Старые недобрые времена 2 (СИ) - Панфилов Василий Сергеевич "Маленький Диванный Тигр"
Что ему делать со своей жизнью, Ванька решительно не знает! Пока он решил плыть по течению, и если течение несёт его в Лондон, то так тому и быть. Доплывёт, а там видно будет.
Рекомендательные письма у него не только от представителей польской диаспоры, но и от нескольких профессоров Сорбонны, так что, пожалуй, не так всё плохо. Да и плывёт он, что радует, не за свой счёт.
В остальном же… всё настолько сложно, что он, пока ещё не слишком всерьёз, раздумывает над тем, что, может, ну её к чёрту, эту Францию?
— «Час пик!» — нервно подумал попаданец, когда судно, на котором он плыл, вошло в устье Темзы. Судов, судёнышек, каких-то вовсе скорлупок — не счесть! Взявшись было подсчитывать то, что видит глаз, быстро сбился на третьей сотне и прекратил, подавленный величием.
Когда Темза начала сужаться, суда потеснились и величие, равно как и нешуточная опаска столкновения, стали давить на нервы. Но, помимо судов и величия, река несёт в своих водах то, что с некоторой натяжкой можно назвать косвенными признаками цивилизации.
Разувшиеся трупы кошек, собак и крыс попадаются чем дальше, тем больше, а запах…
… нет, это тяжело даже для человека, привыкшего к провонявшим мочой улицам Парижа!
В столице Франции запах общественного туалета стойкий и вездесущий, всё ж таки, если не лезть в откровенные трущобы, и не заходить в тёмные проулки за популярными бистро, в общем-то, терпим. К нему, пусть и очень не вдруг, попаданец привык настолько, что, попав на Елисейские поля или выезжая в Булонский лес, буквально вкушал воздух, кажущийся необыкновенно вкусным и будто бы даже сладким.
Здесь…
… он решил последовать примеру попутчиков, и, достав трубку, а не привычную папироску, набил её табаком и закурил, окутавшись клубами дыма, и воспринимая весь этот никотин и канцерогены как благо.
' — Дышу через фильтр', — пришла в голову старая шутка, которая в этот момент показалась необыкновенно мудрой.
Опершись локтем на леер, он меланхолично провожал взглядом трупы и трупики, медленно дрейфующие в окружении всякого сора и каких-то маслянистых, едких даже на вид разводов самого что ни на есть техногенного вида.
Темза воняет, да так, что, несмотря на табак и военную закалку, режет глаза. Если бы не Севастополь, где Ванька привык под конец к сладковатому трупному запаху, смешивающемуся с запахами пороховой гари, пожарищ и нечистот, то, пожалуй, его бы вывернуло наизнанку!
' — Вот она, цена прогресса, — мрачно подумал попаданец, с силой выколачивая из трубки золу и нервно набивая её заново, — мастерская мира, всемирная фабрика… а дышать здесь местами хуже, чем в осаждённом Севастополе!'
Будто иллюстрируя его мысли, мимо, задевая борт, проплыло чудовищно раздувшееся человеческое тело, сгнившее, с лопнувшей на нём одеждой, потерявшей всякий цвет и фасон, осклизлой и покрытой какими-то ракушками, водорослями, водяными насекомыми и Бог весть, какой ещё дрянью.
Вскоре тело догнали какие-то сомнительного вида личности на старой лодке, и, ругаясь отчаянно с оборванцами на второй, опоздавшей лодке, принялись затаскивать покойника к себе.
— Власти за выловленных покойников деньги дают, — с явным удовольствием прокомментировал стоящий рядом с попаданцем британец, пыхнув трубкой, — Не много, конечно…
Гудок на одном из судов помешал Ежи услышать сумму.
— … да и родные, бывает, чего-нибудь подкидывают, — продолжил британец — по виду и манерам, поднявшийся из низов, и не то чтобы очень уж высоко, — Вещички, опять же… да и другие варианты есть.
Какие именно, абориген не сказал, сделав таинственный вид и посуровев лицом, а попаданец, имея богатую фантазию и некоторый, очень специфический жизненный опыт, счёл за лучшее не переспрашивать.
— Молоко! — оглушительно заорала низенькая толстая торговка, завидев Ежи, — Полпинты за пенни! Хорошее молочко, сквайр, берите!
