Андрей Валентинов - Око Силы. Вторая трилогия. 1937–1938 годы
…В трубке давно гудел отбой в трубке, но Пустельга медлил, все еще сжимая ее в руке.
– …Нет, все в порядке…
Кажется, Ахилло о чем-то спрашивал, но Пустельга даже не расслышал. Он, наконец, повесил трубку и понял, что рабочее настроение сгинуло окончательно. Надо сначала разобраться с нелепым звонком…
– Товарищ лейтенант, вы… Вам, кажется, надо было в следственный отдел.
Карабаев обиженно засопел:
– Не надо мне в следственный отдел, я и так выйду…
Вот черт! Не хватало еще, чтобы парень обиделся. Но не мог же Сергей посвящать лейтенанта в эту историю!
– Что? Волков? – резко бросил Михаил, когда за обиженным сибиряком закрылась дверь. Пустельга помотал головой, не зная с чего начать.
– Нет… Михаил, извините меня. Я задам дурацкий вопрос…
– Ну, дурацкий вопрос – это не страшно, – Ахилло, похоже, немного успокоился.
– Когда вы передавали документы Лапиной, вы случайно не упомянули мою фамилию? Может, обмолвились?..
Ахилло ответил не сразу. Сергей вдруг сообразил, что задавать такой вопрос опытному работнику Главного Управления, на счету у которого несколько лично проведенных операций, по меньшей мере бестактно.
– Товарищ старший лейтенант, я передал документы гражданке Лапиной на следующий день после нашего разговора. Мы встретились в ее гримуборной, в театре. Посторонних при встрече не было. То, что я работаю в органах, гражданка Лапина, естественно, не знает. Я передал ей документы и настоятельно посоветовал никогда больше об этой истории не вспоминать. Ни вашей, ни какой-либо иной фамилии я не называл. Могу описать встречу по минутам…
Ну вот, и этот обиделся. Но ведь актриса откуда-то узнала о нем!
– Михаил, я же вам говорил, что вопрос будет дурацким! Не обижайтесь. Скверная это история…
Ахилло вопросительно посмотрел на него, но Пустельга не стал ничего пояснять. На душе было мерзко. Этого звонка не должно было быть! А если он все-таки случился, значит, начиналась какая-то игра, в которую Сергею играть очень не хотелось…
Настроение было испорчено, причем надолго. Следующий день не прибавил оптимизма. Сергея вызвали к наркому.
У Ежова он застал нескольких начальников отделов и двух заместителей, включая товарища Фриневского. Нарком вяло поблагодарил Пустельгу за проведенное расследование и умолк, не сказав больше ни слова. Зато говорили другие. Как и ожидалось, арест и отстранение ряда опытных сотрудников не добавили Сергею популярности. От Пустельги требовали прямых доказательств, что кто-то из арестованных – агент «Вандеи». Сергей вновь услышал знакомые слова о машинистке, секретарше или курьере – в предательство кого-либо из опытных работников никто верить не хотел.
Фриневский не проронил ни слова и просидел все совещание отвернувшись. Сергей понял, что тот уже знаком с его рапортом…
А между тем в Столице продолжали происходить странные события. Еще одна группа подозреваемых сумела уйти из-под ареста. За одним из них следили, но беглец сумел уйти буквально из-под носа. Не лучшими были новости из Франции. Иностранный отдел информировал, что в парижских газетах продолжают появляться публикации о репрессиях в СССР, причем авторы располагают самой достоверной и подробной информацией. Особенно опасной была статья, где освещались подробности процесса над Каменевым и Зиновьевым. По непроверенным данным, готовилась к печати книга, в которой ожидалось нечто еще более опасное.
В довершение всего от Пустельги потребовали отчета о поимке Корфа. Таинственный беглец был, по общему мнению, главным организатором взрыва на Мещанской…
С совещания Пустельга вернулся взмокший. Дело не ладилось. Сергей сел за составление запроса в Ленинградское управление по поводу подозрительных аварий на заводах, отправил Ахилло разбираться с бежавшими инженерами и зашел в Иностранный отдел, но ничего нового узнать не удалось. Заместитель начальника, высокий седой альбинос с совершенно русским именем-отчеством Василий Ксенофонтович, угостил Пустельгу чаем и долго уверял старшего лейтенанта, что все необходимое делается. Двое опытных работников посланы в Португалию, чтобы найти исчезнувшего Тургула, еще один командирован в Харбин. Увы, результатов пока нет…
Ахилло вернулся к вечеру и на расспросы только махнул рукой. Дело оказалось хуже, чем выглядело в сводках. Будущие жертвы были осведомлены не только об аресте, но знали даже его сроки. Им удалось уничтожить все документы, попрощаться со знакомыми и даже забрать кое-что из вещей. Почти всех забирала машина – большое черное авто без номеров. Однако ни сотрудники НКВД, ни автоинспекция ничего не смогли узнать о таинственного автомобиле.
