Андрей Валентинов - Око Силы. Третья трилогия. 1991–1992 годы
– Нарак-цэмпо… Нарак-цэмпо… Нарак-цэмпо…
Тибетец стоял в воротах, подняв обе руки, словно пытался загородить путь. Варфоломей Кириллович тоже заметил его, но спокойно шел дальше, прямо в проем ворот.
– Стой, старик, – ровным, без малейшего выражения, голосом проговорил Нарак-цэмпо, не опуская рук. – Ты нарушаешь закон. Это уже не твоя земля, ее люди много лет назад отреклись от твоего хозяина и разметали твои кости. Уходи, откуда пришел, и не мешай нам.
Варфоломей Кириллович на мгновение задержал шаг. Правая рука поднялась в крестном знамении:
– Прочь!
Яркая вспышка, На мгновение глазам стало больно, но через секунду, когда он вновь смог видеть, Лунин облегченно вздохнул – в воротах никого не было, путь свободен, лишь легкий прах клубился под ветром на месте, где только что стоял Нарак-цэмпо.
Они вышли наружу и не спеша двинулись вдоль высокой ограды, после чего свернули в лес. Тропинки разбегались перед глазами, и Келюс остановился в нерешительности.
– Иди смело, воин Николай, – старик кивнул на одну из малозаметных троп. – Ведомы сии места мне. Прежде ходил я здесь, когда от пустыни нашей в Столицу добирался.
– Варфоломей Кириллович! Извините, я… вы… столько раз меня выручали, а я даже спасибо не сказал!
– Однако сказал же, – на лице священника вновь промелькнула улыбка. – Невелика моя заслуга. Ты бы и сам, воин, выбрался, да враги твои чернокнижием сильны. А тут и я пригодиться могу.
Николай вновь кивнул. Конечно же, православные священники способны дать бой этим «черным». В атеистической душе Келюса шевельнулось что-то вроде раскаяния.
– Спасибо… – вздохнул он. – А вы, значит, монах?
Варфоломей Кириллович задумался.
– И так сказать можно. Из Ростова семья наша. Батюшку моего сослали с женой да с нами, малолетними. В лесах и вырос. Там и в обитель пошел.
– А-а! – понял Лунин. – Так вы из раскулаченных? Вот коммуняки, никого в покое не оставят! Варфоломей Кириллович, вы должны потребовать возвращения имущества. Сейчас закон вышел…
– Хлопотно сие будет, – усмехнулся старик, – ежели мне, грешному, добро отцово востребовать. Да и ни к чему, лет прошло немало. Бог им всем судья!.. Не держи гнева на врагов, воин Николай. Тот, в Кого ты не веришь, учил прощать…
– Ну, нет! – давняя атеистическая закваска сразу дала о себе знать. – Убийцам этим? Волкову?
– И ему… Не только ненависти, но и жалости достоин тот, кого ты так зовешь. В давние дни был он воином славным, в граде великом правил, в битвах ратоборствовал, тайны многие постиг. Много ему дано от Господа. И кто знает, может, и не его вина, что стал он нелюдем…
– А, все равно! – махнул рукой Лунин. – Колом его осиновым! А еще лучше – огнеметом!..
– Не в том огне гореть ему. Слыхал я, что, погубив душу свою, позабыл он имя, от Бога данное. Ежели вновь услышит его, то порвется цепь, что душу сковала…
Услыхав такое, Келюс лишь недоуменно пожал плечами. Между тем старик, постояв, неторопливо зашагал по тропинке вглубь леса. Николай поспешил следом.
– Я… Извините, конечно. Гипноз, экстрасенсорика и прочее, бином… Но с такими, как Волков, хороши другие средства – посильнее… К тому же его Всеславом зовут!
– То не имя, – возразил Варфоломей Кириллович. – Не так его во Святом крещении нарекли. По крестному имени зовет человека Бог. Но пока своего имени Волков не вспомнит, а сие не под силу ему, да он и не тщится, ходить ему по земле яртом. И ему, и тем, кого он губит…
– Кора! – вспомнил Келюс. – Варфоломей Кириллович, а как ей можно помочь? У вас… Ну, в монастыре, наверно, такое лечили?
Старик остановился, покачал головой:
– Не ведаю. Говорят лекари ученые, что сие – только болезнь, да только как лечить, не знают. А я так понимаю – не отпустит ее Волков. Но как только душа его в геенну изыдет, и ее душа от муки кромешной избавится. Но не впади в соблазн, воин Николай! Многое может чернокнижие, но, ее спасая, себя погубишь, а ее не вызволишь.
Он пошел дальше, а Николай остался стоять в полной растерянности. Кора излечится, если убить Волкова? Странно, но какая-то логика в этом ощущалась.
