Сергей Бузинин - «Отпуска нет на войне». Большая Игра «попаданца»
– Простите, Исайя, – осторожным шепотом поинтересовалась Полина, – вы ж говорите, что сюда много кто приходит, как же вы их всех смогли побить?..
– Палочкой, мадам, – грустно усмехнулся Коули. – Этой самой палочкой.
Он чем-то зашуршал в темноте, видимо, демонстрируя гостье какой-то предмет, после чего, удовлетворив девичье любопытство, задумчиво произнес: – Ви таки удивились, шо у мине за палочка? Не делайте больших глаз и не говорите громких слов, мадам. Нынче такие времена, шо приличному человеку не можно выйти из дома без палочки. И никак иначе.
На некоторое время во дворе воцарилась задумчивая тишина, нарушаемая лишь треском цикад да заполошными воплями приматов, дерущихся где-то вдали. Воспользовавшись паузой, Алексей потянулся и нарочито громко зевнул, привлекая к себе внимание.
– А как у нас насчет пожрать? – благодушно спросил траппер, глядя на смутно виднеющиеся в полумраке лица.
– А как насчет помыться? – с легкой усмешкой в тон ему протянула Полина. – Определенно, сударь, прежде чем усесться за стол в приличном обществе, не мешало бы сполоснуться. Потом рази-и-ит, как… – стараясь подобрать определение, она ненадолго задумалась, но не найдя ничего подходящего, махнула рукой. – Помылся бы ты, ежик, что ли…
– Почему ежик? – недоуменно приподнял бровь Алексей, поднимаясь с кресла. – Помыться, это – да, но почему ежик?
– Потому что колешься, – весело фыркнула девушка. – И не только щетиной, а вообще. Характер у тебя колючий.
Не желая уподобляться невидимым ему приматам и спорить по пустякам, Пелевин, натужно размышляя, где и когда Полина могла уколоться о его небритые щеки, неторопливо побрел к блокгаузу.
– Свое рванье отдай Дангани! – крикнул ему вслед Коули. – А как станешь похож на человека, таки зайди до тети Розы. Она слепила новый лапсердак и таки горит мыслью увидеть тебя в обновке!
– И он пойдет к женщине в одном исподнем? – Полина, непритворно поразившись подобной мысли, схватилась за щеки: – Какой кошмар…
– А шо такого? – искренне удивился Изя. – Каких чудес имеет Алекс, шоб за них не знала тетя Роза?
Услышав последнюю фразу, Алексей пренебрежительно махнул рукой и скрылся в доме.
Отсутствовал он часа полтора, и большую часть этого времени пришлось провести под бдительным присмотром тетушки Коули, изображая из себя манекен и выслушивая цветастые причитания об отсутствии в буше приличного портного. Стенания Пелевина, что он помирает с голоду, женщиной в расчет не принимались. Наконец его мучения закончились, и под незлобивое ворчание хозяйки он спустился в блокгауз, отведенный под таверну.
В ярко, по сравнению с клетушкой тети Розы, освещенном зале народа почти не наблюдалось. За столом, расположенным в центре, радуя взор новой охотничьей рубахой, уныло ковырялась в тарелке Полина. И хотя девушка сидела за столом, было заметно, что обнова велика ей на несколько размеров, и затянутая ремнем рубаха более походит даже не платье, а на полусдутую оболочку монгольфьера.
Чуть в стороне от нее, поближе к барной стойке, обосновалась компания из трех кафров. Судя по наличию у них сравнительно не затасканной одежды, относились они или к разряду военных вождей, или к вольным старателям. Один щеголял черным клубным пиджаком на голое тело, второй – добытым невесть где мундиром французского кавалериста. Третий, видимо, самый скромный, довольствовался широкой бумажной рубахой красного цвета и непонятно какого окраса штанами. Иных посетителей в таверне не наблюдалось.
В дальнем и самом освещенном углу, укрывшись за дряхлым клавесином (а может, пианино или какой иной фисгармонией, Алексей никогда не разбирался в музыкальных инструментах), как за амбразурой, тоскливо тренькал по клавишам и нервам похмельный тапер. Послушав пару минут его заунывные мелодии, Пелевин сморщился, как от зубной боли, и шагнул к столу Полины.
– Можно поздравить тебя с обновкой, – ухмыльнулся траппер, окидывая девушку ехидным взглядом. – По сравнению с прежним нарядом смотрится прямо-таки королевским платьем.
– Молчал бы уж, изверг, – тоскливо огрызнулась девушка. – Такую юбку угробил, а теперь скалится…
– Чего приуныла, мисси? – шутливо отмахнулся Пелевин. – Тут не грустить, а радоваться надо, от такого монстра, меня то бишь, избавилась. Обзаведешься фургоном, наймешь нормального проводника и поедешь, куда хотела. А я еще денек здесь отдохну и Стомбвилль навещу, авось там чего стоящее подвернется.
