Воин-Врач II (СИ) - Дмитриев Олег
Между митрополитом черниговским и рязанским и Радомиром-боярином сидела княгиня Ода. От вчерашней «белокурой бестии» в ней не осталось, наверное, ничего. О чём уж там беседовали с ней Иван с Неофитом, Чародей у них не выспрашивал, да и времени-то поговорить толком не было. Но на немке была простая, хоть и тёплая одежда, а на голове глухой тёмный платок, повязанный как и до́лжно замужней женщине. Нос выглядел так, будто она недавно что-то не поделила со вспыльчивым и скорым на руку боксёром без лишних морально-этических ограничений, свойственных людям будущего. Иссиня-фиолетовые пятна под обоими глазами образ только подчёркивали. Среди разодетых в пух и прах болельщиков первого эшелона она выглядела, как бродяга-бичовка, затесавшаяся сюда по преступному недосмотру охраны. На Всеслава глаз не поднимала, даже едва слышно поздоровавшись дрожащим голосом.
Когда все расселись было по местам, слева, с высокого памятного берега раздался волчий вой. Не яростно-грозный и не скорбный, полный бессильной злобы, как те, что звучали здесь же в тот день, когда наёмники Щуки, что лежали сейчас вон под тем курганом, что и в перинах глубоких сугробов был отлично заме́тен, надумали убить княгиню Дарёну с маленьким сыном. Сейчас «волк»-наблюдатель сообщал о гостях. Отрывисто-звонкое размеренное тявканье в финале подтвердило о том, что приближаются те самые десять ожидаемых саней с половцами.
Черниговцы заозирались было с опаской, но горожане с горделивым превосходством поведали, что волчий вой ныне не приносит местным беды и страшиться его не нужно. Ведь сам оборотень-князь поклялся хранить в городе Правду и Честь. И ни единого разу не обманул. Приезжие слушали объяснения и следующие за ними истории с явным недоверием. Но горожане клялись и божились все как один, что говорили, как всё было на самом деле.
Вчера с Радомиром, Гнатом и Ставром засиделись допоздна. Старшие нашли непременных общих знакомых и вспоминали битвы, где доводилось ратиться по одну сторону поля. И оба искренне недоумевали, что за шлея попала под хвост Изяславу, что он надумал лезть в братову и племянникову вотчину. Но о том, что такое «приказ» и «княжья воля» оба прекрасно знали, поэтому недоумение было скорее риторическим.
— А что, правду люди говорят? — прищурился черниговский боярин на Всеслава. Уже не раз отведав чудодейственной настойки отца Антония.
— Редко. Врут в основном, подлецы, — уверенно влез Гнат, не отстававший в плане дегустации. Особенно удачной единогласно была признана хреновуха с красным перцем. Чистый лесной пожар, а не напиток. Но, кажется, после пары глотков на улицу можно было выходить без шубы и валенок.
— Смотря о чём, Радомир, — более вдумчиво подошёл к ответу Чародей. Он напиткам тоже отдал должное, но не более того.
— Ну, полёты на крылатом волке… Тени-призраки, что с тобой вместе на струге том сотню татей в брызги изрубили, — странно это смотрелось, когда человек сказанному самим собой одновременно и верил, и не верил.
— Тут привирают, верно Рысь говорит, — кивнул, подтверждая слова друга, князь. — Волков там не было — я на Буране своём сиганул в реку. Пришлось ему, бедному, глаза закрыть да выть в самое ухо, чтоб он с обрыва прыгнул. Как раз только перед самым снегом еле-еле расходился, а то хромал всё. Не подвёл коновал здешний, выправил ногу ему.
— А про призраков-навий? — этот момент волновал гостя нешуточно, он вон аж локоть в миску с капустой поставил.
— Мы, боярин, люди взрослые, многое видали, — задумчиво проговорил князь. — Ты наверняка поболее моего видел да слышал от верных людей, тех, что плести не станут. Я один был на струге.
Радомир, что было придвинулся вместе с миской поближе, чтоб лучше слышать, отпрянул.
— Но насчёт сотни — точно врут. Десятка три рыл там было. Наверное, — ровно закончил Чародей.
