Иван Алексеев - Завтрашний взрыв
— Здравствуй, Катенька, сестренка моя любимая!!!
— Здравствуй, братик! Ну, что ты стоишь как столб, подойди скорее к Джоаночке!
— А где она?
— Да вот же, перед тобой!
Из пелены перед Джоаной словно вынырнуло, приблизившись, лицо Михася. Да, это был он, сильно похудевший, возмужавший, но по-прежнему такой родной и любимый.
— Джоана... — прошептал он задрожавшими губами.
Джоана зарыдала от счастья, протянула к нему руки. Он подхватил ее, заключил в объятия, легко, как пушинку, оторвав от земли, взял на руки и понес, целуя заплаканные глаза, волосы, губы. Она, словно маленький ребенок, прильнула к его груди и затихла, боясь пошевелиться, боясь прогнать этот сказочный сон, эту чудесную мечту, внезапно ставшую явью.
Первой пришла в себя Катька.
— Михась, ты куда ее несешь? — воскликнула она почти обычным своим голосом, в котором уже начинало звучать привычное ехидство.
Михась сделал еще несколько шагов и остановился.
— Не знаю, — наконец, словно очнувшись от сна, вымолвил он.
— Поставь мою подругу на землю и изволь объяснить откуда ты взялся! Мы тут с ног сбились, его разыскивая, а он явился как снег на голову и целуется как ни в чем не бывало, — произнесла Катька нарочито сердитым тоном, но не выдержала, вновь подбежала к брату, уткнулась носом в его плечо, едва сдерживаясь, чтобы не расплакаться.
Так они некоторое время стояли молча и не шевелясь.
— Ладно, пойдемте, мои хорошие. — Катька вновь взяла инициативу на себя. — Тут неподалеку, в глубине сада, есть полянка укромная, а на ней — стол да скамеечки. Вот там и посидим поговорим. Помнишь эту полянку, Михась?
Михась как-то неопределенно кивнул в ответ на речь сестры, не отрывая счастливого взгляда от лица своей возлюбленной. Катьке пришлось потянуть его за рукав, чтобы заставить двигаться в нужном направлении.
Под Катькиным руководством они дошли до полянки, уселись на скамеечки возле стола, за которым меньше года тому назад (а им казалось, что прошла целая вечность!) проведено было столько веселых пиров и с братьями-лешими, и со стражником Степаном, героически погибшим в неравном бою с опричниками. Джоана, естественно, сидела на коленях у Михася. Они так и не разомкнули объятий.
Катьке уже надоело умиляться и лить слезы по поводу этого нескончаемого молчаливого диалога влюбленной пары, которой совсем не нужны были слова, а лишь взгляды и прикосновения. Катьке очень хотелось поговорить, ее просто распирало от вопросов. В конце концов, сейчас время военное, она является бойцом особой сотни, и в ее служебные обязанности входит получение соответствующей информации.
— Боец, изволь немедленно доложить уполномоченному представителю особой сотни обстоятельства своей отлучки из рядов дружины и сегодняшнего прибытия в выносное подразделение боярина Ропши! — громко и решительно скомандовала девушка, понимавшая, что только чувство долга может побороть бушевавшее в душе брата чувство любви.
Катькин метод подействовал. Михась выпрямился при словах команды, чуть отстранился от невесты, впрочем, по-прежнему продолжая ее обнимать. Лицо дружинника приняло сосредоточенное выражение, и он произнес вполне деловым тоном:
— Я прибыл к боярину Ропше с устным донесением от полусотника Разика. Немедленно по прибытии встретился с боярином и сообщил ему сведения об обстановке на театре военных действий. После чего был отпущен для свидания с сестрой и невестой.
— Как от Разика? Так они все-таки тебя нашли? Где?! Когда?! — воскликнула Катька.
— Мы встретились во время боя на Засечной черте почти неделю назад.
— А как ты оказался на Засечной черте? И где пропадал более полугода?
— Раны залечивал, отлеживался то в лесном ските, то в одном селе. — И Михась произнес название села.
Услышав это название, Катька вздрогнула, как от озноба. Ведь они ж там были, проводя свои поиски! В ее цепкой профессиональной памяти мгновенно всплыло множество ярких деталей и мелких подробностей. Но девушка, вернее, боец особой сотни Лесного Стана не стала выражать вслух свои эмоции и недоумение. «Что-то здесь не так! — решила она. — Не могли же мы лопухнуться, как малыши-первогодки. Нужно всю эту информацию на досуге хорошенько обдумать, еще порасспросить Михася, но не прямо, а как бы между прочим. Есть во всем этом некоторая нестыковочка, которая мне почему-то весьма не нравится!»
