Андрей Валентинов - Око Силы. Третья трилогия. 1991–1992 годы
Выводы оказались невеселыми. Из него вытрясут все, а потом Келюс исчезнет, падет жертвой «врагов демократии». Почему бы и нет? Ведь он защищал Белый Дом, был даже ранен… Почему-то собственное участие в этих событиях, которым Лунин так гордился, теперь вызывало только стыд. Приходило на ум то, о чем не думалось раньше, в августовской горячке. А что если Белый Дом атаковали бы по-настоящему? Сотни трупов? Танки прошли бы сквозь толпу, как сквозь масло! А может, как уже поговаривали неглупые люди, твердыню демократии никто и не думал штурмовать? Келюс уже знал, что колонна, которой они преградили путь, уходила из города. Что же было на самом деле? Спектакль? Масштабный, страшный, с настоящими жертвами, в числе которых Келюс не оказался совершенно случайно? А в это время в небольшой комнатке на восьмом этаже вершилось главное…
Весь следующий день Лунин по-прежнему ждал допроса, но его не беспокоили. Охрана приносила еду, Келюса вывели на короткую прогулку во двор, но никто, даже Китаец, им не интересовался. Вначале это обрадовало, но затем Николай ощутил беспокойство и странное нетерпение. Он уговаривал себя, что задержка – лишь на пользу, время пригодится его друзьям, чтобы принять меры, но нетерпение росло. Хотелось одного – скорее! Не специально ли это придумано? Ожидание – не худший способ «размягчить» узника.
Так прошли еще два дня. Завтрак, короткая прогулка, обед, ужин… В недолгие минуты, когда Николай оказывался вне стен камеры, он пытался осматриваться. Понять удалось одно: он на военном объекте. Часовые, проволока, охраняемые здания… Правда, все военные были без погон и знаков различия, в одинаковой пятнистой униформе. Постройки старые, еще довоенные, но где-то дальше, судя по всему, находилась вертолетная площадка. На бандитское логово все это никак не походило. Режимный военный объект? Значит, он узник не разбойничьей шайки, а той самой власти, которую защищал в августе?
Вечером третьего дня, после ужина, Келюс внезапно почувствовал себя странно. Закружилась голова, в ушах послышался легкий далекий звон, все тело охватила слабость. Лунин присел на койку, затем, не выдержав, прилег. Мелькнула запоздалая догадка: что-то подмешали в еду. Значит, решили отравить? В голове начало мутиться, руки забило мелкой дрожью, дальний угол комнаты стал расплываться… Впрочем, никакой боли не чувствовалось. Напротив, неподвижное тело обрело странную легкость, слух, уже не улавливающий никаких реальных звуков, наполнился странными, нездешними голосами. Глаза еще видели, но словно сквозь небольшое круглое окошко, окруженное расплывающимся радужным туманом.
Не слухом, а по какому-то колебанию воздуха Келюс понял, что дверь в камеру отворилась. Кто-то подошел – но тут перед глазами встала серая пелена. Лунин ощущал только взгляд – внимательный, любопытный. Это продолжалось долго, очень долго, наконец, когда пелена пропала, камера вновь была пуста. Потянулись долгие минуты, и вот снова кто-то вошел. На этот раз Лунин видел гостя. Желтоватое узкоглазое лицо, покрытое глубокими морщинами, темный плащ, похожий на балахон, маленькая круглая шапочка. Они уже встречались – в Белом Доме, возле комнаты на восьмом этаже. Старый тибетец…
– Приветствую вас, Николай Андреевич.
Голос звучал по-русски с легким акцентом, но чисто, без всякого выражения и эмоций. Келюсу даже показалось, что слова возникают сами собой в его сознании. Губы старика шевелились, но еле заметно, почти не разжимаясь.
– Для начала я хочу кое-что уточнить. Это не займет много времени…
Лунин хотел было возразить, что не намерен беседовать в подобной обстановке, но внезапно темные глаза гостя приблизились и словно выросли. Николай почувствовал, как звон в ушах переходит в глухой резкий гул…
…Тишина – абсолютная, недвижная. Каким-то краешком Келюс продолжал ощущать себя, но время остановилось. Сколько это тянулось, понять было невозможно, но вот откуда-то издалека послышался резкий повелительный голос:
– Очнитесь, Николай Андреевич!
Вздрогнув, Келюс открыл глаза. Смуглое лицо смотрело бесстрастно и холодно.
