Джим Батчер - Холодные дни
– Готовы? – спросил я.
Молли уже держала свои маленькие волшебные палочки, по одной в каждой руке. Томас расхаживал по трапу со скучающим видом. Я кивнул им, повернулся и в несколько быстрых шагов спустился с дока на каменистую почву острова.
Моя связь с островом была невероятно мощной – но лишь тогда, когда я физически находился на нем. И сейчас, лишь только я ступил на него, как знание хлынуло в меня, сквозь меня – цунами абсолютной информации, которое должно было бы подавить чувства и полностью дезориентировать меня.
Но ничего подобного не случилось.
Это была красота интеллекта, чистое, универсальное знание. Пока я стоял на острове, понимал его с легкостью, но объяснить его не представлялось возможным. Знания острова просто вливались в меня. Я мог сказать, сколько на нем деревьев (семнадцать тысяч четыреста двадцать девять), сколько было повалено летними штормами (семьдесят девять) и сколько яблонь сейчас плодоносят (двадцать две). Мне не нужно было как-то концентрироваться на этом или выуживать знания из острова. Я просто думал об этом – и знал, так, как знал, к чему прикасаются мои пальцы, как знал, какая пища издает тот или иной запах.
На острове мы были одни. Это я знал. Но я также ощущал какую-то глубинную тревогу, томительное предчувствие. Описание Молли полностью подтвердилось. Что-то было не так: над островом нависло какое-то чудовищное напряжение – давление, настолько ощутимое, что даже деревья стали отклоняться от центра острова и тянуть свои ветви к водам озера. Если бы не мое обостренное понимание острова, я никогда бы не смог ощутить сдвиг тысяч и тысяч ветвей на дюймы – но это происходило именно так, здесь и сейчас.
– Все чисто, – сказал я. – Здесь нет никого, кроме нас.
– Ты уверен? – спросил Томас.
– Абсолютно, – сказал я. – Но держусь начеку. Если почувствую чье-то появление, выстрелю.
– Погоди-ка, – сказал Томас. – Куда это ты собрался?
– Вверх по холму, – ответил я. – Э-э… до башни, по-жалуй.
– В одиночку? Уверен, что поступаешь разумно? – спросил он.
Молли стояла на краю причала. Она присела, вытянула руку и коснулась ею земли острова. Провела по ней пальцами – и внезапно отдернула. Девушка содрогнулась:
– Кгм… Да… Нам не стоит сходить с причала. Не сегодняшней ночью.
В голосе Томаса звучало недовольство:
– Остров сегодня не в настроении?
– Думаю, с нами может произойти что-то плохое, если мы попытаемся пойти с ним, – обеспокоенным голосом пояснила Молли. – Что бы там ни было… Духоприют хочет, чтобы один только Гарри увидел происходящее.
– Почему бы ему просто не сочетаться с Гарри узами брака? – процедил Томас.
– Уже. Вроде того, – сказал я.
– Мой братец… геосексуал?
Я фыркнул:
– Воспринимай его как делового партнера. И будь счастлив, что он на нашей стороне.
– Он не на нашей стороне, – тихо произнесла Молли. – Но… думаю, он может оказаться на твоей.
– Это одно и то же, – предупреждающе сказал я, обращаясь к острову в целом. – Ты слышал? Они мои гости. Будь с ними вежлив.
Ритмически вибрирующая напряженность, исходившая от острова не изменилась. Ни на йоту. Словно холодная могучая неподвижность древнего ледника, который не дрогнет в ответ на потуги эфемерного маленького смертного, неважно, чародей он или нет. У меня было такое чувство, что понятие «вежливость» просто отсутствовало в словаре Духоприюта. Что ж, довольствуемся тем, что он хотя бы воздерживается от насилия.
– Мы еще поговорим, – сказал я острову, стараясь, чтобы мой голос звучал угрожающе.
Духоприюта это не озаботило.
Я едва слышно чертыхнулся, взвалил «винчестер» на плечо и отправился в путь.
Шагая по острову, испытываешь странное ощущение. Это словно разгуливая внутри собственного дома в темноте, с той разницей, что я не знал ни один дом настолько хорошо, насколько знал остров. Я чувствовал, где лежит каждый камешек, каждая ветка, которая может встретиться на пути – ощущал это, даже не получая никаких сигналов от органов чувств. Идти в темноте было так же легко как при солнечном свете – даже легче. Зрением я не пользовался. Но каждый сделанный мною шаг был тверд, эффективен и точен.