— А на Засечную черту я отправился сразу, как только почувствовал себя годным для ратной службы, — продолжил свой рассказ Михась. — Наша дружина там ведь испокон веков оборону держала, вот я и решил в строй побыстрее встать. До Засечной черты мне было в пять раз ближе, чем до Лесного Стана.
— Понятно. А Разик с бойцами сейчас где?
— Они идут к Москве с земским войском.
— Так решающая битва с ордынцами будет под Москвой?
— Да.
И Михась кратко обрисовал маневры противника и наших полков в предыдущие дни.
— Ты об этом и докладывал боярину?
— Так точно, — кивнул Михась. — Боярин собрал сейчас своих людей на совет, чтобы наметить план действий при различных вариантах дальнейшего развития событий.
— Неужели есть угроза захвата ордою Москвы? — воскликнула Катька. — Почти двести лет Русь не испытывала подобного горя и позора!
— Что я тебе на это могу сказать?.. — с болью и тоской в голосе ответил Михась. — Если бы на Засечной черте стояли полнокровные полки да ежели бы ими командовал талантливый полководец, такой как князь Михайло Воротынский, то враг бы и Оку форсировать не смог. А сейчас... От наших нынешних воевод, тех, что царского гнева да окрика Разрядного приказа пуще любого неприятеля боятся, какой угодно дури можно ожидать.
Катька помолчала несколько минут, обдумывая услышанное, затем медленно произнесла, тщательно подбирая слова:
— Ну, мы-то с тобой люди военные, наше дело Родину защищать, стольный град отстаивать. А вот Джоана, ей-то уж точно рисковать не следует. И так она, тебя разыскивая, частенько по краю пропасти прохаживалась.
Михась вздрогнул, словно от внезапного удара. Очевидно, ему, ослепленному безмерным счастьем от встречи с невестой, просто не успела прийти в голову простая мысль, что любимой девушке, как и всем жителям Москвы, угрожает близкая опасность. Его дрожь передалась крепко прижавшейся к нему Джоане, также пребывающей в каком-то чудесном полусне и не произнесшей за все это время ни слова.
— Майк, что случилось, родной? — встрепенувшись, промолвила она.
— Ничего, мой свет, ничего! Все хорошо, — неуверенно ответил Михась.
Но Джоана, конечно же, почувствовала тревогу в голосе жениха, решительно поднялась с его колен.
— Кэт, объясни, пожалуйста, чем вы оба обеспокоены? — В голосе Джоаны звучала привычная властность наследницы отважных рыцарей, хозяйки поместий и замков.
— Враг уже под самой Москвой! — прямо ответила Катька.
— Ну и что? Ведь они же не смогут вас победить? Правда, Майк?
— Правда, любовь моя!
— Так, с вами все ясно! — усмехнулась Катька и произнесла не терпящим возражений тоном, весьма характерным для особников: — Джоаночка, отправляйся с Михасем в нашу светелку. Вам обоим есть о чем поговорить, и там вас никто не потревожит. А я пойду в палаты к боярину, приму участие в военном совете.
Проводив взглядом влюбленную парочку, скрывшуюся среди цветущих яблонь, Катька медленно поднялась со скамьи, внезапно ощутив вместо радости, захлестнувшей ее при встрече с братом, тревогу и печаль. Может быть, некое тяжелое предчувствие кольнуло ее в сердце? Катька, не желая поддаваться всяким там бабьим переживаньям, гордо вскинула голову, расправила плечи и зашагала решительно и твердо, почти по-строевому, словно на ней был надет не сарафан, а обмундирование дружинника Лесного Стана.
Подойдя к крыльцу, которое вело в боярские хоромы, девушка увидела, что на крыльце, облокотившись на резные перила, стоит Кашка и нетерпеливо вертит головой, словно высматривая и поджидая кого-то.
— Здорово, боец! — радостно завопила Катька и бросилась вверх по ступеням.
— Здравствуй, Катенька! — Кашка сбежал ей навстречу, и они крепко обнялись на середине лестницы.
— Ты как здесь оказался?
— Что значит как? Прискакал вместе с твоим любимым братом. Вот, стою ожидаю его возвращения. Боярин велел вслед за ним не ходить, но, как только он сам явится, сразу вести его на военный совет. — В голосе Кашки, давно женатого и потому не подверженного, в отличие от Михася, возвышенным любовным чувствами, прозвучало едва заметное осуждение такого небрежения к воинской дисциплине.
— Так ты прибыл вдвоем с Михасем? — удивилась Катька. — Он нам ни слова об этом не сказал!
— Что ж, понимаю, сам молодым был! — Лицо тридцатилетнего Кашки озарилось теплой улыбкой. — Наверняка как увидал он свою суженую, так и забыл обо всем на свете.