– Извините за подобный метод. Он, по крайней мере, не сопряжен с физическими страданиями. Итак, теперь я знаю все, и мы можем поговорить…
Лунин понял: его заставили все рассказать! Для того и подмешали наркотик – чтобы ослабить волю…
– Как я понял, вы уже догадались почти обо всем. Да, вы, Николай Андреевич – опасный свидетель. Вы увидели, как действует «Тропа». Это небольшая тайна, но мы ее очень бережем. К сожалению, благодаря оплошности других людей вы познакомились с некоторыми важными документами. Вы коснулись Тайны Больших Мертвецов и даже что-то знаете об Оке Силы. Это очень плохо – для вас. Есть два выхода, и оба вас не устроят. Первый – тот, которого вы так опасаетесь. Второй – не лучше, но об этом сейчас не будем. К вашему счастью, тот, кому я служу, не желает такого. Почему – не так важно. Скажем, вы родственник его очень давнего и упорного врага. Тот, кому я служу, по-своему справедлив, и не хочет, чтобы ваше устранение походило на месть…
Лунин невольно удивился, но тут же пришла догадка. Старик говорил о его деде, старом большевике Лунине! Вот, значит, как? С кем же враждовал бывший нарком?
– …Но вы слишком опасны, чтобы вас просто отпустить с миром. Итак, вы останетесь здесь и, боюсь, надолго. Через некоторое время вас переведут в более приличные условия, и мы встретимся снова. Меня зовут Нарак-цэмпо, запомните это имя…
– А что будет с остальными?
Это было первое, о чем решился спросить Келюс.
– Забудьте о них. Впрочем, вы имеете шанс несколько улучшить свое положение. Нас беспокоит Соломатин. Он может быть опасен, а поэтому его следует обезвредить как можно скорее. Надеюсь, вы окажете нам помощь? Это зачтется…
Лунин попытался усмехнуться. Они хотят «обезвредить» Фрола? Не выйдет, воин Фроат им еще покажет!
– Подумайте. Вы, конечно, догадываетесь, что у нас есть способы убеждения. Некоторые из них вам не понравятся. До встречи, Николай Андреевич.
Смуглое морщинистое лицо начало расплываться, и Келюс ощутил, что вновь теряет сознание. Странные голоса зазвучали в полную силу, свет перед глазами померк, и Лунин провалился в немую бездну. Тьма поглотила его; исчезли не только мысли, но и ощущение себя самого – последнее, что теряет человек…
Когда он очнулся, камера была пуста, голова казалась свежей, и все случившееся в первую секунду представилось Николаю ночным кошмаром. Но кошмар был наяву: легкая дрожь пальцев еще не прошла, в ушах звучали отзвуки странного хора, и с каждой пульсацией крови в висках отдавалось эхом непонятное имя – Нарак-цэмпо…
Первая попытка встать оказалась неудачной – слабость брала свое. Собравшись с силами, Лунин вновь привстал, и на этот раз дело пошло успешнее. Он сделал несколько шагов по камере. Одурь постепенно уходила, и, вспомнив Корфа, начинавшего каждое утро с неизменной гимнастики, Келюс принялся проделывать какое-то подобие зарядки. Впрочем, его хватило всего на несколько упражнений. «Нарак-цэмпо… Нарак-цэмпо…» – стучало в голове. Наконец-то все стало ясно! Его пока не убьют. Пока… Зато всех остальных ждет смерть. Вновь вернулся страх – безграничный, парализующий волю и чувства…
– Не бойся, воин Николай…
Келюс замер, затем обрадовано вскрикнул и оглянулся. Варфоломей Кириллович стоял посреди камеры – такой же спокойный и уверенный, как и той страшной августовской ночью. Почему-то в первый миг Николая совсем не удивило, каким образом старик очутился в его камере.
– Здрав ли ты? – продолжал тот, улыбаясь уголками губ. – Как твой сосуд скудельный, что ты «черепушкой» величал?
– Спасибо, уже не болит… – Лунин наконец-то обрел дар речи. – Варфоломей Кириллович! Вы… Вы знаете? Здесь они…
– Ведаю, воин Николай, все ведаю… Пойдем!
Это было сказано так просто, что Лунин лишь послушно кивнул. Варфоломей Кириллович неторопливо подошел к двери, и тут только Келюс вспомнил, что камера заперта, снаружи – охрана, пулеметы и проволока в несколько рядов… Но растерянность тут же сменилась изумлением: старик легко ударил рукой по двери – и та со скрипом приоткрылась. Николай лишь сглотнул и вышел вслед за стариком в коридор.
Часового он увидел почти сразу. Крепкий парень в камуфляже, вооруженный короткоствольным автоматом, стоял под слабо горевшей лампой и откровенно скучал. Ни Варфоломея Кирилловича, ни Келюса он явно не видел. Старик оглянулся и, как показалось Николаю, слегка подмигнул. Приободрившись, Лунин ускорил шаг. Отчаяние и страх исчезли – те, кто грозил ему и его друзьям смертью, не были всесильны…
У выхода из подвала им встретился еще один часовой, также не обративший на беглецов ни малейшего внимания. Вскоре они уже были во дворе, где сновали люди в пятнистой униформе, но Варфоломей Кириллович, казалось, не замечал их, впрочем, как и они его. Келюс, осмелев окончательно, уверенным шагом направился к воротам. Часовые смотрели куда-то в сторону, и беглецы уже были готовы переступить черту, отделявшую их от свободы, как внезапно Николай ощутил невидимый толчок в грудь. В висках застучала кровь:
