Сергей Шкенев - «Попаданец» на престоле
Черт побери, неужели все держится на тонкой ниточке, оборви которую, и… Или не будет этого самого «и»? Что успел сделать хорошего за прошедшие со времени неудачного покушения месяцы? Ни-хре-на! Нечему пока рушиться. Бесформенная масса зависла на краю пропасти, и вроде далеко, и вроде и не край вовсе… я лишь уперся плечом, не давая катиться. Хотят помешать сделать шаг вперед, отодвигая страну от зияющей бездны? Хрен! Всем! Назло, наперекор… жилы порву, а выдержу! Дурак? Пусть так, зато упрямый дурак, и упрямства занимать не буду, своего выше головы.
— Пиши указ, граф!
Бум-с! Направившегося за пером и чернильницей Аракчеева сбило с ног распахнувшейся дверью. Возникший в проеме гвардеец стянул похожую на богатырский шлем шапку и судорожным движением размазал по лицу смешанную с потом серую пыль:
— Беда, государь! Англичане со шведами в Петербурге!
Документ 15Докладной регистр Курмышскаго городническия правления на июнь 1801 г. о слушании дела «Курмышскаго чорта»
Материя бумаги: № 71. Маия. 20. Запрос дворовой девке, Настасьи Сергеевой, коим показала, что в доме вдовы Прасковьи Федоровой Раздьяконовой, в течении сего месяца дней с шесть со двора в стену и в самой избе неизвестно от кого стук и бросание камнями происходило, и 14-го числа маия вечером, во время бытности в доме Раздьяконовой, каким образом упал с потолка кирпич — не видала, но от стука онаго, лежавши на полатях, проснулась и видала харю с пятаком да рогами.
Резолюция: Как из онаго допроса видно, что дворовая девка Сергеева учинила в кинутии с полатей кирпичом, а также и в разном стуке, запирательство и сообщников в намерении причинить зло вдове Раздьяконовой никого не открывает, то к уличению отобранных от показаний посланных от меня полицейских служителей для раскрытия, каким образом происходил стук на дворе и от находящихся когда брошен был с полатей кирпич во время бытности моей для развеевания, а также и от понятых сторонних людей, которые при мне и уездном стряпчем находились в избе, отобрать показание.
Материя: № 72. Маия. 20. Показание полицейских служителей Свешникова, Лукьянова и Чамалина, коим удостоверяют, что сего месяца 11, 12 и 13-го чисел для присмотру около дому вдовы Раздьяконовой в секретных местах с 8-го до 1-го часу ночи находились и точно стук и бросание камнями слышали, а тако же видели след раздвоенного копыта на крыльце.
Резолюция: Означенное показание полицейских служителей приобщить к делу.
— № 73. Маия. 21. Показание города Курмыша жителей Михаила Полякова с товарищами, всего 12 человек, коим удостоверяют, что по бытности их в доме Прасковьи Раздьяконовой 15-го числа сего месяца с г. городничим и стряпчим, с 8-го до 1-го часу ночи никакого стука и бросания камнями не происходило.
Резол.: Оныя показания приобщить к делу.
— № 74. Маия. 22. Показание мещанина Максима Малюгина, коим показал, что в доме вдовы Прасковьи Раздьяконовой 12, 13 и 14-го чисел бросание камней происходило.
Резол.: Учинить тоже.
— № 75. Маия. 22. Показание вдовы Прасковьи Раздьяконовой, коим удостоверяет, что г. городничему о происходящем в доме ея неизвестно от чего стук, бросание камней, чулок и лаптей, а также и о девке Настасьи Сергеевой, что находится в болезни, сказывала.
Резол.: Оное показание приобщить к делу и, сделав особое постановление, сообразя все дело по порядку, отослать в разсмотрение и с подозревающейся девкой в уездный суд, приполнив, буде нужно, от священника Троицкой церкви показание, то бы уездный суд чрез кого следует у чорта истребовал. Самое дело отметить решенным.
ГЛАВА 15
Санкт-Петербург. Михайловский замок.
19 августа 1801 г.
Михаил Илларионович пил чай. Замечательно вот так в полдень выпить чаю — крепкого, горячего, с липовым или гречишным медом. И махонький походный, на два стакана всего, самовар на столе, принесенный заботливым денщиком. Хорошо! Блюдечко на растопыренных пальцах, кружит влетевшая в раскрытое окошко пчела… Лепота! Так бы сидел и сидел, не обращая внимания на близкую ружейную пальбу, битое стекло под ногами, прикорнувшего на диванчике адъютанта с перевязанной головой, свой собственный, простреленный в нескольких местах мундир. Чаепитие — это святое.
И отдохнуть хочется. Чай, не мальчик, по улицам-то бегать, подбадривая солдат, раздавая зуботычины оробевшим ополченцам, расстреливая двух английских офицеров, ошибочно полагавших себя попавшими в плен. Не мальчик, да… годы прожитые тяжким грузом на плечах повисли. Хотя, надо сказать, с некоторых пор будто сил прибавилось — одышка проклятая исчезла, мигрени пропали, и прочие, довольно многочисленные болячки то ли затаились, то ли вообще трусливо отступили. Жить стало лучше, жить стало веселей.
Только не торопился генерал от инфантерии Кутузов радоваться внезапно появившемуся здоровью, слишком подозрительны оказались его причины. Да какие, в песью задницу, подозрения?! Причина проста и двусмысленностей при толковании не подразумевает — в Михаила Илларионовича вселился бес. Своеобразный, надобно сказать. Пренебрегая прямыми обязанностями по погублению христианской души, враг рода человеческого не предлагал подписать договор кровью, не обещал исполнения любых желаний. Даже златых гор, и тех не сулил. Но измывался нечистый так, будто подготавливал заранее к адским мучениям: поднимал каждое утро ни свет ни заря, заставлял обливаться холодной водой по суворовской методе, проводил странные экзерциции, называемые «физической зарядкой». И так уже почти половину года.
Пришлось привыкать к постороннему голосу в голове, от которого не спасали ни молитва с постом, ни святая вода с причастием. Упорный бес попался, ничем не пробиваемый. Советы, правда, давал весьма дельные, пусть даже на взгляд современной военной науки кажущиеся безумными. Что только стоило предложение тренировать войска в рытье окопов! Это же нелепо и совершенно противоречит здравому смыслу! Ну зачем траншеи в чистом поле, это же не осада крепости?
Спорили долго, причем вселившийся бес грозил Соловками и неведомым особым совещанием, и неизвестно, чем бы закончилось противостояние, но поступившие из Петербурга циркуляры подтвердили правоту злого духа. На радостях нечистый потребовал цимлянского, после чего притих на три дня. Ровно до того момента, как пришла новость о нападении английской эскадры на Ревель.
Последующий месяц в воспоминаниях Михаила Илларионовича отсутствовал — он снова осознал себя только в Кенигсберге, куда, оказывается, пришел с требованиями к прусскому королю немедленно выполнить союзнические обязательства и отправить флот на поимку фашистского прихвостня адмирала Горацио Нельсона. Образовавшийся скандал удалось замять. По слухам, пруссаки до сих пор нервно вздрагивают при упоминании письма с принесенными извинениями, написанного лично императором Павлом Петровичем.
Тяжелее всего пришлось Кутузову чуть позднее, когда бес услышал о проведенном в столице параде и зажигательной речи государя. Это генерал пережил с трудом и совсем было собрался подать в отставку по причине помрачения ума — нечистый не позволил. И Михаил Илларионович смирился, даже поддался на уговоры, отправившись в столицу испрашивать высочайшую аудиенцию. Царя не застал. Но скучать не пришлось — в далеко не самое прекрасное утро загрохотали форты Кронштадта, возвещая о визите незваных гостей.
Объединенные морские силы шведов и англичан связали боем Балтийский флот, а по городу ударил высадившийся вне досягаемости русских пушек десант. Неприятельские корабли раз за разом предпринимали бомбардировки, по странному стечению обстоятельств совпадавшие с попытками кронштадтцев отправить помощь гарнизону столицы. Но Петербург держался, несмотря на то, что наступавшие шведские полки, слегка разбавленные шотландцами, превосходили защитников численностью более чем в два раза.
Так получилось — пришлось самовольно принять командование и возглавить оборону. Вселившийся бес ликовал и с буквально нечеловеческой энергией выдавал все новые и новые прожекты. Одним из таких предложений было вооружение добровольцев из статского населения и формирование из них ополчения. Оно умирало сейчас где-то на улицах, а генерал с повязкой на глазу пил чай. С трудом сдерживал злые слезы, пил чай и разговаривал сам с собой.
— Знаешь, Миша… — По молчаливому соглашению Михаил Илларионович не стал изобретать собеседнику новое имя, обойдясь собственным. Тот не возражал. — Мне кажется, Миша, что император отправит меня на плаху…
— За что, товарищ Кутузов?
— Да за все.