оттого, что не мог стоять безучастным. Матросы с большими кувшинами извлекли из-под плащей приготовленные фонари, открыли их и бросили в сосуды. Пропитанная горючим жиром пакля на остриях пилумов сразу вспыхнула. Гребцы подбегали, хватали по два пилума сразу и бросали их на палубу триремы. Огненные стрелы летели в ночи, оставляя длинные шлейфы – как будто сам Юпитер метал свои молнии. Наконечники, вонзаясь в доски палубы, застревали в ней, не давая возможности вырвать огненное копье. Когда последний пилум был брошен, Леонид прокричал команду, пятьдесят весел вспенили воду, и "Дельфин" стремительно рванулся прочь.
Языки пламени мы заметили, едва отошли на двадцать шагов. Чем далее уходила либурна от пиратского берега, тем выше поднималось пламя над триремой. Когда мы вышли в море, атакованное судно пылало вовсю, выбрасывая высоко к небу столб пламени и дыма. Было видно, как по берегу мечутся люди, машут руками, но голосов мы не слышали – их заглушил гул пожара. Либурна, скользя по волнам, несла нас к берегам Иудеи – туда, где меня ждало самое тяжкое испытание в жизни…
III. Денарий кесаря
1.
Я, Марк Корнелий Назон Руф, разворачиваю третий, самый скорбный свиток своего повествования. Слезы туманят мой взор, но я не стыжусь их. Римляне избегают проявлений чувств, они гордятся умением стоически переносить удары судьбы, но я давно римлянин только по имени…
Отразив нападение пиратов у острова Крит и уничтожив вражескую трирему, мы благополучно прибыли к берегам Иудеи. Наша либурна "Дельфин" скользнула в гавань Кесарии и отшвартовалась у каменного пирса. Никто не встречал посланников консула, потому что никто не знал о нашем прибытии. Мой отец, сенатор и префект Луций Корнелий Назон Руф, друг Аким и я сошли на грубый камень пирса и после короткого совещания решили идти прямо к прокуратору. Триерах либурны Леонид вызвался нас сопровождать…