Тот, кто бежал из-под слежки, молодой сотрудник конструкторского бюро недавно арестованного Туполева, вовсе не бежал. Он просто вошел в подъезд и сгинул. Ни на крыше, ни в других подъездах, ни на улице обнаружить беглеца не удалось.
Выходило нечто странное. За это время исчезло несколько десятков человек, и никто их них не был найден, более того, не объявился за границей, куда они все, якобы, были переправлены. Выходит, их действительно прятали? Но где? В исчезнувшем Доме полярников? Сергей не выдержал и направил Карабаева в экономический отдел, где в свое время расследовали дикую историю с пропавшим домом, но лейтенанта вновь не подпустили к делу, более того, посоветовали не заниматься Домом полярников, а лучше вообще выкинуть его из головы…
Это было уже чересчур. Пустельга швырнул на стол очередную папку с документами и потянулся к лежавшей на столе пачке «Казбека», оставленной Михаилом. Пальцы сжали папиросу, но он все же сдержался и аккуратно положил ее на место. Курево не поможет. Просто он не справляется. И точка!
Пустельга подождал, пока его сотрудники займут привычные места за столом, и нерешительно начал:
– Товарищи, я хотел вам сказать… В общем, не получается у меня! Как посоветуете: может, написать рапорт?
– Прекратите, Сергей, – поморщился Ахилло. – Не справляетесь! Мы, между прочим, тоже не справляемся! И покойный Айзенберг…
– И весь наркомат, – добавил Прохор. – Так чего, всем нам в библиотекари идти?
Странная фраза лейтенанта Карабаева могла объясняться только впечатлением, оставленным чтением романа Виктора Гюго…
– «Вандею» разрабатывают не один месяц, – продолжал Ахилло. – Тут нужен не только ум, но и крепкие нервы. Вы же занимались резидентурой, Сергей! Вспомните: вы посылаете агента и ждете. Неделю, месяц, полгода…
– Это другое дело, – покачал головой Пустельга. – Вражеская банда орудует прямо под боком, а мы… А я… как слепой!
– И ничего вы не слепой, Сергей Павлович, – рассудительно заметил Прохор. – Это вы от усталости. По себе знаю. Как переработаюсь, все кажется, что обратно в участковые пора.
– Пусть вас успокоит одно соображение, – хмыкнул Михаил. – Если вас сменят, то на ваше место могут назначить человека из «Вандеи». Так что в любом случае лучше остаться…
Шутка была невеселой, да и шутил ли Ахилло?
– Встряхнуться надо, – продолжал Карабаев. – Я сегодня в театральную кассу зашел. Насчет Большого…
– Взяли, Прохор? – оживился Сергей. Приятно было подумать о чем-нибудь, не имеющем отношения к службе – особенно о театре.
– Ага, три билета, на воскресенье. Опера.
– А на что? – заинтересовался Ахилло. – Что-нибудь новое?
– Опера… – Карабаев замялся. – Прогрессивного итальянского композитора Джузеппе Верди. Посвящена национально-освободительной борьбе народов Африки против древнеегипетской агрессии…
– На «Аиду»? – огорчился Михаил. – Ну, Прохор! Ну хоть бы со мной посоветовались!
– А в чем дело? – удивился Пустельга. – Вам «Аида» не по вкусу?
– Да по вкусу мне «Аида»! Сергей, это очень старый спектакль. Декорации разваливаются, поет второй состав, а то и третий. Мы же Большой даже не почувствуем!
– И очень даже почувствуем, – упрямо возразил Прохор. – Я справки навел. В этом третьем составе поют выпускники этой, как его… Ну, где учат…
– Консерватории, – подсказал Сергей.
– Точно. У них голоса – не хуже, чем у прочих, просто их не пускают никуда. Давят молодежь!..
Да, лейтенант Карабаев явно был человеком дотошным! Даже Ахилло больше не возражал. Пустельга же, ни разу не слушавший «Аиду» в Большом, и вовсе не смущался старыми декорациями. Он вспомнил Ташкент, редкие гастроли третьеразрядных исполнителей, жалкую самодеятельность… «Аида» в Большом по сравнению с этим казалась чем-то недостижимым.
…Конец недели оказался неожиданно спокойным. Пустельгу никто не торопил, более того, его вновь пригласил Ежов и намекнул, что спешка в подобном деле едва ли необходима. Нарком обещал помощь – какая только потребуется.
…Перемена тона была разительна. Не иначе, кто-то всесильный заставил нетерпеливое начальство оставить в покое руководителя группы «Вандея».
