Конунг Туманного острова (СИ) - Чайка Дмитрий

— Зачем тебе это, Надир? — удивился тесть. — Это опасно, воины могут дрогнуть.

— Так пусть молят Аллаха, чтобы даровал им яйца, — сплюнул эмир. — У моего брата яиц нет, но он воюет так, как подобает мужчине.

— Я знал Стефана, и не раз ел с ним у одного костра, — хмыкнул Азиз. — Он славно бился с персами. А про твоего брата Само и вовсе какие-то небылицы рассказывают. Интересная у тебя семья. Клянусь Аллахом, никогда не слышал ни о чем подобном. Надеюсь, ты знаешь, что делаешь, дорогой зять. Иначе нам конец.

Азиз тронул пятками своего коня и поскакал к центру, где воины его рода молились перед боем. Он понял, что затеял Надир. Ведь, как и в прошлый раз, Чач привел вдвое больше людей, чем они сами. Победить они смогут только хитростью. Чач не дурак, и сделал нужные выводы…

Два войска столкнулись с грохотом и треском. Щит стучало щит, а копья то и дело ломались, подрубленные ударами мечей. Тогда в дело шли короткие дубинки и ножи, ждавшие своего часа на поясе. Центр, где бились ветераны, стоял, как скала, левый фланг рубился в конном бою, а вот справа все пошло скверно. Полуголая пехота пятилась назад, устилая трупами высохшую землю. Надир, который против своего обыкновения, в битву не полез, поскакал туда с отрядом охраны и сказал командирам несколько коротких, рубленых фраз. Как только он снова занял свое место на холме, пехота начала отходить назад, напоминая собой полумесяц. Фланг становился короче, ведь ряды воинов смыкались там, где падали убитые и раненые. А убитых было очень, очень много… Фланг сжимался, словно живой. Он становился короче, чтобы не лопнуть, как струна, которую натянули слишком сильно. А полуголая пехота с копьями дралась отчаянно, даря остальному войску надежду на победу. Воины пятились назад, оставляя перед собой убитых товарищей. Их вот-вот их опрокинут одним мощным ударом, который прорвет строй человеческих тел. Слоны или тяжелая конница? Конница! Слонов на поле боя не было видно. Чач не стал приводить сюда этих животных, которые в прошлый раз погубили его войско. Но где же она? Правый фланг, где с воем бились миды, джаты и прочие племена с юга, таял на глазах.

— Да где же конница раджпутов? — кусал губы Надир. — Ты должен ударить сюда! Ты не можешь не ударить! Ведь не законченный же ты дурак! Ведь я дарю тебе победу! Ну же! Аллах, помоги мне! Вразуми этого неверного!

Видимо, до Чача все-таки дошло, что фланг противника смят, и он бросил туда тяжелую кавалерию, которую держал в резерве. Закованные в железо рыцари из мелких княжеств с востока, прорвали строй полуголой пехоты в нескольких местах. Воины побежали сломя голову, и большая часть их пробилась в сторону арабов, которые развернули свой строй и выставили вперед длинные копья.

— Построились, проклятые обезьяны! — ревел Надир, раздавая удары пудовых кулаков налево и направо. — Встали в строй, трусы поганые! Копья опустить!

Он знал, что несправедлив к этим людям, но сейчас это было уже неважно. Важно было то, что основная масса войск индийского царя навалилась на правый фланг Надира, и раздавила его. Но при этом она сильно ушла вперед, оголив ставку самого царя.

— Зажигай! — заревел Надир, и на вершине холма вспыхнул сигнальный костер. Он сказал себе под нос. — Аллах, помоги мне! Пусть Амр сделает все так, как мы договорились с ним. Иначе делу мусульман в Синде приедет конец.

Он спешился и вытащил меч, встав по своему обыкновению в пехотный строй. Он будет биться так, как привык. Он не мальчик, чтобы учиться воевать на коне. Ему же… А он и не знает, сколько ему лет. Да это и неважно. Ведь когда тебе в лицо смотрят копья врага, это не имеет ни малейшего значения.

— Теперь уже все равно! — шептал Надир пересохшими губами, доставая меч и надевая щит на руку. — Теперь все зависит от воли господа. А я… Я сделал все, что мог! Аллах, помоги мне!