Покосившись, попаданец ускорил шаг, стараясь побыстрее уйти от порта, с которого кормятся не только моряки или торговцы, но и разнообразное ворьё.
А покупать здесь что-то… себе дороже! Пожалуй, только печёные каштаны можно брать без особой опаски, да и то…
— Пирожки! — несётся со всех сторон. Понять, что именно кричат, попаданец не всегда может — на английском он свободно читает, говорит и понимает значительно хуже… а уж с учётом временного лага и жуткого акцента лондонских низов, разобрать получается едва ли через раз!
— Сэндвичи! — надрываясь, кричит тощий, но удивительно мордатый мужчина с огромными моржовыми усами, болезненно надрывая связки, — Свежие, вкусные, с ветчиной, за пенни!
— Суп с угрями! — въехала чуть ли не в толпу тележка, влекомая пожилым, сильно потрёпанным и испитым мужчиной средних лет, — Пенни за четверть пинты!
Остановившись, «супник», не смущаясь, достал стопку грязных мисок, и, протирая их крайне грязной тряпкой, принялся выставлять на край тележки.
— На два пенни! — с ирландским акцентом важно приказал какой-то низенький, коренастый портовый рабочий, остановившись возле тележки. Его, судя по всему, гигиена, а вернее, её отсутствие, ничуть не смутила.
— Кофе за пенни! — заорала не старая ещё женщина чуть поодаль, — Какао! Большая чашка! Хлеб с маслом по полпенни! Варёное яйцо за один пенс!
Желудок заурчал так, требуя даже не есть, а скорее — жрать! Но попаданец, стиснув зубы, протискивался через ряды, вертя по сторонам головой и не забывая о карманниках.
Парочка ребят характерного вида, двинувшихся было к нему, уловив специфический прищур человека, привыкшего видеть кровь, остановилась. Один из них, оборванец лет четырнадцати, даже приподнял над головой новенькую шляпу, отчаянно дисгармонирующую с прочим его нарядом.
Усмехнувшись, Ежи кивнул в ответ, не забывая, впрочем, что вежливость в такой среде не значит ровным счётом ничего.
— Овечьи лытки! Пенни! — заорала женщина, открывая крышку котла и выпуская наружу клубы пара, — Свежайшие, вкуснейшие! А запах! Помереть можно, как вкусно!
' — От запаха здесь и правда помереть можно, — непроизвольно подумал попаданец, не чуящий решительно ничего, кроме запахов сточной канавы, канализации, — В таких условиях любую тухлятину продавать можно!'
Выбравшись из порта, он быстро сориентировался, уточнил дорогу у мелкого лавочника, коротающего время в ожидании покупателя перед входом в крохотный магазинчик, и через четверть часа уже сел на омнибус, едущий в Ковент-Гарден. Пожилой лондонец, крепкой пахнущий табаком и потом, покосился на него, сплюнул на пол жевательный табак, но всё-таки подвинулся, подвинув заодно ногой своего заворчавшего бульдога под лавкой.
Выйдя на нужной остановке, Ежи отошёл в сторонку, и, сдвинув шляпу на затылок, огляделся, ничуть не боясь показаться деревенщиной. Ковент-Гарден очень необычное место — несмотря на расположение между деловым Сити и респектабельным Мэйфер, квартал далеко не элитный, и очень интересный.
Здесь много известных театров и ресторанов, но здесь же — огромный рынок, источник продовольствия и заразы! Ну и, разумеется, бордели…
Есть здесь ещё много всего интересного, но, как уже знал Ежи, это такое своеобразное пограничье, место, где встречаются капиталы и пороки, где преступник может оказать услугу джентльмену, а джентльмен оказать внимание даме. Публика здесь очень пёстрая, необычная, хватает и разного рода чудаков, и иммигрантов, и самых сомнительных посредников, дам полусвета и прислуги, так что затеряться, ну или по крайней мере, не выделяться, большого труда не составит.
Заселившись в гостиницу — не слишком дорогую, и, по отзывам знакомых, вполне приличную, хотя и с определёнными натяжками, он вызвал горничную — девицу с физиономией и статью рабочей лошади, приказав принести воду…
… и это было чертовски странное ощущение! Он приказывает… не ему! В голове заскакал суматошным зайцем синдром самозванца, играя в колокола тревожности и неуверенности в себе.
