Фарцовщик: все деньги мира. Том 2 (СИ) - Тыналин Алим

Но комсомолец не успел ничего сказать. Оглянулся за меня. Выпрямился. Замолчал.

Я обернулся. Сзади стоял Анохин. Мой вечный преследователь.

— Что здесь происходит? — спросил он.

Глава 17

Крышка Одиссею

Ну вот. На ловца и зверь бежит, как говорится. Вот он, наш голубчик. Анохин, комсомольский активист.

Сначала я встревожился. Вдруг сейчас он узнает меня. Вцепится в фальшивую бороду и усы. Начнет трепать.

Кричать, что это и есть тот самый Одиссей. Мол, держите, поймали вора. И все такое.

Но он спросил:

— Что случилось, дедушка? Вы к кому?

Отлично. Вроде ничего не заподозрил. Больше смотрел на Капусту. Подозрительно так. Как будто думал, что у приятеля тесак в кармане.

— Ты мне скажи, мирок, вы почему этих проклятых спекулянтов распустили? — прошамкал я. Подошел еще ближе. Потыкал согнутым пальцем в грудь Анохина. В безупречную белую рубашку с тонким галстуком. — Куда вы смотрите? Вот я тебе расскажу, что у нас во дворе было. Как раз вчера. Или позавчера. На днях, не помню уже, когда. Ты вот меня послушай.

Анохин все уже понял. Перестал внимательно смотреть. Интерес в глазах потух. Наоборот, появилась тоска.

Потом покачал головой. Обернулся по сторонам, ища поддержки. Но его коллега тут же сделал вид, что ему надо идти. Посмотрел на часы, озабоченно пробормотал:

— Ох ты, чуть не забыл. У меня же собрание по «Классовой борьбе на научном фронте» через пять минут начинается. Там Потапов докладывать будет. И еще Хромова пропесочить надо. За пропуски. Ладно, я побежал.

И вправду, тут же смылся. Оставил бедолагу Анохина одного с нами.

— Ну-ка, где твой кабинет, — я тоже огляделся. — Где у вас тут присесть можно? Ноги уже не держат. Я уже весь день хожу. По учреждениям всяким. Правды добиваюсь. Вы могли бы уже сейчас арестовать этого смутьяна Одиссея. Но нет, никому не надо. Все открещиваются. Если тебе тоже не надо, то я пойду. К бабке своей. Под бочок.

Но Анохин снова заинтересовался. Очень даже. Тут же цепко схватил меня за руку.

— Подождите, дедушка. Никуда торопиться не надо. Вы попали, куда надо. Пойдемте ко мне в кабинет. Вы чай будете? Или вам просто воды? — он повел меня по коридору. Обернулся на Капусту. — А вы внук будете? У вас есть, что сообщить? Нет? Тогда подождите здесь, в коридоре. Не мешайте нам, пожалуйста. Скоро ваш дедушка выйдет.

Его кабинет находился в конце коридора. Стандартное такое помещение. Небольшая, уютная комнатенка.

Старенький, но массивный дубовый стол, вращающееся кресло с обивкой из красной ткани, скрипучие стульчики для посетителей. Тяжелые шторы под широким окном. Красный ковер на паркетном полу.

Наверняка Анохин отсюда планировал переселиться. В кабинет поширше. И попросторнее.

Поэтому и рвал жилы. Ловил непокорных фарцовщиков. И всех других смутьянов, нарушителей порядка и хулиганов.

— Садитесь, садитесь, дедушка, — приговаривал он, подвигая ко мне стул. — Ну-ка, расскажите все подробнее. По порядку. Вы пришли как раз по адресу. Мы этого Одиссея давно хотим поймать. Этого нарушителя порядка. Этого строптивца.

Он уселся в кресло, подтянул лист бумаги и карандаш, чтобы делать пометки. Приготовился меня слушать. А мне только это и надо было.

— Ну, так слушай тогда, — я прокашлялся. — Он у меня во дворе торговал, стервец. Прямо устроил там магазин на обочине. Давай из сумки товары раздавать. Всех людей ему какой-то другой пацан приводил. А он им отдавал. И денежки забирал. Я подошел, говорю, ты что же, подлец, совсем совесть и стыд потерял. Как же тебе, такому молодому можно? Спекуляцией поганой заниматься? Продавать тряпки всякие. Тьфу.

Анохин пошевелился. Внимательно всмотрелся в меня.

— Мы с вами до этого не встречались, дедушка? Я где-то вас видел. Но никак не вспомню, где.

Я покачал головой. Снова закашлялся, чуть не задохнулся. Анохин дал мне воды.

— Ты меня не отвлекай. Ну вот, совсем забыл. О чем я там говорил?