– Еще раз назовешь меня мисси, – привычно ощетинилась девушка и вдруг, осознав, о чем говорит Алексей, удивленно уставилась на траппера. – То есть как это Стомбвилль? А как же я? А как же Претория?
– Мне та Претория нужна, как местным неграм Уральские горы, – отпустив слугу-готтентота кивком, Алексей пододвинул к себе сковороду с яичницей и беконом. – Чтоб зря не надеялась, поясняю. Претория – это Трансвааль. Поблизости – Капская Колония, и меня там если и хотят видеть, то только в роли украшения для виселицы. Не пойду. Так что найди другого проводника, они здесь часто появляются.
– Мне нужен ты, – упрямо буркнула Полина, уставившись на Алексея моментально набухшими влагой глазами. – Других я не знаю и верить им не желаю. Здесь я могла положиться только на дядю Поля, но теперь его нет, зато есть ты! И я уверена, что надежней товарища мне не сыскать.
– И чего рвешься в эту Преторию, словно там Земля обетованная? – поморщился Алексей после особо заунывного звука, извлеченного тапером из злосчастного инструмента. – Оставалась б в Марселе, вышла замуж, детей нарожала… Нет, ей Преторию подавай. И чего ты забыла в той дыре, спрашивается?
– У меня там дело, – угрюмо покосившись в угол с клавесином, ответила Полина. – Меня ждет дядя, и мне не-об-хо-ди-мо попасть к нему как можно скорее…
– Нет, так продолжаться не может! – зло скрипнул зубами Пелевин, оборачиваясь к таперу. – Эй! Любезный! Не утруждайся ты так, отдохни. Прекрати терзать музы́ку и сходи, пивка, что ли, выпей.
– Недосуг мне, – угрюмо буркнул тапер, явственно сглатывая слюну и косясь в сторону барной стойки. – Я тут работаю, если что.
– Если он не прекратит, – полыхнул гневным взглядом Алексей, – я закидаю его яйцами!
– Алексей! – попыталась урезонить его Полина. – Бросаться в людей едой просто неприлично. – И, выдержав почти театральную паузу, добавила: – Брось в него нож. – Упреждая невысказанный вопрос, она очаровательно улыбнулась. – Только, пожалуйста, подожди, пока он на улицу выйдет, а то мне полы от кровищи отмывать не хочется…
Перехватив взглядом шкодливую улыбку соседки, Пелевин обреченно махнул рукой и, тяжко вздохнув, произнес:
– Издеваешься?
Девушка еще раз улыбнулась и, задорно шмыгнув носом, промолчала.
– Ты повеселилась, теперь моя очередь, – Алексей резко встал из-за стола и решительно направился к таперу. – Нож об него марать я, конечно, не буду, но вот в окно-о-о…
– Алекс! – попытался остановить друга некстати появившийся в таверне Коули. – И шо ви такой нервный? Ходите сюдой, у меня таки найдется бутылка-другая водки, и она таки кошерная! – Видя, что увещевания силы не имеют, он завопил: – Алекс! Я прошу вас, как брата, не примеряйте на этого гоя деревянный макинтош, он таки должен мне денег больше, чем Пилат Иуде!
Успокаивая приятеля, Пелевин махнул рукой и, злорадно ухмыльнувшись при виде побледневшей физиономии тапера, плавным движением вышвырнул незадачливого музыканта в окно.
От вида разлетающейся вдребезги оконной рамы Изя огорошенно вздохнул, закатил очи горе и простонал вслед таперу:
– Вольдемар! Ви таки можете развлекаться, как хочите, но таки знайте, шо счет за стекло я добавлю до вашего долга!
Откуда-то из-за окна послышался жалобный всхлип, сменившийся сдавленным блеяньем по-английски:
– Господин Коули! Я же просил, я просто умолял, в это окно стекло не ставить хотя бы до осени!
В ответ на причитания тапера распахнулось окошко кухни и возмущенный голос тети Розы, словно Глас Божий, прокатился по таверне.
– И шо ви себе думаете? Ви желаете играть на сквозняке, заболеть и помереть от простуды? Нет! Я не имею таких причин вам это позволять!
Выслушав все задействованные в конфликте стороны, Алексей развернулся к Изе, споро щелкающему громоздкими счетами.
– Ты там что-то про водку говорил? Предложение еще в силе или как?
Услыхав про спиртное, Коули заметно повеселел и с одухотворенным видом ринулся в сторону кухни. Некоторое время из-за полуприкрытой двери доносилось его неразборчивое бурчание, перекрываемое недовольным ворчанием тети Розы. Видимо, какое-то соглашение все же было достигнуто, так как спустя некоторое время Изя бочком выполз в зал, настороженно косясь в сторону поварни. Выставив на стол запыленную бутылку с пожелтевшей этикеткой, он, на манер Наполеона I заложил руку за отворот кафтанчика и, видимо, дожидаясь всплеска восхищенных эмоций, уставился на Пелевина.