В темноте я миновал полосу кустарника, не издав ни звука и ни разу не споткнувшись. На ходу я отметил, что Молли была права: столкновение энергий в воздухе создавало такой диссонанс, что большинство животных поспешили убраться отсюда, во всяком случае, те, что могли удрать. Олени исчезли. Исчезли птицы и еноты, не стало и скунсов. И, хотя до ближайшего берега озера расстояние ого-го, животные порой проплывают гораздо дальше. Мелкие млекопитающие – мыши, белки и прочие – остались, хотя и столпились на десятиметровой прибрежной полосе по всему периметру острова. Благодаря этому змеи радостно набивали утробы – они были явно слишком тупы для того, чтобы воспринимать надвигающуюся большую беду.
Я нашел тропинку к вершине холма – самой высокой точке острова – и двинулся по ней. Чтобы облегчить подъем, в склоне были вырублены неровные ступеньки – достаточно коварные, если двигаться по ним без должной осторожности или не знать остров.
На вершине холма некогда стоял каменный маяк. Сейчас это был изъеденный временем бункер, башня которого обрушилась давным-давно. Рядом с рухнувшей башней из осыпавшихся камней кто-то собрал небольшой домик. Когда я впервые увидел его, он представлял собой приземистое квадратное сооружение без крыши. Мы с Томасом собирались настелить крышу, чтобы у меня появилось место для ночевки на острове – место, где я мог бы развести огонь и согреться, но мы не успели этим заняться, потому что возникла масса неотложных проблем. Домик так и остался пустым, жалким и заброшенным, но сейчас, подходя к нему, я видел, что внутренние его стены окрашены мягким золотистым светом. В воздухе чувствовался запах дыма.
Кто-то развел для меня огонь. Я пробирался вперед с удвоенной осторожностью, сканируя окрестности всеми чувствами, и глазами, на случай, если мое всезнание окажется почти всезнанием, но так и не почуял никакой угрозы. Я вошел в хижину и осмотрелся.
В очаге горел огонь, а на раскладном столе лежала груда наполненных едой массивных пластиковых контейнеров, в которых продукты могут не портиться по несколько месяцев. Такие контейнеры не по зубам даже грызунам и прочим мелким воришкам. В другом ящике находилось походное оборудование. Оттуда я выудил кофейник, который наполнил водой из старого насоса, стоявшего у входной двери. Засыпав в него пару горстей кофе, я подвесил кофейник на вращающийся вертел камина и пододвинул к огню.
Затем я достал череп и положил его на стол.
– О’кей, Боб, – сказал я. – Есть работенка. Ты все слышал?
– Да, да, – отозвался Боб, а в его глазницах замелькали огоньки. – Остров скоро должен бабахнуть или что-то в этом роде.
– Наша миссия: узнать, что происходит, почему и как нам все это остановить.
– Боже, Гарри, сам я никогда об этом не задумался бы!
– Материал из разряда совершенно секретных, – сказал я. – Все, что ты здесь узнаешь – только для моего и твоего сведения. Если попадешь в руки к кому-нибудь другому, все знания и всю информацию о сегодняшнем вечере надо упрятать куда-нибудь подальше, в надежные тайники. Только не вздумай лепить из себя еще одну личность, как ты проделал со Злым Бобом.
– Полная секретность, ясное дело, – отрапортовал Боб. – Кстати, чтобы накопить энергетический момент, необходимый для создания нового меня с твоей помощью, нам понадобится не одна ночь. И вообще: чтобы это произошло, мне действительно нужно узнать что-то.
– Меньше язвительности, больше анализа, – сказал я.
Лучи, выходящие из глазниц черепа, разгорелись ярче. Они прошлись влево и вправо, вверх и вниз, сканируя территорию, как тюремные прожекторы. Боб что-то задумчиво мурлыкал.
Я же занялся кофейником. После того, как кофе пару минут покипел, я снял его с огня, плеснул немного холодной воды из насоса, чтобы осела гуща, и налил себе чашку. Потом добавил сухих сливок и приличную порцию сахара.
– Пил бы уж просто сироп, – пробормотал Боб.
– И это говорит тип, у которого даже нет вкусовых рецепторов, – парировал я. – Я тебя привез сюда, чтобы ты осмотрелся.
– Угу, – рассеянно отозвался Боб.
– И? – спросил я.
– Кгм, – произнес Боб. – Я все еще работаю над внешним слоем заклинаний на камнях этой хижины, Гарри.
Я нахмурился:
– Э-э… Что?
– Ты ведь в курсе, что там символы, верно?
Я отхлебнул кофе.
– Конечно, – сказал я. – Они вроде как засветились, когда…
Тошнотворные, отупляющие ужас и боль на несколько секунд заполнили мои мысли. Пару лет назад я воспользовался чародейским Взглядом, чтобы заглянуть внутрь не той твари, с которой это стоило проделывать, и это была не та ошибка, которая легко забывается. Теперь память об истинной сущности чудовища хранилась в моей башке, она не исчезнет и не изгладится – никогда.
