Роман Злотников - Генерал-адмирал. Взлет
— То есть у нас в отношении проливов руки развязаны?
Что ж, если уж так случилось, почему бы не поймать момент и не решить вопрос сразу же? На море у нас полное превосходство, а тех двухсот пятидесяти тысяч подготовленных по новым методикам штыков хватит, чтобы раскатать турков в блин. Заодно и проверим, насколько все наши прикидки по новой тактике и вооружению соответствуют действительности…
— Не совсем. Мы взяли на себя обязательство самостоятельно не открывать боевые действия против Османской империи. Но если она нападет на нас или спровоцирует…
Я прикрыл глаза. Вот как, значит. Мы озвучили свои планы, но оказались связаны по рукам и ногам. То есть этот договор системно ничего не изменил — ну неужели англичане не знали, что мы давно уже мечтаем о проливах? — однако вынул из нашего кармана сотню или более миллионов рублей. Блин, племянник, ну как же можно быть настолько наивным?! Да, мы получили договор с англичанами, который и я считал необходимым, но в каком виде? Есть договоры, которые желают соблюдать обе стороны, и есть другие, которые легко превратить в никчемную бумажку. Этот был как раз из таких. Англичане получат свои деньги, а затем, придравшись к какой-нибудь мелочи, денонсируют договор. Хотя бы в части проливов. Дредноуты-то у нас останутся, немцам все равно придется при ведении войны принимать их во внимание, деньги получены — так чего сохранять на себе невыгодные обязательства?.. Или даже не денонсируют, а просто не будут продлевать. Насколько он там заключен?
— Государь, а на какой срок заключен договор?
— На пять лет, но если стороны пожелают, он может автоматически продлиться еще на пять.
— Угу, если пожелают, понятно… А выход из него?
— По желанию сторон с предварительным уведомлением противной стороны не менее чем за два месяца.
Ну и тут все понятно. По мнению англичан, мы за два месяца проливы никак не захватим — все же там столица Османской империи и центральный военный округ с лучшими войсками. Так что они успеют и выйти, и подтянуть свои дредноуты и войска из метрополии и колоний. Вот ведь блин, получается, что сейчас, с договором, проливы от нас едва ли не дальше, чем до его заключения. Потому что едва только мы начнем хотя бы готовиться к захвату проливов, англичане наплюют на договор и… да переметнутся на сторону Германии! Ой как тонко теперь надо будет играть, чтобы ситуация не развернулась таким образом…
Я вздохнул. И что теперь делать?.. Бросил взгляд на племянника. А он-то, похоже, даже гордится тем, как «нагнул» англичан и заставил их принять на себя выгодные для России обязательства. Да плевали англичане на любые обязательства, если они не выгодны им самим! Ох, как все запущено… Ну да хочешь не хочешь, а надобно племянника просвещать.
— Понятно… — кивнул я. А затем осторожно начал: — Извините, ваше величество, но я вынужден высказать свои соображения по поводу этого договора…
После того как я изложил племяннику весь расклад — что и как будут делать англичане, едва только у нас на Черном море появятся собственные дредноуты… или не появятся, но мы начнем предпринимать хоть какие-то подготовительные действия к тому, чтобы завладеть проливами, — выражение его лица стало совершенно растерянным:
— Но как же договор…
— Государь, от Дарданелл до Суэцкого канала меньше семисот миль, — терпеливо повторил я, — максимум трое суток хода эскадры, перехватить которую на подходе из-за наличия в Эгейском море массы островов и вследствие этого сильных затруднений с поиском весьма проблематично. И смотри: если мы ударим по туркам, то явно одними Дарданеллами не ограничимся. А если наша база появится на Родосе, то Суэц окажется в радиусе воздействия даже наших миноносцев. Они что, идиоты — подпускать наш флот так близко к своей «аорте империи»?
— Вот черт! — выругался Николай. — А я лично заставил Извольского настоять на этом пункте договора…
Я вздохнул и потер рукой лицо. Ладно, чего уж там, придется выкручиваться. Эх, надо было все-таки влезть в международную политику поглубже, а я сосредоточился на промышленности — и вот результат. Ну да ничего, об этом еще подумаем — и что можно сделать, и каким образом подвести к этому «что» и тех, кто принимает решения, и тех, кто будет их исполнять. А сейчас займемся делом более насущным…
— Комплектность и количество кораблей, которые мы должны заказать у англичан, определены?