Анохин сделал пару записей на бумаге. Почерк у него корявый и непонятный. Как иероглифы.

— Вы говорили, что он у вас во дворе торговал. В открытую. Странно. У нас есть сведения, что он так уже не делает. Торгует с конспиративной квартиры. Она находится… Вы в каком районе живете?

О как. Он уже и про квартиру пронюхал, паскуда. Подбирается все ближе. Надо менять дислокацию.

— Дак тут же, в Тверском, — ответил я. — Неподалеку от Горького. А где живет этот гаденыш?

Анохин сделал еще пометку. Когда писал, сосредоточенно морщил нос.

— Не, он дальше живет. Интересно. Съехал, что ли, с той квартиры? Или опять начал торговать на улице.

Да, мне тоже интересно. А вот еще бы узнать, что за шухер такой вокруг меня завертелся? Это же моя главная цель визита сюда.

— Я тебе вот что скажу, малой, — я перестал кашлять. Подвинулся чуть ближе на скрипучем стуле. — Этот твой Одиссей малый не промах. Я слышал, как к нему так люди обращались. Друзья-товарищи. Бегали там всякие. Я ведь рядом сидел. На лавочке. А он, падлюка, даже ухом не повел, когда я ругался. Почему он такой нахальный? Может, его кто прикрывает из ваших? Поэтому он себя так ведет? Ты мне скажи. Как коммунист коммунисту.

Анохин бросил карандаш. Кажется, я наступил на мозоль.

— Не знаю, дедушка. Вас, кстати, как зовут? Анатолий Михайлович? Очень приятно. Я вам так скажу. Он вообще очень мутный тип. Этот ваш Одиссей. Появился ниоткуда. Как будто вынырнул. Действует нахрапом. Дерзко и решительно. Ничего не боится. Идет напролом. Всегда сухим из воды. Его явно кто-то поддерживает. Но вот что я вам скажу. Есть надежда. Недавно наш первый секретарь горкома, Олешников, за него вплотную взялся. Не было бы счастья, да несчастье помогло. У него дочка есть. У секретаря. Так вот, она хотела джинсы себе купить. У этих проклятых фарцовщиков. И этот Одиссей ей подделку продал. Самострок у них называется. Фальшивка.

Я долбанул кулаком по столу. Вот уроды. Кто это был? Поймаю, уши на пятки натяну.

— Вот-вот, — Анохин остановился, посмотрел на меня. Одобрительно кивнул. — Олешников тоже разозлился. Разбушевался. Сказал, что всех фарцовщиков в бараний рог скрутит. Тут же дал команду. Спекулянтов этих разогнать. Одиссея поймать. Посадить. Показательно судить. По всей строгости закона. Чтобы никому неповадно не было. Чтобы все знали, чем это грозит. И больше не смели за импортными шмотками гоняться.

Он перестал ходить туда-сюда. Остановился. Снова уселся за стол.

— Так что, вы, Анатолий Михайлович, очень нам помогли. По какому адресу вы живете? Мы туда патруль пошлем. Комсомольскую дружину.

Я наморщил лоб. Пару минут вспоминал адрес. Наконец, назвал улицу подальше. От гостиниц и «Березки».

— Он хитрый и скользкий, — продолжал Анохин. — Второй раз уже к вам не сунется, скорее всего. Но, видимо, где-то там рыскает. Поэтому, мы ваш квартал прочешем. Может, поймаем. Спасибо вам, Анатолий Михайлович. От лица комитета комсомола Тверского района. Большое пламенное спасибо.

И в порыве чувств крепко пожал мне ладонь. Потом поморщился.

— А у вас сильные руки. Ну, рад был побеседовать.

Быстренько выпроводил меня из кабинета. В коридоре меня встретил Капуста.

Мы вышли из здания. Навстречу вышел Бочка. Он лузгал семечки.

Я семенил по-стариковски. Пока мы не отошли подальше. Наконец, подошли к станции метро.

— Ну, что там? — спросил Капуста. — Узнал?

Я кивнул.

— Значит так. Бери своих оболтусов. Пушкина и Змея. Хотя нет, пусть продолжают заниматься. Тем, что я поручил. Ты сам займись этим. Прямо сейчас. Не отходя от кассы. Пробей все про дочку Олешникова. Кто такая? Где учится или работает? Что предпочитает? Какого цвета у нее зубная паста? Короче, все. И кто из наших продал ей самострок. Из-за этого весь кипеш поднялся. Надо быстро все решить.

Капуста присвистнул.

— Вот оно что. Неужели это мы прокололись? Но не может быть. У нас самострока не было. Только фирма. Или кто-то другой пихнул? А тобой просто так прикрылся? Ладно, узнаю. А с Косматым что делать будем?