Спохватившись, Келюс быстро догнал старика. Несколько минут они шли молча, пока не добрались до небольшой поляны. Варфоломей Кириллович указал на одну из тропинок:
– Ну, воин Николай, иди… Да не отымет Тот, Кого вспоминаешь ты так редко, от тебя десницы Своей!
Старик ускорил шаг и внезапно свернул на боковую тропу, уходившую куда-то в лесную глушь. Келюс поспешил было за ним, но тут же остановился. Тропинка была пуста.
Глава 8. Манускрипт Гийома де Ту
В сухом, едва тронутом осенью лесу, было спокойно. Келюс шел быстро, почти бежал, радуясь тому, что жив и свободен. За последние дни он смог оценить значение этих слов. Но к радости примешивалась тревога. Он возвращался в Столицу, где его ждали не только друзья.
В голове все перепуталось. Ясно одно – влип он крепко, ибо посмел прикоснуться к самому страшному – к тайнам власть предержащих. Комната в Белом Доме, загадочная «Тропа», не менее загадочные «Большие Мертвецы», а тут еще и какое-то Око Силы! Может быть, так называют скантр? Почему-то вспомнилась таинственная карта из серой папки. Объект № 1! Не там ли это Око? Горы – Тянь-Шань, Памир или… все-таки Тибет? Но ведь Тибет – территория КНР! И почему изобретением русского гения Тернема занимаются именно бхоты?
Тем временем деревья стали редеть. Тропинка вывела Лунина прямо на Окружную дорогу. Николай вздохнул, представив себе путь до ближайшей автобусной остановки, но долго путешествовать не пришлось – за перекрестком его остановил милицейский патруль. Документов у подозрительного небритого парня в мятой одежде не оказалось, и стражи порядка принялись за основательные расспросы. Внезапно один из них, хлопнув себя по лбу, достал из планшета большое свежеотпечатанное объявление, украшенное плохо выполненной, но все же узнаваемой фотографией пропавшего без вести Лунина Николая Андреевича, разыскиваемого уже третий день всей Столичной милицией.
Дальнейшее запомнилось смутно. Лунина, усадив в коляску мотоцикла, с ветерком доставили прямиком на Огарева, где гордые патрульные передали его из рук в руки какому-то важному полковнику. Тот отвел Келюса в большой кабинет с портретом Железного Феликса в полный рост, куда вскоре набежала дюжина офицеров, и Николаю пришлось долго рассказывать о своих злоключениях. Лунин описал обстоятельства ареста на Головинском со всеми подробностями, равно и странную базу за Окружной, но о причинах случившегося не проронил ни звука. Кажется, это всех устроило. Николаю сообщили, что виновник его незаконного ареста полковник Курбяко (вероятно, тот самый щекастый) исчез, и его ищут. Правда, об этом было сказано таким тоном, что Лунин понял – искать щекастого станут долго.
Потом в кабинете появился угрюмый Фрол, буркнувший: «Привет, Француз». Лунина и дхара пригласили пройти вниз, где посадили в черную «волгу» и повезли куда-то в центр. Келюс надеялся оказаться дома, но их высадили у большого двухэтажного особняка, где уже толпились журналисты, тут же ослепившие Келюса блеском фотовспышек. От интервью Лунин отказался и быстро прошел, сопровождаемый Фролом и милицейскими чинами, на второй этаж. Там их встретила возбужденная толпа, бросившаяся к Николаю с поздравлениями и расспросами. Лунин не без удивления узнал Калерию Стародомскую, запомнившуюся ему еще по избирательной компании, и двух-трех демократов калибром поменьше. Здесь же присутствовал Мик, неузнаваемый в новом изящном костюме и модных очках в золотой «профессорской» оправе.
Келюс долго благодарил за помощь, охотно подтвердил родившуюся на ходу версию о том, что похитители, узнав, что их имена известны (опять прозвучала фамилия Курбяко), вынуждены были отпустить пленника под напором требований возмущенной демократической общественности. Затем все выпили кофе, и Николай наконец-то получил возможность передохнуть. Приятели уселись в потрепанные «Жигули», принадлежавшие, как выяснилось, все тому же Мику, и поехали в Дом на Набережной.
– Че, сильно били, Француз? – тихо поинтересовался дхар, когда машина уже въезжала во двор. – Вид у тебя, елы…
– Не-а, – вяло покачал головой Лунин. – Не били. Наркотики…
– Во гады!
В квартире оказалось неожиданно много народу. Там была Кора, заметно пришедшая в себя после их встречи на Головинском, художница Лида, глядевшая на Келюса с плохо скрытым восхищением, мрачный Корф и неизвестный молодой человек в цивильном.
После первой бури восторгов Корф решительно провел Лунина в кабинет. Вслед за ними проследовал и «цивильный».
– Понял, – кивнул Лунин, когда ему было предъявлено удостоверение в красной обложке с гербом.
– Извините, Николай, – виновато вздохнул барон. – Я бы ничего не сообщил им, но речь шла о вашей жизни…