Он врубился в ряды врага, закованный в тяжелые латы. Копья скользили по пластинам доспеха, оставляя на них лишь царапины. Отборный отряд воинов его охраны шел позади него, образовав огромный клин. Надир рубил и колол. Он толкал воинов своим щитом, и они, поддаваясь его слоновьей силе, падали на землю, где получали удар копья от кого-то из двоюродных братьев Алии. Легкая пехота встала за ним, не смея отступить. Так уж вышло, что они боялись своего эмира куда больше, чем любого врага.

Надир и не знал, что прямо в этот момент конный отряд во главе с Амром ибн аль-Асом врубился в ряды охраны царя Чача. В его лагере осталось слишком мало войск, чтобы оказать достойное сопротивление. Все они ушли туда, где только что сокрушили фланг мусульман, а потому конница арабов прорвалась к ставке правителя Синда, отрезая ему путь к отступлению. И совсем скоро голову царя надели на копье, чтобы показать ее всему индийскому войску.

— Царь убит! — пронеслось по рядам, когда Амр, залитый чужой кровью, проскакал вдоль войска с головой Чача на копье.

Отряды всадников с севера повернули коней и начали уходить, а вслед за ними начала отступать и пехота. Этим воинам незачем было больше воевать. Боги выразили свою волю. Битва была окончена, но не все хотели это признать…

— Что это за мечи такие дурацкие? — спросил Надир одного из своих конников-индусов, с любопытством разглядывая три десятка воинов, которые собрались в круг и выписывали замысловатые кольца своим необычным оружием.

Кханда! Меч рыцарей-раджпутов, который не менялся тысячелетиями. У него был тупой конец, и им нельзя колоть, только рубить. Рукоять его прикрыта широкой гардой, закрывавшей кисть, а на ее конце торчал длинный, острый шип.

— Это же кханда, их священное оружие, — пояснил всадник. — И управляются они им на удивление ловко. Даже ты удивишься, эмир.

— Чего они хотят? — прищурился Надир, вслушиваясь в непривычные крики этих воинов. Те круги и восьмерки, что те выписывали своими мечами, явно имели какой-то смысл.

— Умереть с честью, — пояснил индус. — Именно к смерти они и готовятся. Они вызывают храбрецов на свой последний бой.

— Скажи, что я дарую им жизнь, если они примут ислам, — сказал эмир мусульман. — Я богато награжу их. Пусть служат мне.

— Даже говорить этого не стану, — пожал плечами всадник. — Они никогда не сдаются. Это же раджпуты. Для них плен — бесчестье, а смерть в бою — смысл жизни.

— Уважаю! Они прямо как мусульмане, — восхитился Надир и крикнул своим воинам. — Чего вы на них смотрите! Убейте же их! И не вздумайте биться один на один! Кто устроит поединок, лишится доли в добыче! Храбрость надо проявлять в бою, а не после него! Забросайте их копьями!

И он пошел в свой шатер, тут же потеряв интерес к этим людям. Если они хотят умереть, так пусть умирают. А у него много других забот, ведь до столицы Синда было рукой подать.

Днем позже уважаемые люди, знать и богатейшие купцы славного города Арор, согнулись в рабском поклоне. Надир смотрел на десятки спин, обтянутых переливчатыми шелками, на роскошные тюрбаны, сколотые драгоценными брошами, и на выкрашенные в разные цвета бороды. Он чувствовал, как бьются в страхе сердца этих людей. Столица Синда лежала у его ног. Он видел перед собой ее стены и башни, резные шпили ее нечестивых храмов и перепуганных людей, толпящихся на ее стенах. Горожане с ужасом смотрели на войско, что обложило город. Ведь все окрестные князьки прибежали в лагерь победителя и привели свои отряды. Они воспылали к эмиру мусульман внезапной, но от этого не менее сильной любовью. И они докажут ему свою верность, устроив резню в беззащитном городе.

Тут все понимали, что в случае осады шансов у Арора нет. Купцы и вельможи были готовы открыть ворота города в обмен на гарантии того, что их не тронут. Они хотели жить, и они хотели договориться. А потому в лагерь победителей везли телеги с зерном и гнали животных. Армия хочет есть. Она всегда хочет есть, даже когда не воюет. Такова горькая правда жизни.

— Условия как для всех, — сказал Надир, сполна насладившись униженным молчанием знати Синда. — Два динара за мужчину, динар за женщину и две драхмы за ребенка. Богатые платят за бедняков. И тогда я не трону город.