— Количество — да, не менее четырех. На сумму до ста миллионов рублей. Но конкретно, по проектам, они должны об этом договариваться с вами как главнокомандующим Российским императорским флотом, — отозвался Николай.
Я опять прикрыл глаза, услышав эти цифры. Да, лучше бы мы сами себе эти дредноуты построили на собственных верфях. Отдавать дяде, давно и системно чужому, такие деньги… Ну да, как говорится, человек предполагает, а Бог располагает. Будем в том, что случилось, искать положительные моменты. Авось найдем…
Глава 8
— Ну что?
— Что-что… — Кац ворчливо побурчал себе под нос, а затем отбросил бумаги и тоскливо выдохнул: — Не получается ничего — вот что!
Я тяжело вздохнул и потер лоб. Вот ведь не было печали…
Новый 1910 год я встретил в новом статусе. Причем когда Николай сообщил мне об этом, я едва снова не выматерился перед государем. Ну какого хрена на меня столько вешать?!! Тут собственным бизнесом некогда заняться — военная реформа с таким скрипом идет, что всю ногу отбил, пиная каменные задницы. Так нет же — еще и английские дредноуты на шею повесили. И так уже не знаю куда деваться — до кучи еще и это…
Короче, Николай сделал меня премьер-министром. Видимо, Витте (которого на этот раз к переговорам с англичанами, памятуя его прежнюю непримиримую позицию, не допустили), едва Николай объявил о том, что принял решение потратиться на заказ у англичан дредноутов, решил, что это моя инициатива, и встал на дыбы. Вследствие чего вывалил на Николая все свое раздражение, вкупе со всем собранным им на меня компроматом. А поскольку он исходил из неправильных предпосылок, то есть приписывал мне те действия, которым я на глазах Николая, наоборот, изо всех сил противился, то и компромат Витте подал явно неправильно — не в том ракурсе, не на том акцентируя, и совсем не то доказывая, что нужно было бы, знай он всю подоплеку. Поэтому даже вполне себе убедительные моменты и правдоподобные обвинения стали выглядеть крайне неубедительно, а большая часть его «сведений» и вовсе показалась откровенной ложью, поверить в которую способен только полный идиот. Ну и, сами понимаете, мало кому понравится, если его столь демонстративно держат за идиота. Мало кому, а уж царю-самодержцу-то…
Вдобавок Николай, вероятно, все еще находился под впечатлением того, как я ему разложил по полочкам варианты развития событий, которые на нас обрушатся, если мы начнем считать договор с англичанами не никому не нужной бумажкой, а имеющим действительную силу международным документом. А то и припомнил наши разговоры перед моим отбытием в Портсмут на переговоры по окончании Русско-японской войны, когда я не только сначала с пафосом вещал ему о долге правителя отстоять победу его народа, но еще и добился потом практически всего, чего планировал добиться и что мы с ним тогда обсуждали. Вследствие этого, а также, естественно, под воздействием вышедшего из себя Сергея Юльевича у племянника и зародилась дурацкая мысль о том, что на Витте свет клином не сошелся и что у него, государя, имеется еще один кандидат на пост председателя Совета министров вместо этого, гнусно и непотребно ведущего себя сейчас. Да и ошибок таких, как с этим договором, новый кандидат совершенно точно не допустит. Вот так, слово за слово, и получил ежик по морде…[33]
Короче, на следующий день после встречи с Витте Николай вызвал меня в Зимний, где он квартировал с куда большей охотой, чем его отец, и категорично заявил, что решил возложить на меня обязанности председателя Совета министров… вогнав меня в ступор не менее чем на полчаса. Я говорил все положенные слова и принимал поздравления от окружающих на автомате, а вернувшись во дворец, минут десять матерился в одиночестве в своем кабинете. Потому что ни на что другое не был способен.
Впрочем, потом, спустя сутки, я слегка успокоился. В конце концов, в этом назначении были и свои положительные стороны. Теперь, после столь явного выражения доверия ко мне со стороны государя, число недоброжелателей, громогласно протестовавших против всех моих нововведений в армии, резко уменьшится. Да и флотская оппозиция поутихнет — и из уважения к моему новому посту, и оттого, что вскоре получит в свои загребущие лапы дредноуты… Я же теперь не просто могу, но и обязан буду держать руку на пульсе нашей внешней политики, чем ранее пренебрегал и вследствие чего мы получили такой ублюдочный договор с англичанами.