— Да кто ж их считал-то… Там целых не было, это я точно тебе скажу, боярин, — снова не удержался Рысь. — А так с той солянки, что, почитай, вровень с бортами тогда над водой в струге напластанной убоиной пари́ла, можно и три десятка собрать было, и четыре. Наверное.
Радомир, поняв, что врать вовсе уж напропалую тут никто не собирался, разговорился и сам. С его слов выходило, что чёртова баба Ода, не успев появиться в городе Чернигове, перессорила промеж собой половину боярских семей, настраивая одних против других вроде как вовсе без пользы. Будто удовольствие дурное получала, глядя на то, как люди друг на друга волками смотрят да зуб точат. А уж до мужиков охочая была — хуже кошки. Но вот так, чтобы прилюдно осрамиться, не доводилось ей. Старый воин, кажется, даже радовался про себя тому, что новая жена князя попала в такой оборот. Дома ей никто не указ был, а тут на́ тебе: великий князь да сам святейший! Ну и пусть про князя того с княгиней говорят разное. Одна, мол, чуть ли не на помеле летает ночами, а второй будто бы с нечистым и Старыми Богами знается. От прежних Богов Радомир ничего плохого не видел. И словам патриарха верил истово. Раз тот сказал, что Всеслава сам Господь направляет — так тому и быть.
Когда вдали показались сани с кибитками в окружении всадников, черниговский боярин подобрался. Мало ли, места новые, народ незнакомый. С князем-то худо-бедно вчера ладом поговорили, нормальный он оказался, даром, что молод ещё. Правда, питьё то, что в святой Печорской лавре придумал настоятель, хитрое оказалось, под конец вечера мало что в голове задерживалось. Но точно помнилось, что было всё очень хорошо. Надо будет у старцев тамошних или рецепт тех составов разузнать, или с собой в Чернигов прихватить, с запасом.
Чем ближе приближался поезд, тем тише становилось на берегу. Слишком долго конные степные воины в этих краях приносили только смерть, зло и беду.
— Обождите, гости дорогие, меня. Пойду других гостей встречу. Сейчас буду, — Чародей легко поднялся и перемахнул через перильца трибуны, приземлившись прямо на широкий ледяной бортик площадки. Пробежал легко по нему до подававшего какие-то хитрые знаки Гната и с разбегу взлетел на спину серого Бурана. И почитай с места взял намётом в сторону степняков. Безоружный.
Черниговцы, густо заполонившие берег, зашумели. Но, поглядывая на Радомира, за оружие не хватались и суеты не поднимали. Все зрители, собравшиеся поглазеть на диковинную ледню́, вглядывались в снежные клубы, что поднял следом за собой конь великого князя.
Буранко летел стрелой, застоялся в зиму, редко вволю размяться удавалось, в городе дел хватало. Не удалось и сейчас. Кибитки останавливались, до ближней было от силы половину перестрела, справному коню за такое время и не разогреться даже. Только припустил — и уже крепкая хозяйская рука окорот даёт, останавливает.
Из первых саней, крупнее, шире обычных русских, что, приди нужда, и по лесу прошли бы, выходил, откинув белый войлочный полог, сам Степной волк Шарукан. Всеслав спрыгнул с коня, прошёл два шага навстречу. Лицо гостя было таким же привычно невозмутимым, угадывать мысли и настроение по нему — как по их каменным идолам в степи.
— Рад видеть тебя здоровым, добрый сосед Шарукан! — искренне улыбнулся Чародей. — Всё ли ладно дома, как здоровье Ясинь-хана и молодого Сырчана?
— И я рад, Всеслав, что Великий Тенгри сберёг тебя живым до нашей встречи. Поговаривали, ты снова удивлял своих Богов удачей, а они за это наградили тебя новыми друзьями? — с тем же лёгким акцентом ответил хан. И лишь по голосу было понятно, что говорит он с улыбкой.
Два вождя, великий князь и великий хан, за разговорами преодолели разделявшее их расстояние и сперва крепко пожали руки, а затем и обнялись. За спиной Чародея с берега донесло многоголосое громкое и протяжное «Любо!».
— Чего это шумят твои? — поинтересовался степной гость.
— Так радуются. Давно ли то было, что когда ваши с нашими встречались и кровь реками лилась? А теперь вот в гости друг к другу ездим, торговлишка пошла помаленьку, — объяснил Всеслав.