Конунг Туманного острова (СИ) - Чайка Дмитрий

— Моя жена, конечно, — непонимающе посмотрел на него герцог и налил себе снова. — Кому я еще свои деньги доверю? У меня был как-то камерарий из римлян, да только его пришлось повесить. Ты ведь тоже в герцоги метишь, так мотай на ус. Ставишь камерария, а через год отдаешь его палачу. Тот выясняет, что твой казначей — вор. Ты конфискуешь его добро, а самого суешь в петлю. Так очень неплохо заработать можно, только потом в казначеи почему-то никто идти не хочет.

— Я понял, ваша светлость, — промямлил Валерий, которого слегка покоробил такой откровенный цинизм.

— Ничего, — с жалостью посмотрел на него Виттерих, который сделал еще один богатырский глоток. — Это пройдет. Вот когда у тебя на шее повиснет сотен пять парней, которые работать не умеют, зато умеют делать людям больно, ты сразу по-другому запоешь. Как увидишь в глазах голодных воинов, что они тебя сейчас на копья поднимут, так все дерьмо из головы само собой улетучивается. Я бы даже сказал, просветление в голове наступает.

— Я пойду, ваша светлость? — поинтересовался Валерий, который понял, что ему еще предстоит узнать очень много нового об этой жизни. В его книгах об этом не было сказано ни слова. Там все было описано как-то… слишком возвышенно, что ли…

— Иди, — милостиво кивнул герцог. — И про золото не забудь.

Валерий вышел, а Виттерих довольно сощурился, глядя на роскошную мозаику, что местами сохранилась на стенах. Мозаика потеряла часть своих камушков в огне предыдущих веков, но все еще оставалась необыкновенно хороша. И бабы голые на ней присутствуют, что немаловажно… Затейник был император, любитель выращивать капусту. Виттерих гаркнул.

— Баддо! Иди сюда!

Виттерих прислушался к крикам, плачу и звукам пощечин, гулким эхом несущимся по дворцу, и понял, что придется подождать. Он не имел привычки лезть в женские дела. Гостей в доме не было уже с неделю, а соль и перец убавились вполовину. Герцогиня, которая отчитывала кухарку в паре покоев от него, пришла небыстро. Разговор получился весьма неприятным, и Баддо все еще была зла. Густые соломенные волосы, собранные в подобие прически драгоценным гребнем, падали на спину непослушной волной. Она двигалась тяжело, ведь ей предстояло рожать через месяц с небольшим. Но, тем не менее, связка ключей висела на своем месте, на поясе, и она не доверяла их никому, даже собственному мужу.

— Ицхак три сотни золотых принесет, -сообщил ей Виттерих. — Прими.

— С какой бы это радости он их принес? — подозрительно посмотрела на него Баддо и дунула, убрав челку со лба. — Знаю я этого Ицхака. Из него медного гроша не выбить.

— Я зерно от податей пристроил по хорошей цене, — похвалился Виттерих, который вознаградил себя за этот подвиг еще одним кубком вина.

— Ну, надо же!

Баддо с уважением посмотрела на него. Муж явно вырос в ее глазах. Жизнерадостный гуляка, у которого золото уходило сквозь пальцы, словно вода, постепенно превращался в рачительного хозяина. Впрочем, она очень много трудилась, чтобы это чудо, наконец-то, произошло.

— Значит, война еще не началась, а денежки в нашу казну уже потекли? — уточнила герцогиня. — Ты заказал в Словении рубахи и плащи для наемников-вендов?

— Ага! — счастливо улыбнулся Виттерих. — И хорошую цену сторговал.

— Неужто, и мы заживем, как люди! — Баддо присела рядом и подперла кулаком щеку. — Как вспомню братиславских княгинь, так прямо зависть меня съедает. Они-то уж точно ключниц и кухарок по щекам не бьют и на девятом месяце припасы по подвалам не пересчитывают. Э-эх!

— Ну, ты сравнила! — фыркнул Виттерих. — Там соляные копи, железо и серебро. Там если и украдут чего, князь даже и не заметит. А у нас с тобой что? Далмация разоренная? Поэтому, душа моя, я буду воевать, а ты — лазать по подвалам, пересчитывать мешки с зерном и колотить кухарок. Мы на этой войне очень неплохо заработаем, Баддо. Я прямо печенкой чую! Батистовые портянки носить будем!

— Да тьфу на тебя, охальник! — в притворном ужасе замахала руками герцогиня. — Словеса колдовские в нашем доме произносишь! Святой отец епитимью суровую на тебя наложит!

Впрочем, в глазах Баддо горела жаркая надежда. Ей очень хотелось пожить по-человечески и выглядеть хотя бы на мизинец так, как эти задаваки из Братиславы. Баддо вздохнула и тяжело поднялась из-за стола. Ее разговор с кухаркой еще не закончен…

1 В глазах современников первый Рим пал и потерял свое сакральное значение. Поэтому римлянами считались грекоязычные ромеи Востока. А вот жителей Рима уже тогда стали называть италиками и близкими по значению понятиями.

Глава 16

В то же самое время. Декабрь 640 года. Окрестности Арора (современный г. Рохри, провинция Синд, Пакистан).

Армия эмира Синда пришла к Арору как раз в тот момент, когда царь Чач вышел с войском, что собрал в северных землях. Знающие люди углядели в его рядах пенджабцев из Мултана и отряды тяжелой кавалерии раджпутов, живших за великой пустыней Тар. Лучшие воины этой земли, которые с раннего детства не знают ничего, кроме войны. Они сменили пышные тюрбаны на роскошные шлемы, а своих коней укрыли попоной, расшитой железными пластинами. А еще раджпуты никогда не сдавались, предпочитая славную смерть позору поражения. Да-а… Немало золота отдал Чач, чтобы вновь собрать войско после того разгрома. Надир даже поморщился. То золото он уже считал своим, а потому напрасные траты оного приводили его в бешенство.

Командиры его войска стояли полукругом: и мусульмане, и буддисты, и почитатели Вишну. Они уже привыкли друг к другу. Все, кроме Амра ибн аль-Аса, который смотрел на идолопоклонников брезгливо, не скрывая своего отвращения. Для него здешние порядки были неприемлемы, но, как человек умный, он признавал их необходимость. Эти люди — данники, дзимми, а значит, они под защитой закона.

— С нами отважнейший Амр, братья, — сказал Надир своим командирам. — Он сподвижник Пророка, да благословит его Аллах и приветствует. Что ты думаешь по поводу будущей битвы, уважаемый?

— Думаю, нужно обойти конницей войско идолопоклонников и ударить прямо в ставку их царя, — сказал старый воин, поглаживая седую бороду.

— Да будет так! Я дам тебе проводников из местных, — не меняясь в лице, ответил Надир, который был наслышан о его тактике. Амр всегда воевал, используя внезапные наскоки конницы и коварные удары с тыла. — Они поклоняются улыбающемуся человеку и ненавидят Чача всей душой. Он принуждает их молиться многоруким богам. Они проведут твой отряд прямо в тыл его войска. Ты убьешь Чача, и о подвиге Амра ибн аль-Аса узнает вся Аравия и все те шакалы, что завидуют твоей славе. Они сами ни разу в своей жизни не подняли меча, но посмели осуждать такого великого воина, как ты. Они захлебнутся своей слюной, узнав о твоих деяниях во имя Аллаха.

Вместо ответа Амр молча склонил голову. Он уже давно перестал удивляться тем переменам, что произошли с этим человеком за последние годы. Раб, потом отпущенник-мавали, потом эмир крошечного острова где-то в море, а теперь повелитель огромной страны, где людей живет в несколько раз больше, чем во всей Аравии. Воистину, на его глазах творилось чудо.

— Помолимся, — сказал Надир, и каждый, кто стоял в его шатре, опустил голову, обращаясь к своему богу.

Два войска построились друг напротив друга. Центр заняли арабы, проверенные в многочисленных войнах. На левом фланге встала конница индийской знати, а на правом — жидкие ряды пехоты из местных племен. Эти шеренги даже издалека смотрелись легкой добычей. Настолько легкой, что Азиз недовольно сказал зятю.

— Они либо не поверят, либо навалятся туда всей силой. Тогда индусов просто растопчут.

— Пусть, — коротко ответил Надир. — Эти обезьяны пришли за богатой добычей, так пусть они ее заслужат, пролив кровь. Когда их сомнут, ты перестроишь центр в квадрат. Чач должен поверить, что смял наш фланг.